“КАЖДЫЙ РОМАН ДЛЯ МЕНЯ – ПУТЬ ОСВОБОЖДЕНИЯ'' – ИНТЕРВЬЮ С МАРИЕЙ МАНСУРОВОЙ, ПИСАТЕЛЕМ, АВТОРОМ РОМАНОВ “ГОВОРЯЩАЯ ТИШИНЫ”, “ВОЛШЕБНИК РИШИКЕША”, “ФЕНИКС”, “ЖЕНЩИНА, КОТОРАЯ УХОДИТ”.
Сегодня дождь. Я пришел первым и занял столик в углу. Маша как всегда опаздывает. Очень кстати – есть время еще раз перелистать рукопись ее последнего романа. Романа, пока неизданного, который чудом попал ко мне в руки. И теперь вопросы роятся в голове, трещащей от бессонницы. Не хочу стандартного интервью: кто где родился, женился и прочую чепуху. Она ни к лицу этой книге, и ей – ни к лицу. Как с автором впервые встретился с Машей в Париже в 2013 году на книжной ярмарке. Помню, меня сильно позабавило появление девочки на каблуках в стае немыто-нечесаных русских писателей. Она держалась обособленно, была немногословна. Группа суетилась, обсуждая намеченные встречи и экскурсии. Ее же волновало одно – как попасть в дом Кортасара, где была написана знаменитая “Игра в классики”. Все это показалось милым, но не слишком серьезным. И тогда, стянув со стенда пару ее книг, я начал знакомиться с творчеством Марии Мансуровой. Тысячи прочитанных за всю жизнь страниц слегка притупили мое эмоциональное восприятие литературы, удивить меня сложно. Но Маше это удалось. Вернее, ее книгам. Потому, как она сама любит повторять, “они живут в полной автономности от нее самой”.
Она резко распахивает дверь кафе и встревоженно оглядывается, встряхивая мокрыми взъерошенными волосами. Натыкаясь взглядом на кипу разложенных передо мной бумаг, заливается задорным смехом.
— Миша, привет! Вижу, ты серьезно подошел к вопросу. Прости за опоздание, кстати.
— “Не оправдывайся” – твоя любимая фраза.
— Вообще-то не моя, Бродского, но да.
— Твой кортадо уже готовиться. Так что садись. Преступим к “серьезному” разговору.
Маша вновь начинает звонко смеяться. Но горячий кофе резко меняет ее настроение. Она становиться задумчивой, смотрит в окно, где дождь с новой силой обрушивается на город.
— И так… Твой новый роман называется “Я видел, она летела”, почему?
— “Ho visto Nina volare” песня итальянского композитора Фабрицио де Андре. Песня с очень глубоким текстом. Когда я впервые услышала ее, роман был уже полностью сформирован во мне. И она стала последним, решающим аккордом, разделившим произведение. Каждая глава венчается строчкой из песни, наиболее отражающей ее суть.
— А что значит “полностью сформирован во мне”? Написан? Или сначала есть какой-то план?
— Нет, ни то, ни другое. Сначала приходит ощущение, образ, потом идея, мысль… Они складываются в моей голове как пазлы и я начинаю писать.
— То есть когда ты приступаешь к работе, ты уже знаешь все от начала до конца?
— Именно. Я переживаю все внутри себя, прохожу огромный эмоциональный путь. Потом сажусь и выплескиваю на бумагу.
— Кто-то из персонажей может отклониться и поступить иначе?..
— Нет. Как бы мне этого не хотелось: все предрешено. Об этом по сути мой последний роман – о судьбе.
— Маша, ты опережаешь мои вопросы.
— Прости…
— Тогда продолжи. О судьбе…
— Главная идея моего романа – судьбу изменить нельзя. И выбор по сути только один – принять ее с достоинством и смирением, или метаться, уничтожая душу… Вообще, тема смирения лейтмотив всей книги.
— Так странно слышать от тебя слова о смирении. Тем более, что “Я видел, она летела” это сплошная провокация. Думаю, некоторые его обвинят в порнографии.
— Одно не исключает другого. Но есть суть, есть форма. Писатель не произносит лозунгов, он создает ситуацию, которая имеет определенное смысловое резюме.
— Но ты не оспариваешь, что роман очень откровенный?
— Хуже трусости и глупости может быть только ханжество. Художник должен использовать приемы, которые подсказывает будоражащий ум сгусток энергии. А не оглядываться по сторонам и думать: “А что скажут мои родственники и соседи, когда прочтут “такое”?
— То есть тебе безразлично мнение читателей?
— Как же я ненавижу вас, критиков, — улыбается, поднося чашку к капризному рту, — нет, Миша, конечно, небезразлично. Другой вопрос, что я не готова под этим мнением прогибаться, и никогда не руководствуюсь им. Я не пишу для читателя. Но каждый раз жажду его обрести. Вот ты говоришь о каких-то там сценах. А скажи, что ты почувствовал, когда прочел роман?
— Я плакал.
— Я тоже.
— Еще бы! Такое сотворить с главной героиней. Но, безусловно, финал очень сильный. Лаконичный и острый, как нож.
— Спасибо.
— Как тебе удается сочетать вещи фантастические с пронзительно реалистичными описаниями?
— Ну, во-первых, я вижу это иначе. На мой взгляд там нет ничего фантастического. Я лишь приподнимаю завесу обыденности.
— Пару слов о сюжете?..
— Сюжет нелинеен. Несколько временных плоскостей идут параллельно. Но по сути история идет с конца, а финал – отправная точка, завязка. Действие происходит в Стамбуле, на Кубе и в Москве. Цепь трагедий и неизлечимое заболевание подводят героиню к черте отчаяния. Она отправляется на поиски чуда, отринув все законы реального мира. На протяжении всего романа развивается три лирические линии: ее взаимоотношения с хирургом, человеком с незапятнанной душой, жаждавшим ее спасти, с неуравновешенным креативным итальянцем, в котором сочетается чуткость с непреодолимой тягой к насилию, с мужем, вычеркнутым из ее жизни огромным горем. При этом один из персонажей – абсолютный плод ее воображения, он существует только в ее голове, как побег от невыносимой действительности и в качестве мести человеку, ставшему для нее главным стремлением и безусловной любовью. Отношения с другим героем – это события, произошедшие с ним после ее смерти. Состоявшаяся личность с уcпешной карьерой и любящей семьей под гнетом нестерпимой потери превращается в опустившегося жителя крошечной конуры, пропитанной запахом жаренного мяса и мутной воды Босфора. И здесь… Он обретает ее, она спускается к нему. Эос в шафрановом одеянии снисходит к Астрею, чтобы утешить его и вернуть в привычный мир…
— Подожди. Поясни, пожалуйста, что за Эос и Астрей.
— В древнегреческой мифологии – Эос богиня зари, Астрей – повелитель звездного неба. Их великая любовь – невозможна. В романе они обычные люди. Но обычным людям несвойственно встречаться после смерти. Поэтому Нина превращается в Эос, а прагматичный хирург в Астрея. Ради мгновения истинной близости. Ради смирения…
— Но и это только часть произведения…
— Да. Все, выше перечисленное, происходит в условном настоящем. Но есть еще прошлое: Силайо – отец – наделенный магическим даром, Эмелин – его дочь – которую ему предстоит потерять. Куба. Варево жары, пыли, похоти и слез. Прошлая жизнь Нины, определяющая ее судьбу и цель ее появления на свет.
— В начале романа написано “Посвящается Хуану, Ангелу, пришедшему ко мне на земле”. А помимо всех, тобой перечисленных, еще одно основное действующее лицо – Хулио. Все это наводит меня на мысль о прототипах… Твои персонажи настолько реальны, что даже мне сложно представить, что они являются вымышленными. Расскажешь об этом?..
— На этот вопрос уже ответил Марио Варгас Льоса в “Заветах молодому романисту”. Не хочу повторяться. Но… Любые фрагменты реальности, попавшие в полотно художественного текста, теряют с ней связь, образуют мир вымышленный. Тоже самое могу сказать про персонажей. Для меня прототипом может стать человек, чей телефонный разговор я случайно подслушала на улице.
— А человек близкий, знакомый?
— Я могу использовать черту его характера или внешности, но это никогда не будет он сам. Честно говоря, как правило, герой в миллион раз прекраснее, чем его “прототип”. Но посвящение это совсем другое.
— То есть Ангел существует?
— Безусловно. Сложно было бы нам без них, ангелов, сохранять свет… — Ее смех снова катится между пустыми чашками и диктофоном. Но почему-то печаль чудится мне в ее глазах.
— В твоей книге поднимаются очень болезненные темы: детской смертности, рака груди… Присутствуют вопиющие сцены изнасилования. Тебе, как женщине, нетяжело было такое описывать?
— Ни тяжелее, чем кому-то проходить через это. Грустно ли мне, когда я работаю над такими сценами? Да. Мне безумно грустно, больно за моих персонажей, за то, что такие вещи существуют ни только в моей голове. Но каждый роман для меня – путь освобождения. Через все эти отвратительные ситуации я ищу надежду. И нахожу. Нахожу ее сердцах, повергнутых в бездну горя, но преисполненных любви. Вопреки всему, вопреки смерти.
— И позволь задать тебе вопрос, болезненный для каждого автора… Ты уже определилась с издательством?..
— Вопрос действительно острый. Ты, Миша, лучше других знаешь печальную ситуацию на книжном рынке. Книг публикуется все меньше, а условия для писателей – все более жесткие. Я бы сказала – неприемлемые.
— Есть варианты?
— Да. Но не один из них мне не кажется подходящим. Мой роман для меня непросто рукопись, это часть меня, выдранная c сукровицей души. Я не готова “подарить” его вместе с правами. Один мой знакомый литературный агент посоветовал выбрать принципиально другой путь – краудфандинг. Это содействие людей, заинтересованных в публикации. Так что… Надеюсь на моих читателей.
— И последнее… “Я видел, она летела” – роман, завораживающий тонким воссозданием внутреннего мира людей. Ты заставляешь сопереживать каждому герою, каждый раз “перечеркивая предчувствием хрупкую надежду''. “Все предрешено,” – фраза, витающая над текстом. А что такое судьба для тебя лично? Ты готова подчиниться ей?
— Да. Я подчиняюсь ей прямо сейчас, выпуская в мир птицу, так долго бившуюся в моей груди.
Маша подносит к губам очередную чашку кортадо. Ее волосы, высохшие после дождя, непокорными прядями смотрят по сторонам. Взгляд вдруг становиться далеким и отрешенным. И в голову мою просачиваются строчки из ее романа: ’’ Но я уже высоко. Все выше и легче… Уношу с собой всю нежность, тебе отмеренную. Прочь от грязной сырой земли.”
P.S. В те дни, в Париже, Маша все-таки нашла квартиру Кортасара. И более того, ей довелось беседовать с Ауророй Бернардес в последний год ее жизни. И теперь, в Париже, на площади генерала Бере, среди призраков Маги и Орасио стоит “Волшебник Ришикеша”. И кто знает, в ряд с какими шедеврами однажды встанет “Я видел, она летела”…
Михаил Дальда
Дата публикации: 20 апреля 2017 в 01:11