Смех в эпоху перемен: Жизнь и творчество Джерома К. Джерома

«Я люблю работу: она меня очаровывает. Я могу сидеть и смотреть на неё часами». — Джером К. Джером

Имя Джерома Клапки Джерома ( 2 мая 1859 — 14 июня 1927) — звучное, игривое, будто предназначенное для книжной обложки или театральной афиши. Оно словно заранее указывает на природу автора: ироничную, самонаблюдательную, трепетно человечную. Тем не менее за комическим фасадом — фигура серьёзная, фигура рубежная, заключающая в себе эпоху викторианства и её наследие, переосмысленное с добродушной, а порой и горькой насмешкой.

Судьба как фабула

Будущий писатель-сатирик родился в Уолсолле, в промышленном сердце Англии, в 1859 году. Своим вторым именем — Клапка — он обязан венгерскому генералу Лайошу Клапке, другом которого был отец Джерома. Пожалуй, в этом уже заложена предопределённость соединения трёх начал: проза жизни, широта европейской мысли и оттенок романтической игры.

Жизнь Джерома с юности была полна материальных трудностей. После смерти родителей он рано вышел в самостоятельность: работал учителем, актёром, журналистом, клерком на железной дороге. Его биография — не история буржуа, пишущего из кабинета, но человека, познавшего социальное дно и благодаря этому обретшего редкий дар — видеть трагикомичное в повседневном.

Сила лёгкости: «Трое в лодке, не считая собаки»

Публикация романа-пародии «Трое в лодке, не считая собаки» (1889) стала поворотной точкой. Это произведение — не просто анекдотическая хроника речного путешествия трёх друзей по Темзе. В нем — кристаллизованная философия легкости как формы выживания. Англия конца века, истощённая индустриализацией, войнами и моральным кодексом Виктории, получает право на смех, терапевтический и очищающий.

Юмор Джерома в этом романе — умышленно прост, но не примитивен. Он работает как зеркало: персонажи смешны, потому что узнаваемы. Блуждающий по Оксфорду Гаррис — наш вечный знакомый, педант и неврастеник. Джордж с его чопорностью и неумением разжечь костёр — маленький чиновник в каждом из нас. Собака Монморенси — почти шекспировская буффонада, животное, высвечивающее абсурдность человеческого.

Но и за этим — скрытая тоска. Автор пишет: «Это было время, когда жизнь казалась нам длинной, а заботы — смешными». Улыбка оборачивается ностальгией, как в лучшей английской традиции.

Между жанрами и ролями

Многие склонны воспринимать Джерома исключительно как юмориста. Но его палитра шире. Он был драматургом, редактором, педагогом. Его пьесы («Миссис Уильямс», «Барбара») в своё время шли на сценах Лондона, и хотя сегодня они почти забыты, в них звучит социальный нерв.

Особое внимание заслуживают его поздние эссе и мемуары. В них — сдержанная мудрость зрелого человека, ставшего свидетелем Первой мировой войны, краха империи и исчезновения старой Англии. Его стиль по-прежнему ироничен, но в нём больше философии, меньше фарса. «Трое на четырёх колёсах» (1900) — уже книга-сомнение, не столько о велосипеде, сколько о балансе в стремительно ускоряющемся мире.

Наследие Джерома: «смех как культурный акт»

Джером К. Джером — писатель на грани. Между викторианской строгостью и эдвардианской раскованностью, между лёгкой прозой и серьёзной сатирой. Его наследие — это прежде всего утверждение: юмор не вторичен. Он может быть формой философии, методом социальной критики, способом преодоления.

Сравним его с Диккенсом — оба любили типаж, гротеск, тонкое наблюдение. Но если Диккенс раскрывал социальную драму через слёзы, то Джером — через смех. Ближе к нему, пожалуй, Барри и Вудхаус, позднее — Алан Беннет и даже Дуглас Адамс. В этом смысле он предшественник английского «разумного абсурда».

Заключение

Джером К. Джером учит не смеяться — смеяться умеют все. Он учит делать это умно, с достоинством, не теряя чувства меры. Его ирония не унижает, а облагораживает. В этом — его литературное завещание.

Его книги, как и река Темза, по-прежнему текут, извиваясь между смешным и серьёзным, между буднями и метафизикой. И каждый раз, когда мы открываем «Троих в лодке», мы, как его герои, отправляемся в путешествие — и, возможно, возвращаемся немного легче, чем были.