|
Блоги - раздел на сайте, в котором редакторы и пользователи портала могут публиковать свои критические статьи, эссе, литературоведческие материалы и всяческую публицистику на около литературную тематику. Также приветствуются интересные копипасты, статические статьи и аналитика!
1734 |
Умер первоклассный русский ПОЭТ
Игорь родился в Приморском крае. После института работал инженером-конструктором. Потом журналистика. "Московский комсомолец", газета "Труд". Там он прошел путь от корреспондента до ответственного секретаря. … Стал заместителем шеф-редактора "Российской газеты - Неделя"...
Ему было всего 57.
http://57575.diary.ru/p186879593.htm
Игорь Царёв
На Божедомке Бога нет
...На Божедомке Бога нет.
И пешим ходом до Варварки
Свищу, заглядывая в арки,
Ищу хоть отраженный свет,
Но свежесваренным борщом
Из общежития напротив
Москва дохнет в лицо и, вроде,
Ты к высшей тайне приобщен.
Вот тут и жить бы лет до ста,
Несуетливо строя планы,
Стареть размеренно и плавно
Как мудрый тополь у моста,
Во тьму, где фонари растут,
Под ночь выгуливать шарпея,
А после пить настой шалфея
Во избежание простуд...
Столица праздная течет,
Лукаво проникая в поры:
И ворот жмет, да город впору,
Чего ж, казалось бы, еще?
Зачем искать иконный свет,
Следы и странные приметы?
Но кто-то ж нашептал мне это:
На Божедомке Бога нет...
Золотой Кожим
Золотая река, своенравный Кожим*,
Многожильным течением неудержим,
Закипая в базальтовом тигле,
Прячет редкие тропы под мороком льда.
Ни Мамай, ни какая другая орда
Самородков его не достигли....
Рассыпаются прахом оленьи рога,
За века не изведав иного врага,
Кроме острых зубов росомахи...
Но, признайся мне честно, сакральный Урал,
Сколько душ ты невольно у неба украл
В необузданном этом размахе?
Вот и снова, едва ты кивнул:"Обожди!",
Я влюбляюсь в твои обложные дожди,
И холодные волны с нажимом,
И тревожные крики последних гусей
Над уже побелевшей горой Еркусей
И сметающим камни Кожимом.
Не печалься, Урал, твоя совесть чиста,
Как забытые кости в расстрельных кустах
И мелькание снежных косынок!
Но, гляди, как седая старуха-заря
Каждым утром обходит твои лагеря,
Будто ищет пропавшего сына...
-----------
* Кожим течет в Приполярном Урале.
Долгое время эти места были закрыты
для посторонних из-за золотодобычи.
Лишь в 1995 году район открыли для туристов.
Тобол
На Тоболе край соболий, да не купишь воротник.
Заболоченное поле, заколоченный рудник...
Но, гляди-ка, выживают, лиху воли не дают:
Бабы что-то вышивают, мужики на что-то пьют.
Допотопная дрезина. Керосиновый дымок.
На пробое магазина зацелованный замок.
У крыльца в кирзовых чунях три угрюмых варнака -
Два пра-правнука Кучума и потомок Ермака.
Без копеечки в кармане ждут завмага не дыша:
Иногда ведь тетя Маня похмеляет без гроша!
Кто рискнет такую веру развенчать и низвести,
Тот не мерил эту меру и не пробовал нести.
Вымыл дождь со дна овражка всю историю к ногам:
Комиссарскую фуражку и колчаковский наган...
А поодаль ржавой цацкой - арестантская баржа,
Что еще при власти царской не дошла до Иртыша...
Ну, и хватит о Тоболе и сибирском кураже.
Кто наелся этой воли, не изменится уже.
Вот и снова стынут реки, с веток падает листва
Даже в двадцать первом веке от Христова Рождества.
Шурогайка
Берега — песок, да галька,
Перемолотый гранит...
Между ними шурогайка
Злую воду боронит,
Бьет хвостом перед заломом,
Точит зубы на улов,
Но над каждым рыболовом
Есть повыше рыболов!
И плывут над ивняками
И рекой издалека,
Загребая плавниками,
Молодые облака,
И у темной кромки леса
Настороженно звенит
Еле видимая леса,
Уходящая в зенит...
Не спеши, дружок, зашиться,
Раньше срока не трезвей —
Эта славная ушица
Сердце делает резвей:
В ней и мы, и щучье семя,
И таежный островок,
И танцующий над всеми
Солнца желтый поплавок...
----
Шурогайка (щурогайка) - так в Сибири
и на Дальнем Востоке называют маленькую щуку.
Полковник
Под столом вздыхает во сне мастиф,
Осторожно голову умостив
Возле ножек,
А хозяин перышком вжик да вжик,
Будто темной ночью лихой мужик
Точит ножик.
Он полковник ГРУ и прошел Бейрут,
А в разведку ангелов не берут,
Значит грешен,
Но сегодня, будто простой пацан,
Два часа таращился в небеса
У скворешен.
Ты ж, полковник, стреляный воробей,
Поезжай на Мальту, на все забей,
Пей малагу!
Нет, попал под боженькин мастихин
И пробило к старости на стихи
Бедолагу.
Ах, полковник, это не стоит месс,
Ты купи для счастья роскошный мерс
Или хаммер...
Но клокочут в горле его слова
И дымится бедная голова
Над стихами.
А соседи в доме: курлы-курлы,
Погляди, какие у нас орлы
Обитают!
Под ребром осколок повесткой в ад,
Но глаза — как лампочки по сто ватт —
Бабы тают...
Совершенно летнее
Русский полынный космос, бес, крутящийся на игле,
Рюмка за упокой, а потом во здравие...
И наплевать, что мир - лишь кусочек гравия,
Мчащийся наугад по вселенской мгле...
Водочку приголубишь, хрустнешь нежинским огурцом,
Смачно словцо обронишь (да с оборотами!),
Спустишься в сад, и пусть себе за воротами
Бездна косматая дышит тебе в лицо...
Спелые звезды и яблоки тихо падают в черный мох...
Мятых и битых нас, с родовыми травмами,
Лето от зимней немочи лечит травами,
Нежа, как мог бы нежить один лишь Бог.
Дачное
Вот и Брыковы горы, и лета макушка,
И суббота идет заведенным порядком:
В холодильнике «Орск» дозревает чекушка,
Набирается солнца закуска по грядкам…
И цикады выводят свои пиццикато,
И погода - куда там в ином Намангане!-
И, бока подставляя под кетчуп заката,
Ароматом исходит шашлык на мангале…
Старый кот на плече, верный пес у колена,
Я - беспечный герой золотой середины,
И смотрю свысока, как по краю вселенной
С одуванчиков ветер сдувает седины.
Бродскому
Не красками плакатными был город детства выкрашен,
А язвами блокадными до сердцевины выкрошен,
Ростральными колоннами, расстрелянною радугой
Качался над Коломною, над Стрельною и Ладогой...
И кто придет на выручку, когда готовит Родина
Одним под сердцем дырочку для пули и для ордена,
Другим лесные просеки, тюремные свидания,
А рыжему Иосику - особое задание...
Лефортовские фортели и камеры бутырские
Не одному испортили здоровье богатырское.
Но жизнь, скользя по тросику, накручивая часики,
Готовила Иосику одну дорогу - в классики.
Напрасно метил в неучи и прятался в незнание,
Как будто эти мелочи спасли бы от изгнания!
И век смотрел на олуха с открытой укоризною:
Куда тебе геологом с твоею-то харизмою?..
Проем окошка узкого, чаёк из мать-и-мачехи...
Откуда столько русского в еврейском этом мальчике?
Великого, дурацкого, духовного и плотского...
Откуда столько братского? Откуда столько Бродского?
Лихоборы
В Лихоборах, в Лихоборах
Тополиный пух как порох -
Искру высеки!
Но проходят дни негромко,
Словно здесь у жизни кромка
Или выселки.
И деревья за домами -
Будто долго их ломали
Или комкали...
И старухи из оконцев
Сверлят взглядом незнакомцев
С незнакомками...
Всё под боком или рядом,
Под надзором и приглядом -
Во спасение!
Лишь качнется где-то ветка,
А уже несет разведка
Донесение.
Знает каждый в Лихоборах
С кем гуляет дядя Борух -
Нос горбинкою,
Как у фельдшера ночует,
А она его врачует
Аскорбинкою,
Как приходит пьяный в стельку,
А она его в постельку -
Пух да перышки.
Все перины и подушки
Её сирой комнатушки
Лишь для Борушки!
Столько боли на подоле -
Не скупа ты, бабья доля,
Непогожая!
Опустила руки грузно
И глядит с иконки грустно
Матерь Божия.
Малая Вишера
Е.Д.
У судьбы и свинчатка в перчатке, и челюсть квадратна,
И вокзал на подхвате, и касса в приделе фанерном,
И плацкартный билет – наудачу, туда и обратно,
И гудок тепловоза – короткий и бьющий по нервам…
И когда в третий раз прокричит за спиною загонщик,
Распугав привокзальных ворон и носильщиков сонных,
Ты почти добровольно войдешь в полутемный вагончик,
Уплывая сквозь маленький космос огней станционных.
И оплатишь постель, и, как все, выпьешь чаю с колбаской,
Только, как ни рядись, не стыкуются дебет и кредит,
И наметанный взгляд проводницы оценит с опаской:
Это что там за шушера в Малую Вишеру едет?
Что ей скажешь в ответ, если правда изрядно изношен?
Разучившись с годами кивать, соглашаться и гнуться,
Ты, как мудрый клинок, даже вынутый жизнью из ножен,
Больше прочих побед хочешь в ножны обратно вернуться…
И перрон подползет, словно «скорая помощь» к парадной…
И качнутся усталые буквы на вывеске гнутой...
Проводница прищурит глаза, объявляя злорадно:
Ваша Малая Вишера, поезд стоит три минуты…
И вздохнув обреченно, ты бросишься в новое бегство,
Унося, как багаж, невесомость ненужной свободы,
И бумажный фонарик еще различимого детства,
Освещая дорогу, тебе подмигнет с небосвода.