|
Блоги - раздел на сайте, в котором редакторы и пользователи портала могут публиковать свои критические статьи, эссе, литературоведческие материалы и всяческую публицистику на около литературную тематику. Также приветствуются интересные копипасты, статические статьи и аналитика!
985 |
Если петь без души — вылетает из уст белый звук.
Если строки ритмичны без рифмы, тогда говорят: белый стих.
Если все цвета радуги снова сложить — будет свет, белый свет.
Если все в мире вальсы сольются в один — будет вальс, белый вальс!
Владимир Высоцкий.
Белым – называют стих не имеющий рифмы, но имеющий характерное число стоп и обладающий определенным размером. Это может быть и ямб, и анапест, и дольник; конечно же, с приставкой «белый».
Сеть
Жизнь – как рыбацкая сеть…
День за днём, пядь за пядью:
Серо - стальных поплавков,
Одинаково грязных,
Мельканье.
То, чудо – рыба сверкнёт
Оперением ярким на солнце,
То – безобразьем – дыра
В полотне, о корягу прошитом.
Чаще же, просто:
Морская трава да ракушки…
Жизнь – как рыбацкая сеть.
День за днём.
День за…
Откуда же взялся и пошел гулять по миру данный термин? Поговаривают, накосячили французы, ошибочно переведя английское «blank»(сгладить, стереть), как «blanch»(белить). Ну, а от французов, как водится, и на Русь-матушку занесло.
Что же такое белый стих? Или, точнее, чем он является, а чем нет?
Вот уже не одно столетие ломают копья исследователи и критики, следует или не следует относить к б.с те «ранние образцы национальных поэтических традиций, создатели которых не были знакомы с явлением рифмы» - античные стихи (гекзаметр, алкееву строфу), фольклорные нерифмованные стихи (русская былина и. т. п) независимо от времени их возникновения.
Первые обосновывают свое мнение тем, что б. с, являясь стихом метрическим, «есть уже сам по себе «явление самодостаточное и организованное». Вторые замечают, что эффект белого стиха «действенен только в тот период и только тогда ощутим читателем, когда подавляющее большинство поэтов зарифмовывают строки, а публика начинает видеть в рифме чуть ли не главный признак стихотворной речи». По их мнению, к б. с следует причислять «лишь те, которые возникли после введения рифмы в обиход европейской поэзии, как некое противопоставление рифмованному тексту».
«Б.с – добавляют сторонники второго метода – это отступление от сформировавшихся правил и стихотворных традиций, игнорирование рифмы как своеобразный художественный прием». Т.е., явление осознанное, в противовес явлению неосознанному;
Что не лишено известной логики и смысла.
Антракт
Декорации Босха. В театре сегодня аншлаг.
Снова голый король, улыбаясь, выходит на «бис».
Рукоплещет галерка. Ногами выводит партер,
Что-то среднее, между чечеткой и азбукой мор -
« -Зе», нелепо кривляясь,
Привычно вливается в «ро»,
Как в тугие колготки, с утра, молодая вдова.
В общем, все как всегда. Те же: музыка, лица, сюжет.
Как сказал один немец: на западном фронте без…виз?
Ты – в девятом ряду. У тебя превосходный обзор.
Получай удовольствие, слейся с толпой заодно.
Хочешь, скомкай афишку, в передние швырни ряды,
Хочешь, щелкай попкорном. Подсолнухом.
Или таблом…
Ты оглох от хлопков. Вот бы кто (не на ухо, так в лоб)
Разъяснил, отчего слово «душно» так близко к «душе»?
Ворот – вправо и вниз. Рваных связок предательский свист.
И бросок за кулисы, за злую нахохленность штор,
Где уже не достанут ни слово, ни кнут, ни рука;
Разве только, что пуля…
Но пуля, во все времена,
Как и всякая баба, не слишком-то блещет умом.
И конечно промажет. И, сослепу, ляжет с твоим
Лучшим другом…
А друг – он ведь друг, он всегда
Забирает все лучшее, что назначалось тебе.
То, что было в тебе…
А тебе остается – театр.
Декорации Босха. И голый усталый король,
Распивающий водочку avec l'amant du hеros.*
И потёртое кресло…
Куда же ты снова? Садись!
Видишь, меркнут софиты? Оркестр играет финал…
*avec l'amant du h;ros - с героем-любовником (ампл. фр.)
Заглянем в историю…
Одним из первых русских поэтов, заинтересовавшихся данным жанром, был Василий Кириллович Тредиаковский, настолько попавший под его обаяние, что даже (явно на эмоциях) обозвал традиционный рифмованный стих «детской сопелкой». Насколько прав или не прав был он в своем – уверен, искреннем – утверждении, судить потомкам. Что потомки и сделали, беззастенчиво предав гекзаметры Василия Кирилловича пыли забвения. Последнего, однако, вполне можно было понять. В те времена (да еще и в России) белый стих, как жанр, был абсолютно нов, свеж и, несмотря на отсутствие рифмы, был наделен ритмом, метром и размером и вполне мог очаровать вечно ищущие новизны поэтические сердца. Что вскоре и случилось.
Следом за В. Тредиаковским, пробует свои поэтические переводы (Гораций, Апулей) А. Кантемир. Позднее, к данному жанру обращаются В. Жуковский, А. Пушкин, А. Кольцов, не могущие не заметить определенных преимуществ б. с, во многом не только не уступающего стиху рифмованному, но, кое в чем даже превосходящего его, поскольку позволяет автору большую свободу и глубину в выражении чувств – дум, размышлений, внутренних душевных переживаний – главного героя.
Тростник
Когда не пишется, а скользкие слова,
и сталь крючка, презрев и волос сети,
резвятся и трепещут в глубине
хладеющего омута души,
подобен я сухому тростнику,
маячащему высохшей клюкою,
в закатный час, на неба полотне, хранящем увядания черты…
Когда бессилен я, когда и явь, и сон,
переплетаясь цепкой повиликой,
опутывают мой застывший ствол
и листья стрел томящихся втуне,
когда, что «есть», что «будет» - все одно;
лишь только в прошлом – где-то в подреберье –
колючкой терпкой, сладостная грусть
одна, одна находит торжество
и мне дает понять, что я…не мертв,
и зацвету от первого дыханья
пахнувшего прохладой ветерка…
и свяжут мир танцующие пряди…
Но сух песок.
И немы облака.
И водомерки на зеркальной глади…
Несмотря, однако, на все эти пробы « в русской поэзии ХVII в. данный жанр остается относительно редким и используется в основном при переводах без рифменных стихов античных авторов или европейской средневековой литературы».
А. Дельвиг («Хата», «Русская песня») А. Кольцов (« Косарь», «Песня») пользуются б.с. при воссоздании русских фольклорных традиций. А. Пушкин утверждает нерифмованный пятистопный ямб (заимствованный, по всей видимости, у У. Шекспира) жанром драматургии («Маленькие трагедии», «Борис Годунов»).
(В связи с последним, не лишним будет напомнить об отличии б.с. от так называемого «холостого» стиха, коим именуется стих, в котором наряду с не зарифмованными строками, присутствуют – рифмованные. Различают, как минимум, две схемы рифмовки: рифмованные нечетные строки и нерифмованные четные и наоборот. Вторая схема, впоследствии, получила название «гейневской».)
В более поздний период к б.с. обращаются И. Бунин, в переводе поэмы Г. Лонгфелло «Песнь о Гайавате», А. Блок («Вольные мысли» ), М. Горький( «Буревестник»), А. Ахматова(Когда человек умирает» ), И. Бродский(«Лучше всего спалось на Савеловском»)и другие.
Чем же интересен белый стих для нас, детей нынешнего поколения?
На мой взгляд, конечно же, тем, что:
Первое. Позволяет автору более ярче осветить внутренний мир своего героя, заглянуть в такие его глубины, которых, посредством обычного, рифмованного стиха, вряд ли бы и достигнул.
Второе. Дает автору необходимые инструменты для того, чтобы не опошлит, не «овульгарить» тему, сокровенную мысль, требующую максимального напряжения восприятия, максимальной «вживаемости», слитии читателя с образом действующего героя или каким либо свершающемся явлением, событием, действом.
Третье. Предполагает гораздо более широкий диапазон действий, позволяя автору действовать в не зависимости от конкретной атрибутики – норм, требований построения.
Реквием одинокому льву
Лев пустыни – спи с миром! Ты принял последний бой.
От предательства тщетна отчаянность клыков и когтей.
Умереть не в постели,
Воистину - царский удел.
Так чего же ещё остаётся тебе желать?
Ветер - преданный пёс – жадно слижет с песка следы
На нехоженых тропах,
Хранящих упругость лап.
Лев пустыни – спи с миром! Пусть кружит тебя на руках,
Без конца и без края, нубийская черная ночь,
Где твой мальчик Обама
Проплакал свои глаза.
Где цикады взахлёб, где, маисовым спелым зерном,
Из ладоней шершавых скользнула в барханы луна
И рассыпалась брызгами
Неугомонного дня…
Того дня где тебя, в человеческом облике…нет.
Там, где небо, склоненное, твой отражает покой,
Где ни боли, ни горести,
Там, где вы с дочкой вдвоем…
И ресницы её, мотыльками весенних полей,
Из раскрытых бутонов пьют зыбкий лиловый рассвет
Долгожданного праздника
Непокорённой страны.
Лев пустыни – спи с миром! На хрупкой и зыбкой стезе,
От венца до распятия – лишь одиночества шаг.
Ты себе его сам начертал;
И ты сделал его…
Знай, во все времена чернь свирепей терзает того,
Кто, рукой милосердной, вина ей и хлеба давал.
Ненавидим дающий рабу,
Ибо завистлив раб!
Лев пустыни – спи с миром! Но, верь, за тобою придут!
И в ослабшие пальцы упавшее вложат копьё.
Твой огонь не угас.
Он лишь тлеет до срока,
Свернувшись, как раненый зверь,
Как, в отрогах Джебеля, могучий палящий гибли*,
Перед новым смертельным броском
Набирающий дух….
Лев пустыни…я плачу,
В немое уткнувшись, плечо,
О себе, как о мёртвом, безудержно горько скорбя.
Ты прости мне за то,
Что вчера ещё был не причём.
Ты прости мне за то,
Что сегодня я…предал тебя.
И, соглашусь с мнением, что в современной поэзии б.с. воспринимается скорее именно как «протест против общих правил и традиций», а в некоторых случаях, и как «душевный крик» автора, заключенного в прокрустово ложе собственных страстей, метаний, исканий и противоречий, его непроизвольный, часто очень болезненный поиск ускользающих ответов на жизненно необходимые вопросы. А, говоря иными словами, на поиск Того, обратиться к Которому зарифмованными строками было бы кощунством.
Наверное, потому, во все века, никогда не рифмовалась молитва…
Смятение
О, почему, скажи, за счастья краткий миг
Мы часто платим временами скорби?
И цепью, вновь, убогое влачим
Своё существование.… Доколь?!
Доколь же, Господи, мы мучиться должны?
И горе приносить единственным и близким,
И распинаться на кресте страстей,
Пытаясь, круг порвать осатаневший,
Чтоб вырваться и хоть на миг глотнуть
Живительного воздуха… Любовь
Под небом вечным, часто - лишь обман.
Но скажет кто, что худший из обманов:
Любовь ли грешная, иль мёртвость не - любви?
Ответь мне, Господи! Прошу Тебя, скажи,
И излечи недуг больного сына.
Я знаю, мудр Ты, знаю, что пути
Твои, порою, неисповедимы;
Что пользу нам, в итоге, принесёт
Всё то, что ныне мнится за страданье…
Но как же быть теперь? Ведь я живу!
Единым днём, единою минутой,
И радуюсь, и плачу, и молюсь,
И не хочу принять того, что завтра,
Быть может, обернётся мне добром
Сегодняшнее зло.…
А жизнь идёт.
Жизнь меркнет как свеча и, сном туманным,
Растаивает в утренних лучах
Безжалостного солнца, порождая
Иные поколения на свет,
Которые, незыблемым законом,
Страдать обречены, за нами в след…
А жить так хочется…
И времени уж нет.
Что же такое верлибр? «Сиамский» близнец белого стиха, только более бесхребетный – ломается, изгибается змеей – то кольцами совьется, то распрямится струной.
По сути – Двуликий Янус. По гороскопу – Близнецы. Два в одном.
Но это, только на первый взгляд…
В чем же своеобразность верлибра? Своеобразность…какое верное слово! Этой «своеобразностью» верлибр и замечателен, поскольку не имеет в себе практически никаких « классовых» признаков позволяющих причислить его к стиху: ни строчной длины, ни размера, ни рифмы. Грубо говоря, можно взять любой, на выбор, кусок прозы, разбить его на строчки и…получить искомое, т.е. – верлибр.
Давайте попробуем? Вижу, вы не против. Итак, берем с полки кого-нибудь из классиков…вот, Бунина, хотя бы. Открываем на первой попавшейся странице, читаем:
«Соня, с розой в волосах, быстро отворила и затворила дверь, тихо воскликнула «Как, ты спал!». Я вскочил – что ты, что ты, мог ли я спать! – схватил её за руки. «Запри дверь на ключ»…
Достаточно, думаю. Теперь разобьем выбранный отрывок на строки. У меня получилось вот, что:
Соня, с розой в волосах,
быстро отворила
и затворила дверь,
тихо воскликнула: «Как, ты спал!»
Я вскочил – что ты, что ты,
мог ли я спать!
Схватил ее за руки.
«Запри дверь на ключ…»
Можно ли назвать данный эксперимент верлибром? Теоретически – да. Практически…не знаю, сомневаюсь как-то. Почему? Да, черт его знает! Сомневаюсь и все. Нет у меня такой уверенности! Это, что-то из области восприятия: тепло - холодно, хорошо - плохо, то - не то…Почему не «то»? Ведь и рифмы нет, и размер отсутствует. Чего еще надо? А, вот не хватает этого « чего-то», хоть тресни! Какой-то внутренней гармонии, что ли…
Что ж я, не сумел в него эту внутреннюю гармонию вдохнуть? Не правильно разбил на строки? А может просто не подходящий фрагмент текста выбрал?
Вот вам и «кусок прозы»…
Что, еще попробуем? Можно. Только, на этот раз, возьмем кого-нибудь из поэтов, так спокойней будет. Пастернака, например. Открываем наугад, читаем, что в глаза первым бросилось: «Кончался сентябрь. Грязью залитого пожара горел в лощинах мусорно-золотой орешник, погнутый и обломанный ветрами и лазальщиками по орехи, сумбурный образ разоренья, свернутого со всех суставов упрямым сопротивленьем беде».
Ну, это уже что-то ближе к теме. Разбиваем…
Грязью залитого пожара
горел в лощинах мусорно-золотой орешник,
погнутый
и обломанный ветрами и лазальщиками по орехи,
сумбурный образ разоренья, свернутого
со всех суставов
упрямым сопротивленьем
беде.
Вот, как-то так, у меня вышло. Вроде уже не плохо, но тоже не фонтан. И, самое главное, я не совсем не понимаю, для чего все это нужно? Точнее, совсем не понимаю. Зачем пытаться переиначить и без того уже красивый фрагмент текста при этом нисколько не будучи уверенным в том, что «создашь» что-то лучшее?! А значит…верлибром не становятся, верлибром – рождаются! Значит, верлибр не случайный «бастард» прозаического текста, а его родной брат, имеющий одинаковые права на наследство…
Лепестки
Бело - розовый дым…
Упоённая мёдом пчела
В хрупкой чаше цветка видит розовый сон.
Бело - розовых пальцев твоих
Лепестки
Опадают по мне
Мягкокрылым дождём.
Чувствую, как первоначальное, несколько пренебрежительное мнение о верлибре (да такое каждый дурак сможет!) уступает место если и не уважению то, по крайней мере, определенной заинтересованности. Сам по себе напрашивается вопрос: а так ли уж прост верлибр, как на первый взгляд кажется? Так ли уж незатейливо-доступен для каждого желающего?
Месяц, Харона ладья,
В пенных скользит облаках, устремляясь на запад,
Души умерших влечёт
К водам бездонного Стикса.
Лодочник хмурый содрал с глаз моих свою плату,
И на дне лодки качаясь
Я трогаю чёрные звёзды.
Вот, парочку все же удалось откопать. Но это тот случай, когда родилось по наитию. Попытался выстроить что-то нарочно, перевел кучу бумаги и…ничего не вышло. Не знаю, может просто вдохновения не было…
Прав все-таки Е. Евтушенко заметивший, что «по настоящему свободным стихом могут пользоваться лишь те поэты, которые полностью освоили грамматику поэтического мастерства в области регулярного стиха». И не совсем точен А. Кушнер, не без резкости заявивший, что «верлибр хорош только изредка!»
Ошибся маленько Александр Семёнович. А нужно было одно лишь словцо местом поменять: «хороший верлибр – только изредка!»
Ведь то, что мы (уверен, большинство из нас) не хотим, не умеем работать с верлибром, вовсе не отменяет красоту данного жанра, а говорит лишь о нашей неспособности воспринять едва различимую ритмику его, сравнимую с мелодией, которую улавливаем мы в журчании скачущего по замшелым камням ручья или шепоте сосновых крон от касания весеннего ветра…
Ноктюрн
Лунною печатью
запечатан свиток,
свиток ночи чёрной
взятый от созданья.
Звёздочки - сестрички,
в глубине бездонной,
жалятся и плачут,
лучиком моргая,
Тёплый ветер ивам косы расплетает…
Но, лишь воск растает,
мутною слезою,
как свернётся свиток,
унося с собою
грёзы о несбытом.
Как бы там ни было, а верлибр (или свободный стих) был и остается «особым творческим методом, основанным на возможности передать рисунок авторской мысли в наиболее естественной (и) органичной форме, не ограниченной жесткими рамками, свободным не только от ритма и рифмы, но, как ни парадоксально это звучит, и от необходимости полностью избавляться от оных». Иными словами, «помимо разбитой на строки прозы (верлибром) могут считаться и рифмованные строки, и нерифмованный стих с выраженным, но не постоянным ритмом».
Не знаю, кому как, а мне все это очень напоминаем стихи в прозе (тот же, лишенный рифмы текст, наделенный внутренней ритмикой), а также японскую миниатюру (хокку, танка) которая, по сути, представляет из себя тот же верлибр. А вы как считаете?