Синдром пишущего человека (к юбилею Дины Рубиной)

Я влюблена в жизнь, в ее штрихи, в ее потрясающую вдохновенную фантазию. Жизнь — великолепная штука…

Дина Рубина

 «Не понимаю, что все носятся с этой Рубиной…любимая, обожаемая… - сказала мне как-то одна знакомая, дама во всех отношениях приятная и сокрушительно образованная. - Ну пишет про жизнь, как Токарева. Для плебса это всё, на потребу любителей сериалов.  Истории у нее…странные - пестрые, многословные, хотя язык грамотный, но такая эпатажность, арго…да и национальное там уж очень накручивается – и такая бешеная популярность! Ну понятно, эмиграция, оторванность, коммерческие тиражи…»

Я спросила, конечно, а что именно она прочитала? Оказывается, и «На солнечной стороне улицы» честно до конца – но с трудом, и «Белая голубка Кордовы» - но только до середины, какие-то рассказики (ранние ещё ничего, но этот, про Мессию – читать же невозможно!), и даже фильм просмотрела – ну тот, с Мироновым, про старуху …что-то мутное – Фрейндлих, конечно, хороша, но и только.

- Нет, это не Элизабет Гилберт или Донна Тартт, и даже не Довлатов или Улицкая…- вздохнула интеллектуалка и … упорхнула на очередной психологический тренинг (куда в очередной раз безуспешно пыталась заманить и меня).

          Эмиграция. Оторванность…эпатажность…на потребу публики… Как легко ставить диагнозы неведомо-недочитанному, не со-пережитому, просмотренному вскользь – по касательной модного интереса!

Так раздражённо подумала я в первый момент.

А потом растерялась – а что тут возразить, ведь всё правда: тиражи…ненормативная лексика…эмиграция, наконец. И что я вообще знаю о Рубиной? В чём действительно секрет мощного притяжения этого автора, скажу больше, феномен многолетней народной любви к её творчеству - горячей, искренней, с восторженными отзывами в сетях и благодарными слезами на творческих встречах?

Самонадеянно попытаюсь разобраться.

         Когда было моё первое потрясение… Да, после фильма «Когда же пойдёт снег?..» в далёком советском 79-м, причём не фамилия автора повести, по которой он снят - но щемящая грусть одиночества, ледяной ужас реальности смерти и неожиданным подснежником распустившаяся любовь девочки Нины остро сверкают где-то в уголке моей памяти.

Потом как-то завертелись институтские годы, замужество, дети, переезды…начались годы возращения запрещённой классики, чтения жадного, взахлёб – но не Рубиной, нет. А потом лихолетье 90-х, от депрессии спасали оптимистичная Донцова, захватывающая Маринина, а затем и мудрая Устинова…

              Рубина сменила семью, страну, язык…но не переставала писать, и – возвращаться.

Она вернулась ко мне сначала фильмами - «Двойная фамилия» и «Любка» (рассказы эти прочла много позже) были настолько разными (хотя сняты одним режиссёром, С.Митиным, давним другом писательницы), что опять не ассоциировались с её именем. И только после восторженных отзывов подруг - Рубина, Рубина! – произошло, наконец, погружение в эти странные, пронзительно-драматичные, но многоцветные и загадочно притягательные миры: и огромная ретро-чёрно-белая мастерская на Верхней Масловке, и старинный дом в Одессе, и солнечный послевоенный Ташкент, и трагифарсовый Иерусалим, и холодный Прованс, и высокая вода Венеции…

            Но главное открытие ожидало меня с приходом эпохи аудиокниг. Оказывается, вот оно что, да Дина Рубина – настоящая большая актриса, волшебница-чтица! Вот где корни авторского мастерства оживления нафантазированного, откуда наше классическое «верю» всем оживляемым ею героям… Глубокий, богатый всяческими оттенками голос, великолепная дикция, а главное – трепетное проживание, а то и пропевание каждого слова - как Слова… Только теперь явление этого поистине артистического таланта развернулось передо мной в полную силу. И какое счастье, что «На Верхней Масловке» сначала прочитано, потом прослушано – и только после был фильм («ну тот, с Мироновым»)!

          Теперь все вещи Рубиной я только слушаю (и прекрасно, что она не даёт их читать никому!) – это исключительно драгоценный «рубин», или лучше - сплав, полное воплощение всего: и замысла, и души героев, и прекрасного сочного живого языка, не утраченного вдали от родины, а только роскошно отшлифованного скитаниями его носителя по белу свету…Да, бывают и жёсткие страницы – потому что это жизнь врывается в них своими болями страданий и ужасами терактов; да, иной раз с романтических высот повествование камнем падает в натурализм – как это было в романе «Бабий ветер : «ниже пояса и выше облаков – повесть о потерянных людях, которым нет места на земле», ещё одна горько-смешная драматичная история про эмигрантов, в которой звучат и поэтические строки:

Человек – как трава, дни его, как цветок полевой,

Так отцветает он, ибо ветер прошел по нему –

И нет его, и место его не узнает его.

Но только поистине Божий дар нужно иметь, чтобы так описать музыку: « …мелодия взмыла вверх, до фа-диеза второй октавы и там, словно поросячьим закрученным хвостом, затрепетала длинным верхним триллером, издевательским штопором ввинтившись на фортиссимо в пустоту воздуха.»

Или песню кенора:

«Свою песню инкрустировал каскадом вставных колен. Пел с открытым клювом, в манере сдержанной страсти, виртуозно меняя тональность и силу звука, «балуясь»: то проходя низами, то поднимая тон, то сводя звук к обморочному зуммеру, трепещущим горлом припадая к тончайшей тишине. » («Русская канарейка»)

           Казалось, чем же ещё может удивить Дина Рубина, кроме новых романов и феерических творческих встреч? Но вот совсем уже недавно вышла необыкновенная книга, много лет созревавшая, видимо, подспудно в душе писательницы – «Одинокий пишущий человек». На мой взгляд, это произведение – огромное, искромётное, горькое и честное…  эссе. О себе, о стремительно меняющемся мире, о творчестве и писательском труде (а Рубина –  потрясающая труженица), о настоящем Читателе и том, «из чего сделан» пишущий человек вообще!

Из чего же «сделана» писатель Дина Рубина?

           Из семейной закваски – загадочных генов прабабки-цыганки («заповедные пути наших ДНК, прошивающие поколения одной семьи крепчайшей невидимой нитью»), воспитания сурового отца-художника («отец работал дома, он не терпел даже намёка на чужие голоса, и потому никогда – никогда! – мы с сестрой не могли, не имели права привести домой друзей») и матери, потрясающей рассказчицы, учительницы истории («Ученики её обожали…Это был театр!»)

          Из Ташкентского детства – колоритно-многоязычного, шумного и певучего («опыт плавания в своеобразном Ноевом ковчеге. Вокруг клубились десятки этносов со своими обычаями, привычками и наречиями»), наполненного открытиями, страхами, увлечениями лепкой из пластилина («до сих пор мои пальцы помнят упругое ощущение проминаемой гладкости, тугую сопротивляемость материала») побегами с уроков в …зоопарк, экзаменами в музыкальной школе «для одарённых детей»: «Я строптивой была, ускользала из любого коллектива, уклонялась от любого педагогического мероприятия…Если рассматривать моё детство с точки зрения ролевых игр, я была шутом – удобная позиция в любом сообществе, особенно в тюремном и детском: есть надежда, что, отсмеявшись над тобой, тебя оставят в покое.»

         И всё это время в несуразной, неуёмной девчонке-фантазёрке рос и развивался дар сочинительства, хотя сама Рубина называет это иначе: «Айсберги и минареты отчаянной лжи – могучий непотопляемый талант к вранью, мгновенное придумывание правдоподобной истории – вот истоки настоящей школы творчества! А какая многолинейность сюжетов, ведь матери надо врать иначе, чем отцу...»

Рассказывая это, писательница и теперь немного ммм… лукавит, интригует нас, читателей. А ведь на самом деле: «В этой голове много чего крутилось. Там скапливалось столько разных придуманных людей, существ, действий и ситуаций, что я стала записывать их в тетрадки. Меня обуревало стремление заполнить тетрадный лист буквами, словами, строчками…»

А тетради эти «мать выбрасывала пачками», пока не случилась неожиданное, как гром небесный, – первая публикация рассказа девятиклассницы (!) в всесоюзном журнале «Юность». Далее – «я принялась заваливать журнал рассказами, их продолжали печатать…» И всего через два года – первые книжки и … «в непристойно юные года меня приняли в Союз писателей СССР».

        Вот оно, то неудержимое прорастание таланта, тот синдром «пишущего человека», который всегда помножен на титанический труд...А к этому – формирование уникального богатого, ритмически завораживающего языка, который и реченькой журчит («отец был меломаном, работал под музыку – это была классика, чаще всего Бетховен, Гендель… Гайдн и Бах», да и  «пианистическая выучка, многочасовой терпеливый труд за клавиатурой»), а то и ядрёным словцом вспыхнет (прадед по отцу – извозчик, а сам отец в своём крутом нраве часто «вспыхивал и в такие минуты становился страшен. Ни маму, ни нас с сестрой он пальцем никогда не тронул, но чайников о стены порасшибал немало…)

            Обо всём – и о многом, многом другом – в ярчайших живых образах рассказала Рубина в своих произведениях. Но именно в этой книге-эссе уловлено неуловимое – тот самый неудержимый, всепоглощающий словесный синдром, дар и крест писательский на всю непростую судьбу…

Искры из этого дара высекала сама жизнь, как это случилось, например, в момент Ташкентского землетрясения: «в тот миг – я помню его ослепительно ярко и хлёстко, как удар прожектора по глазам, – внутренний стон от бессилия выразить это словами слился во мне с таким же неслышным победоносным воплем: я знала, что отныне буду упорно искать слова, которые приблизятся к чувствам, настигнут их, оттиснут на бумаге…С тех пор прошло более пятидесяти лет. Я всё так же мучительно ищу слова и всё так же первое озарение ускользает от меня, посмеиваясь и оставляя в дураках, хотя из книг, которые я написала, можно составить небольшую сельскую библиотеку»

          Готовя эссе, я перечитала, кроме этой и других любимых Рубинских книг, сотни читательских отзывов, силясь найти и сравнить негативные с положительными – для объективности. Не получилось! Зато могу привести для сравнения три из них – мужской(!), женский и юношеский (оформление сохранила). По-моему, это очень показательно и даже симптоматично:

- Не ожидал, искренне не ожидал, что Дина Рубина сможет настолько сильно встряхнуть мой маленький мирок и перевернуть его вверх тормашками….

- Неожиданно, мощно, остроумно, и, как всегда, сочно написанная книга. Своего рода предупреждение нам, легкомысленным графоманам, о том, что писательство – нелёгкий труд и – никуда от этого не деться – удел избранных…

- Мой первый опыт чтения нашумевшей Рубиной…Штош. Уже купила последние несколько книг – в том числе аудио, советовали именно слушать. Это таки театр у микрофона. Я не знаю, как она это делает, но «Одинокий пишущий человек» – грандиозный стендап. Очень стильный, смешной, жизненный. Ни разу не думаешь о том, что это не авантюрный роман, не приключение, не монументальная биография. Очень…Рубина заслужила все свои награды и сопроводительные эпитеты. Она правда крута.

У каждого пишущего своё одиночество – глубокое или не очень, тихое или бурлящее подземными потоками… Эти воды мучительно отходят при  рождении текста, главное, чтобы ребёнок родился живым. У  Дины Рубиной, к счастью, это случается всегда.