0
947
Рубрика: кино

Павел Недоступов

Литературной основой фильма стал одноимённый роман 1975 года Джеймса Балларда, писателя именитого, чьи книги уже были экранизированы. Многие помнят "Империю солнца" Спилберга с Бейлом и Малковичем в главных ролях.

Снять крепкую антиутопию, лишенную откровенного экшена, перестрелок и погонь, дело не легкое. Бен Уитли справился на "хорошо". Для отличной оценки мне не хватило некоторой кинематографической магии. Невидимого элемента, превращающего продукт в искусство.

Режиссер не стал в угоду публике менять время действия и оставил на экране семидесятые. Очень верное решение, если учитывать нашу собственную историю.

Желание идеальной среды обитания людей будущего, своего рода коммуны, где даже высотки эстетически напоминают здания советского конструктивизма 20-х, 30-х годов прошлого века. Существенное отличие в присущей Западу классовой разобщенности. Но и тут не все однозначно. В фильме отсутствуют гопота и быдло. Жители нижних этажей вполне себе интеллигенция. Врачи-стоматологи, режиссеры-документалисты. Явных маргиналов среди них нет, хотя времена сегрегации закончились, но имущественный ценз остался высок. Условный пролетарий не мог позволить себе квартиру даже в нижних этажах. Поэтому все население (за исключением верхних и пентхауса) является представителями пресловутого среднего класса, который в большинстве капиталистических стран считается экономической опорой государства.

В свою очередь домом управляет не бездумный богач-нувориш-олигарх, а так же вполне себе интеллигент и творческий человек — архитектор.

И в этом первая идея фильма. Прекраснодушие и утопические мечты Ройала хороши в проектных чертежах и оказываются абсолютно нежизнеспособны на деле. Твердую, необходимую во времена кризиса волю уверенного управленца у архитектора заменяет постоянная рефлексия отстраненного мыслителя — качество благородное, но бесполезное в рамках существующих в фильме реалий. Но хотя герой Айронса не способен изменить, исправить ход событий, он, следуя своим понятиям о человеческом достоинстве, пытается как может сохранить его до конца (спасает от смерти Лэнга и выручает жену, пытается противостоять бунту Уайлдера).

Доктор Лэнг самый неоднозначный герой картины. С самого начала он предстает человеком, не вписывающимся в социум высотки. Его постоянно преследуют неудачи (сексу с Шарлоттой мешает Тоби, выгоняют с приема, не удается починить аппарат, смеются ученики, не может определиться с дизайном квартиры). Доктор чужероден зданию, в которое переехал после смерти сестры в надежде начать новую жизнь. Потому он даже не распаковывает коробки с вещами, не обживает новый дом.

Изменения начинаются со смертью Манро, вина за которую лежит на Лэнге, именно он своим враньем подтолкнул молодого врача к самоубийству. Одновременно с этим человеческим грехом начинается и стремительный упадок здания и всего общества в целом. Оскотинивание человека как вида набирает потрясающую скорость. Вчерашние богемные вечеринки становятся оргиями. Секс и насилие, лишенные нравственных ограничителей, быстро выходят на первое место. Власть сильного становится единственной ценностью. Люди возвращаются к корням, сбрасывая культуру как рудимент. Атавизм мешающий выживать. Наглядное воплощение «теории разбитых окон». Деградация общества и выносит в итоге Лэнга наверх пищевой цепочки. Из лишнего человека, он становится человеком незаменимым и обретает наконец себя.

Показательно и преображение иерархической системы в матриархат. Во многих древних цивилизациях именно такая форма правления гарантировала выживание. Неспособность мужчин унять свои эгоистичные желания ставит под угрозу будущее. И только женская сущность способна навести порядок. Такой вот перезапуск человечества в отдельно взятой многоэтажке.

Финальная сцена с Тоби, гимном капитализму, трубкой Пенброу и мыльными пузырями толстовата, но закономерна.

 

 

Ксения Комарова

Есть такая вирусная картинка: «Алиса в стране обязательств». Возвращается девочка домой, а тарелка ей говорит «помой меня», пол говорит «подмети меня», кексик говорит «не ешь меня». Когда смотришь антиутопии-параболы типа «Высотки», становишься Алисой в стране символов, каждый из которых просит «узнай меня», «расшифруй меня» и «интерпретируй меня». Слишком густо и литературно намешан метафорический ряд, а повестка прет из всех щелей. И это с учетом того, что литературный источник относится к 70-м годам! Во многом, «Высотка» – это хороший вариант «Маяка», с более удачным кастом и прописанным благодаря книге сюжетом. Любить такое кино невозможно: оно дает пищу для ума, а сердце продолжает работать в дежурном режиме, без перебоев и скачков. Нет тут человека – есть история идей. Впрочем, давайте по порядку.

Фильм, конечно, антибуржуазный: для недогадливых в конце об этом сказали прямо (потрясающее недоверие к зрителю). Высотка представляет собой социальную вертикаль, на верхних этажах загнивает элита, на нижних этажах выживает беднота. В результате капиталистического краха дом перемешивается, наступает относительное мусорное равенство, рядом строятся сходные высотки, в которых история, со всей очевидностью, повторится. В фильме сюжет не совпадает с фабулой, создано типичное для параболы кольцо, но если попробовать выстроить хронологию жизни здания, то становится ясно, что авторы намеренно ослабили переломный момент, когда благополучие склонилось в сторону упадка. А это вообще-то важно! Про капитализм мы и так многое знаем. Те из нас, кто леваки, понимают ценности солидарности и труда, природную мерзость власти больших денег и корпораций, несправедливость отчуждения работающих от созданного ими прибавочного продукта. Тут ничего доказывать не надо. Маркс уже все сказал, и сказал убедительно. Правда, обломившийся в нашей стране политический эксперимент стал тяжелым ударом для левых, но ничего, оправились, снова веруем. И именно поэтому не показанная в фильме точка перелома – это упущение и потеря. Есть одна лукавая сцена где-то минуте на сороковой, когда группа жителей верхних этажей решает что-то доказать нижним этажам, но не показаны ни причины, ни механизмы принятия этого решения. Более того, произошедшее неестественно, неправдиво. Для верхних этажей нижние этажи исчезают! Вот – правда. Максимум, что могло произойти с элитой высотки – это строительство лестницы к богу.

Есть вопросы и к Лэнгу. И даже не столько к нему, сколько к Тому Хиддлстону. Он сиропно сладкий, мягкий, застенчивый и сексуальный, и поверить в то, что он дробит на работе черепа, почти невозможно. Какой из него выживальщик и наблюдатель? Его бы трахнули и съели в первый же день бунта. Доктор-физиолог, хроникер высотки, должен быть типа Хью Лори в роли Хауса. Достаточно привлекателен, чтобы коммуницировать, и умно циничен, хитер, чтобы не дать себя растерзать. Такой и собаку съест, и женщин обаяет, и станет своим на любом этаже. Вообще показательно, что в высотке более-менее успешно устраивается только врач. Это профессия, которая сродни делу бога. И когда происходит катастрофа общества, оно становится одним большим страдающим телом – нуждающимся в операции, реабилитационной терапии, а потом и посмертной медицинской экспертизе. Врач – сам по себе метафора. Наверное, образ Лэнга, есть отвлечься от посредственной игры Хиддлстона, – самое удачное, что есть в фильме (подозреваю, тут заслуга не сценариста, а писателя, автора первоисточника). Опять же благодаря сценарию, а не актерской игре, видна динамика характера: чистоплюй, одиночка Лэнг приспосабливается к новым условиям, поскольку предпочитает выживание бегству или героической смерти за других. Нам не показывают сам выбор, он осуществляется исподволь и виден в сюжетном кольце параболы.

Неплох и бунтарь Уайлдер – тут надо отдать должное Люку Эвансу, хорошо сыграл. В совместных сценах с Хиддлстоном он на голову выше. Здесь авторам, будем считать их для удобства одним целым, удалось показать то, что бунт одиночки, даже подкрепленный миссией, имеет столько же смысла, сколько и любое другое действие в рамках системы – то есть немного. Бунтаря используют как оружие, а потом, когда это оружие приходит в негодность, его выбрасывают. И если оно способно еще выстрелить, возможен небольшой реванш. Я пыталась смотреть фильм, отбросив в сторону возможные ассоциации, но в сцене смерти Уайлдера все сделано настолько мифологически настойчиво, что отвлечься невозможно. Орфей спускается в ад за женой – Уайлдер поднимается в ад за женой, жена навсегда потеряна из-за ошибки, наступает смерть героя от рук разъяренных женщин (вакханок – жен). Но если в мифе Орфей воплощает красоту искусства, способного противостоять смерти, то в фильме он – чудовище. Мысль простая, как два пальца: в уродливом мире высотки мало хорошего, все искажено мусором человеческих пороков, тотального эгоизма и вертикальных связей. Кстати, горизонтальные связи выглядят немного лучше, хотя они и не превращаются в социальную солидарность.

Фильм довольно трудно смотреть из-за рваного сюжетного рисунка: напряжение, связанное с действиями и судьбой Лэнга, постоянно разбивается вставками из других опер. Даже музыкальный ряд выстроен так, что он мешает сосредоточиться на герое. Такое чувство, что книга была сильно больше сценария, и перед нами попытка впихнуть невпихуемое. Подозреваю, что в фильм под шумок протащили не только социалистический дискурс, но и отсутствующую в книге повестку зоозащиты и ф-вопрос. Уж больно по-современному все это выглядит. И освещение, и питание, и воспитание детей держится в высотке на женщинах, в финале мы видим что-то вроде новой коммуны. Агрессивные мужики перебили друг друга и плавают в бассейне, как стая Офелий.

На мой взгляд, этот фильм можно предлагать студентам-гуманитариям в качестве интертекстуальной практики: ну-ка, кто какие символы и аллюзии разглядел? А как вам Тэтчер и мыльный пузырь в конце? А как вам эстетика 70-х в одежде и макияже? А как вам хромой архитектор? Это все, может, и любопытно, но, в конечном счете, не приводит к новому повороту мысли. Мы все умеем цитировать и порядком от этого устали. Хочется совсем другого. Вот, допустим, к нам приходит осознание, что мы живем в такой же высотке. И что делать теперь? Есть ли ламповые ценности, под которыми можно, выражаясь языком Шолохова, посогреться? Стоит ли выживание той цены, которая за него заплачена? Где та точка, когда общество перестает быть динамичным и превращается в банды мародеров, насильников и каннибалов? Высотка ни на один этот вопрос не отвечает, как и любая антиутопия. Она просто в очередной раз проворачивает жизнь в гигантской мясорубке художественной концепции, превращая факты в символический фарш. А хочется уже увидеть, как из фарша лепят котлету.

 

Следующий фильм для обсуждения – Лобстер (The Lobster, 2015) Йоргоса Лантимоса с Колином Фарреллом.

Дата публикации: 19 июня 2020 в 15:15