41
1034
Рубрика: кино

Постмодернистская идея о тотальной власти текста оказалась одной из самых продуктивных и живучих. Вне текста ничего нет, но всё есть текст, куда ни посмотри, более того – сама возможность зрения представляет собой способность читать визуальный текст и расшифровывать его текстуальными средствами. Для людей, которые родились в 80-90-е гг это стало бытийной основой, и когда позже появилась глобальная сеть, она была воспринята ими как текстовое явление (помните на заре двухтысячных бум дневников?) Говорят, что эпохи чередуются: сменяют друг друга чувственные и рациональные паттерны. За сентиментальной картиной мира всегда встает солнце великой критики и власти интеллекта. Так, возможно, и текстовая эпоха сменяется эпохой чувств – визуально-акустической. Сейчас как раз последняя, но когда-нибудь вернется и текст.

«Адаптация» - типичный постмодернистский фильм. В нем последовательно реализуются принципы трагикомедии, игры, децентрации, двойничества и прочего. Это не только сценарий о сценарии, но еще и фильм о фильме. Все, что происходит, как бы создается прямо перед нашими глазами, пишет и творит себя само. Когда-то такие игры были в новинку и воспринимались свежо – сейчас просмотр «Адаптации» напоминает езду на дедушкиной инвалидке. Тут заглохло, там отвалилось, сначала было смешно, потом вообще стало не до смеха. Вообще универсальный творческий продукт отличается тем, что он со своей эпохой не сливается, а как бы смотрит на нее сверху, из иного – большего – времени. Продукты, сделанные на волне определенных тенденций, представляют собой закрытый код, понятный до конца только современникам. Тем, в сущности, объясняется феномен Пушкина и его посмертного соперника Бенедиктова. Один пережил всех и вся, назло Дантесу и царю, от другого мокрого места не осталось.

В начале «Адаптации» появляется сцена с Джоном Малковичем: нам сразу дают инструмент по чтению кинотекста. На тот случай, если мы вдруг увлечемся сочувствием и забудем, что перед нами абсурд. Вся история строится на том, как бумажный сценарий выходит из-под контроля сценариста и становится жизненным сценарием. Тут сразу хочется заметить, что хотя фильм заявлялся как комедия и по факту являлся трагикомедией, он до досадного несмешной. Главным образом, потому что они ухитрились растянуть каждую сцену до потери энергии – то ли влезали в хронометраж, то ли потеряли чувство меры. Смешно, когда бодро. Смотрите, как тараторят все КВН-щики и стендаперы. Они знают, что мямлить нельзя. Тут же сопли упорно наматываются на кулак, комедия характеров явно не вывозит, и трагикомедия сводится к верчению вокруг бинарных образов, что из сегодняшнего дня выглядит вдвойне уныло.

Самое интересное в фильме – стратегия создания сценария. Нас пустили туда, куда обычно вход закрыт: в мыслительную кухню сценариста, в черновик и разработку. Было очень любопытно посмотреть, что они сделают с двойниками. Я до последнего ждала развязки в стиле «Бойцовского клуба», а они разыграли стандартный близнечный миф. Дело в том, что миф о близнецах – это древнейшая форма представления сложности человеческой натуры, ее несводимости к одному основанию. Есть культурный герой – творящая личность, собирающая из хаоса обитаемый мир. И есть его брат (двойник, близнец, второе я) – трикстер, который играет, ломает, крушит, куражится. Бэтмен не существует без Джокера. Одину нужен Локи. Так и в «Адаптации». У вялого и трусоватого Чарли есть сексуальный и смешливый Дональд. В финале они полностью сливаются, и вот тут просто удивительно, что Дональд погибает – как будто постмодернизм у сценаристов резко закончился. Потратили, видимо, все остатки на аллигатора, который загрыз врага. Показательно, что сценарий у Чарли начинает складываться только тогда, когда он делает себя и брата персонажами. Невозможно имитировать любовь, не получается убедительно показать то, во что ты не вовлечен. Наше вовлечение в творческое письмо совершается в той зоне личности, которая искреннее, подлинно одержима. И давайте будем честны, многие из нас одержимы только собой. Мы – единственная наша реальность и причина всего: стихов, рассказов, речи.

Мучась неуверенностью и отсутствием подлинной страсти к цветам, Чарли пробует подпитать себя условными цветами – образами женщин. Не любя ни одну (его финальное признание – такая жидкая водичка, что курам на смех). Он любит только брата. Завидует ему. Ревнует, терзается. Ни одна женщина не способна расшевелить его дар, лежащий на полшестого. В этом смысле гениальный сценарий подобен орхидее-призраку. Чтобы его добыть, надо по задницу влезть в болото с аллигаторами и получить укус пиявки в член. И вообще. Женщины приходят и уходят, а братья остаются.

Думаю, кое-что в фильме объясняет и толстенький намек на «Дикую орхидею». Помните, в 90-х годах это воспринималось чуть ли не как порно? Девочки в моем классе тайно обменивались мнениями о фильме, томно вздыхая и мечтательно глядя в весенние окна. Хотелось вот такого же буйства, страсти и подлинности, когда голова улетает к чертовой матери, и ты становишься чувствительным и жарким телом. Незабвенные времена! Чарли переживает тот же сюжет: чтобы истинно полюбить женщину, надо увидеть ее в объятиях другого. Орхидею нельзя оставить себе – ее надо отдать. Худшее, что можно с ней сделать, это превратить в концентрат, порошок. Любовь, как и растение, трансформированное в наркотик – верный путь к деградации. В этом смысле фильм даже слегка перестает быть постмодернистским, потому что довольно прямолинейно говорит: дети, кокаин и прочее говно – плохо, плохо, плохо! Нанюхаются, понимаешь, всякого, а потом идут убивать ни в чем не повинных сценаристов.

Отдельно хочу сказать про Сьюзан Орлин. Если бы я выбирала, на какого персонажа кино я более всего похожа – внешне и внутренне – это была бы она. У Сьюзан есть одна важная проблема, которую она решает ценой всей своей социальной жизни: она хочет понять, что такое – любить. Цена ее сначала вообще не интересует. Кажется, что она на пороге отгадки. Можно ли любить цветы так, чтобы идти ради них на любые жертвы? А мужчину так любить можно? А что-то еще? Обратите внимание, Сьюзан бездетна – это многое объясняет. Литература и кинематограф изображают женский адюльтер как позорное горение напрочь. Женщина в возрасте – мать. А если она любовница, ей ничего хорошего не светит. Ее сунут под колеса поезда, подсадят на морфий или зеленый порошок, разденут догола и привяжут к позорному столбу. Женский адюльтер, видимо, всегда будет социально порицаемой практикой.

Сьюзан так ничего и не узнает – ее книга не имеет финала, орхидея не найдена (тут вмешивается Чарли и все переписывает по-своему). Ларош – бешенный коллекционер, которому все равно, что коллекционировать: рыб, черепах, цветы или сиськи. Это его способ контролировать мир – находиться в вечной погоне за очередным экземпляром, а наслаждается он (что сказано явно) только своей мнимой одержимостью. Сьюзен не смогла рассмотреть подлинную одержимость, которая была у единственного персонажа в фильме, - у Чарли. Часто кажется, что свет подлинной любви – без капли грязи, что он изнутри преображает человека, делая его мистически красивым и притягательным. Ларош с его дон-кихотской внешностью, беззубый страдалец, вдовец и собиратель, кажется Сьюзан привлекательным только потому, что она сама в неимоверном голоде. А сутулый, плешивый, трясущийся Чарли, который пишет ее историю и разрешает ее трагически, истинный властелин ситуации и подлинный харизматик. Хотя и чудовищно некрасив.

В целом фильму не хватило темпа. Слишком много мотивов, деталей, отсылок, связей, героев, дополнительных сцен и видений. Он избыточен, как балкон, забитый хламом. Насколько бы выиграл этот фильм, если бы они нашли в себе стальные яйца и отрезали бы половину эпизодов, заострив юмористический компонент! По непонятной причине они отказались от абсурдистского тона в диалогах, буквально вытаскивая свою трагикомедию в чистую драму. Возможно, причина именно в том, что сценарист в какой-то момент потерялся и реально начал описывать себя, без тени самоиронии, с глубоким сочувствием к собственным проблемам. Отсюда ведро соплей, которое портит этот фильм до состояния несмотрибельности.

Короче, за идею – пять, за реализацию – тройка с минусом.

И я тут хотела купить домой орхидею. Теперь не куплю.

 

Следующий фильм для просмотра - "Даллаский клуб покупателей".

Дата публикации: 24 февраля 2021 в 19:59