932
Тип дуэли: прозаическая
Тема Дуэли: Копилка иллюзий

Право голосовать за работы имеют все зарегистрированные пользователи уровня 1 и выше (имеющие аккаунт на сайте до момента начала литературной дуэли и оставившие хотя бы 1 комментарий или 1 запись на сайте). Голоса простых смертных будут считаться только знаком поддержки и симпатии.

Голосование проходит по новой для ЛитКульта системе: необходимо распределить участников битвы по местам. Лучший рассказ - первое место... худший по вашему мнению - третье место.

Также в комментариях можно оставлять и критику-мнения по рассказам.

Флуд и мат будут удаляться администрацией литературного портала «ЛитКульт».

Задание на тур:  Копилка иллюзий 

Сюжет мировой литературы: РОКОВАЯ НЕОСТОРОЖНОСТЬ. Элементы ситуации: 1) неосторожный, 2) жертва неосторожности или потерянный предмет, к этому иногда присоединяется 3) добрый советчик, предостерегающий от неосторожности, или 4) подстрекатель, или же тот и другой. Примеры: 1) из-за неосторожности быть причиной собственного несчастья, обесчестить себя («Деньги» Золя), 2) из-за неосторожности или легковерия вызвать несчастье или смерть другого человека, близкого (Библейская Ева) 

Максимальный размер текста: 10000 знаков с пробелами

Голосование продлится до 19 октября включительно.

 


Дилан Кларк

Поправка 37

1

   Как не любить Ирму? Сладкоголосую, пахнущую медовым шампунем, теплую, ласковую Ирму.

- Сделать тебе сэндвич? – мурчит она. – Или кофе? Я не отвлекаю?
Каштановые кудри щекочут мне шею, я морщусь и она воспринимает это как отказ.
- Ладно, ладно, не трогаю, работай, - невесомыми шагами Ирма убегает на кухню, оставляя меня наедине с внезапно нахлынувшим возбуждением. Я перестаю ориентироваться в рядах разноцветных знаков на мониторе, закрываю глаза и наслаждаюсь мыслями о том, что вот она здесь, совсем рядом – родная, реальная, моя.

   Вечером мы смотрим мрачный сериал про средневековье. На самых кровавых моментах Ирма прячет глаза за моей ладонью. Если бы это было в моих силах – я б закрыл её от всех невзгод.
- Таиланд, Доминикана, Галапагосские острова? Что-то понравилось? – шуршит она глянцевыми буклетами.
- Лишь бы вместе с тобой. Ну, и, пусть там будет тепло. Остальное не важно.
- Твой космический проект лишил нас медового месяца. Давай наверстывать, Саш.
- Мне осталась последняя проверка «Омеги». Работы на пару дней. Потом ты вернешься и с шестнадцатого я весь твой. Я полечу куда угодно, Ирма. Полностью доверяю твоему выбору.
- Вот и зря, - смеётся она. – Женщинам доверять нельзя.
- А жёнам можно, - гордо отвечаю я.

   Не считаю себя баловнем судьбы, но, кажется, с Ирмой я сорвал джек-пот. 

2

   Уж кого я не ожидал увидеть в тот вечер – так это Виктора. Вид у него – как во время жесткого похмелья, которому предшествовал двухнедельный запой. Впрочем, другим я его никогда не видел. Виктор чешет лохматую бороду и задумчиво изрекает:
- Поговорить бы надо.
- Мог бы и позвонить, коллега.
- Не, - отрезает он и здоровенной ладонью впихивает меня в квартиру. – И без Ирмы. Она дома? Давай на кухню, что ли.
- Ладно, выкладывай. Что же заставило социопата в третьем колене покинуть свою берлогу?
- Ты видел списки пассажиров и грузов «Омеги»? Ничего странного не заметил?
- Нет, в общем-то. А что там?
- В тридцать седьмом отсеке поедет груз. А-ну открой-ка. Ничего не замечаешь?
- Вес 2300 килограммов? – я присвистываю от удивления. – И габариты совсем не большие. Думаешь, ошибка? Лишний ноль?
- Вполне возможно. Но… я тут навел кое-какие справки. Груз принадлежит компании «Реалтайм». Вряд ли ты о ней когда-либо слышал. Но, судя по тому, что я смог узнать – это одна из дочек «Вороновхолдинг». Того самого Василия Воронова, о котором ты сейчас подумал. – Виктор наклоняется надо мной, и я понимаю, что этот человек, возможно, до сих пор не знает о существовании мыла и горячей воды. -  И, если вес реален, скорее всего «Омегой» будут провозить «красную ртуть». Слышал о ней?
- Опасная тема. Говорят, может рвануть не слабо.
- Не то слово. От «Омеги» вообще ничего не останется. Как и от 217 пассажиров, которые запланированно на ней полетят.
- Сомневаюсь, что какой-то идиот станет перевозить эту штуку пассажирскими кораблями. С ней же мороки много – низкая температура, высокое давление.
- Пираты успешно провозят её в контейнерах с жидким азотом. Чуйка говорит мне, что это наш случай.
- И что будешь делать?
- Я? – Виктор выдерживает многозначительную паузу. – Лично я – ничего. Ты знаешь моё прошлое, я не буду в это соваться. А вот ты, дорогой, чист как лист бумаги. Позвони в офис, узнай по поводу веса. Ошиблись ли, не ошиблись.
- Ну, а если не ошиблись? Что мне делать? Обратиться  в полицию?
- Сам решай. Я не просто так тебя предупредил. Между прочим, Ирме дали этот рейс.
- Ирме? Не может быть. В пятницу она сопровождает двухдневную смену на «Санлайте».
- Посмотри расписание, её перенесли. Сделай что-нибудь, дружище. Хотя бы уменьши температуру в этом отсеке, для перестраховки.
- Тьфу, придурок. Только всполошил меня. Я и так не закончил проверку кода, а осталось пара сраных дней. В хвост поставили новый движок, «Теслу 15». Вторую неделю не могу нормально подогнать под него режим старта.
- Так говоришь, как будто я этого не знаю. За две недели под пятнадцатую «Теслу» я б и с нуля написал. Руки нужно из того места иметь. Пошёл я. Ты это, не расслабляйся.

3

   Единственное, что меня сейчас волнует, так это то, что Ирме действительно поменяли «Санлайт» на «Омегу». Забыл уточнить, что моя Ирма – космическая бортпроводница. Рейс «Омеги» на трое суток дольше, а, значит, выбранную путёвку на тёплые моря придётся отменить.

- Я знаю, ты давно рвалась на «Омегу». Но, давай, на это раз ты не полетишь. Там двигло новое ставят, однозначно будут перегрузки. Да и я рассчитывал в эти дни жариться под горячим солнцем. Рядышком с тобой, родная, - я приобнимаю жену и прижимаюсь к её щеке.
- Ладно, как скажешь. Мы четыре долбанных месяца планировали этот отпуск. Я поменяюсь рейсами с Риткой. Она не будет против.
- Умничка моя. Мне осталось не так уж и много работы.
- Я стараюсь не отвлекать тебя, Саш.
- Ты меня не отвлекаешь. Это Игорь. Задолбал звонками.
- Ну, не будь так строг к братишке.
- Какой братишка, Ирма. Ему двадцатый год. Это полноценный взрослый мужик с нервной системой десятилетней девочки. Саша то, Саша это. А позвони декану, я не сдал. А напиши за меня прогу. А скажи маме, что я заболел. Офигевший лентяй он, а не братишка.

   Проверку программы я заканчиваю лишь поздно ночью. Жена уже спит, тёплая и желанная. Но мне не хочется тревожить её сон. Я вспоминаю, как весь день она подходила ко мне, прижималась грудью к спине, целовала в шею. И понимаю, что пусть хоть весь мир перевернётся, но завтра как минимум полдня мы проведём в постели. По просьбе Виктора, для перестраховки, я написал небольшую поправку для снижения температуры в багажном отсеке 3-А, но так и не нашел место, куда её воткнуть. Завтра сделаю – обещаю я себе и проваливаюсь в вязкую темноту без единого сновидения. 

4

   День пролетает как пара часов. Счастливый и обессиленный, к вечеру я добираюсь до компьютера. Проходит час нудного и кропотливого просмотра огромных простыней кода, но подходящее место я так и не нахожу. «А надо ли это вообще? Стоит ли овчинка выделки? Только полный идиот повезет «красную ртуть» вот так в открытую. Да и снижение температуры обязательно заметят работники багажного отсека и проблем потом не избежать. Девяносто пять процентов, что там не будет ничего опасного», - успокаиваю я самого себя. Звонки от Игоря я заблокировал, но сообщения от брата приходят одного за другим. Что ж, пусть думает своей головой. Прочитаю их через пару дней, на горячем песке Доминиканы. Ирма испытывает меня на прочность и ходит по квартире в прозрачном халатике на голое тело. Вариант обращения в полицию или к вышестоящему руководству я даже не рассматриваю – сделают крайним, проблем потом не оберёшься. Да и поездка однозначно накроется.

   На утро меня будит бледная, взволнованная Ирма.
- Саша, Саша, вставай. «Омега» взорвалась на взлёте. Господи, хорошо, что я не полетела. Ты меня отговорил, Саш. Там всё было в порядке с программой? Тебе ничего не будет?

- Не будет, - я прижимаю жену к себе и глажу по голове. – С программой всё хорошо.

- Давай всё-таки не будем ничего отменять, не хочу оставаться дома, - её глаза полны слёз. – Поедем же, Саш?

 

   В телефоне светятся двадцать семь непрочитанных сообщений от брата. Он хвастается, что нашёл работу на Марсе, но раньше времени не хотел об этом говорить. Последнее сообщение – фотография с борта «Омеги» перед стартом.


 

Питер Чернин

Марго и Рита

Марго, встав с кровати, ругала себя за то, что такая рань, а ей уже не спится. В выходной! Наверное, возраст виноват, думала Марго. Ей было уже тридцать семь, и она часто чувствовала себя одинокой мудрой старухой. Утро субботы не радовало. Небо было затянуто плотными тучами, о солнце только вздыхалось. Пока Марго рассуждала, чайник уже вскипел и звал хозяйку надрывным свистом. Умывшись и расчесав густые светло-русые волосы, Марго прошла на кухню, заварила крепкий чай, тонко нарезала любимый российский сыр, сделала пару бутербродов и села завтракать. Насытившись, она стала по привычке планировать свой день, но вдруг решила бросить эту затею и поддаться своему настроению. Унылый пейзаж за окном давал понять, что на улицу выходить не стоит, и Марго, просмотрев программу всех каналов в еженедельной газете, включила телевизор. Ближайшим по времени фильмом оказался триллер "Сальвадор". Тяжелый, со сценами насилия и зверств, фильм, к удивлению самой Марго, увлёк её. Расположившись в удобном кресле, она внимательно следила за событиями триллера, переживала за главного героя, и, порой, так проникалась увиденным, что уже сама готова была встать рядом с журналистом Ричардом Бойлом, вооружившись фотоаппаратом и автоматом. События в Сальвадоре ошеломляли. И всё было бы ничего, но вдруг на экране возникла ужасная сцена изнасилования монашек. Марго закрыла глаза руками. Перехватило дыхание, сердце бешено заколотилось. В голове как будто что-то оборвалось, и Марго стали душить воспоминания двадцатилетней давности. Она выключила телевизор, не досмотрев картину. Прилегла на диван, пытаясь успокоиться, и закрыла глаза...

...Тогда ей было семнадцать, она заканчивала школу и собиралась поступать в политех на приборостроительный факультет. Математика и физика давались ей легко. Твердые пятерки по этим предметам вселяли уверенность, но позаниматься дополнительно было отнюдь не лишним. Вечерами она сидела за учебниками и редко выходила гулять.

В школе одноклассники и учителя называли её Ритой. Она была доброй, весёлой, открытой девочкой, которую, казалось, все любили и хотели с ней дружить. Рита старалась никого не обделить своим вниманием, общалась со всеми просто, без всякого жеманства и кокетства. Подруги были разными. Одни обожали Риту и старались походить на неё, другие заискивали, улыбались, но втайне завидовали ей и пытались напакостить хоть в каких-то мелочах. Одной из таких завистливых одноклассниц была Регина Егорова. Училась Регина средне и без особого усердия. Но выглядела шикарно. На форменном коричневом платье всегда были кипенно-белые кружевные воротничок и манжеты. Даже черный фартук сидел на ней как влитой и подчеркивал все достоинства точёной фигурки. Светлые волнистые волосы обрамляли её миловидное личико, а макияж был безупречен и подчеркивал её красоту. Регина начала встречаться с мальчиками еще в шестом классе и считалась самой просвещенной в вопросах любви. Она без стеснения рассказала девочкам о потере своей невинности, чем многих ввела в краску. Ей нравилось казаться взрослой. Мальчишки вились вокруг неё стайками. Каждому хотелось отхватить "лакомый кусочек".

- Рит, у меня завтра день рождения. Приходи, хорошо? В шесть вечера. Предки уезжают на дачу, погуляем как следует,  — однажды сказала Регина и мило улыбнулась.

- Приду. А кто будет? — спросила Рита.

- Олька Дичко, Славка Завьялов, Андрюха Дубина, Пашка Воронихин. Как тебе?

- Не знаю, неплохо, наверное.

Завтра была суббота и подготовиться к вечеринке Рита успевала. Нужно было еще сказать родителям, что она идет на день рождения, и посоветоваться с мамой, что подарить подруге.

Мама как-то не очень обрадовалась известию о походе Риты на день рождения. Из своего многолетнего опыта она знала, что подобные мероприятия у подростков не всегда хорошо заканчиваются. Она рассказала дочери, какие случаи бывают, когда гулянка выходит из-под контроля и превращается в пьяную оргию.

- Девочка моя, ты уже взрослая, подумай, может, тебе не стоит туда идти? Ты хорошо знаешь всех, кто там будет? 

- Мам, это мои одноклассники. Десять лет вместе, это же что-то значит?

- Ладно. Смотри, будь осторожна. Мальчишки, они ведь тоже повзрослели. Кто знает, что им в голову может взбрести. Да, и домой тебя жду не позже полуночи.

- Спасибо, мамочка! Поможешь выбрать подарок?

В шесть часов вечера Рита позвонила в дверь Регининой квартиры. Дверь открыла Оля Дичко и громко воскликнула:

- Ребята, Самойлова пришла, ура! Все за стол! Ритка, проходи. Регинка, принимай подарки!

Рита вручила Регине цветы и подарок. Прошла в комнату. Все собравшиеся сидели за накрытым столом. Ребята уже открывали бутылки со спиртным, девочки накладывали салаты в тарелки. Рите отвели место возле Пашки Воронихина. Воронихин был высоким, плечистым и рыжим. Глаза у него были синими, нос — картошкой, и он всех смешил анекдотами и прибаутками. Андрей Дубина, смуглый, с длинными черными волосами что-то шептал на ушко Регине, отчего она то заливалась краской, то загадочно улыбалась. Славка Завьялов разливал шампанское по бокалам, Оля готовилась произнести первый тост.

Наступила торжественная минута. Оля встала и произнесла:

- Регинка, с днём рождения! Желаю тебе много-много счастья! Ура!

Все подняли бокалы, стали чокаться, поздравлять Регину, и понеслось: тосты, разговоры, вино, водка, вкусная еда, музыка. Долгожданные танцы были быстрыми, зажигательными, рок-н-ролл рулил. У Риты кружилась голова, ноги не всегда слушались, но она не сдавалась и отплясывала наравне со всеми.

Потом был медленный танец. Её пригласил Воронихин. Крепко держа за талию, и целуя в шею, он медленно уводил Риту в другую комнату. Там усадил её на диван и продолжал целовать. Она не сопротивлялась. Ей было так хорошо с Пашкой! И как она раньше его не замечала? Опьяненная поцелуями, она не услышала, как хлопнула входная дверь. А в комнату ввалились Дубина и Завьялов.

- Ну что, сладкая парочка, хорошо сидите? — пьяным голосом прошипел Дубина. — А ну иди сюда, Риточка-Маргариточка, недотрога ты наша!

Он подошёл к Рите и дернул её за руку. Пашка попытался защитить двушку. Тут подскочил Завьялов и со всей дури ударил Пашку по лицу. Тот выключился, и Дубина нанес ему несколько ударов ногами. В это время Завьялов схватил сопротивляющуюся Риту своими огромными ручищами и приказал не кричать, иначе так двинет, что та долго не очухается. Рита молча отбивалась, шепча проклятия. К ним подошел Дубина, зажал своими ногами Ритины ноги и начал стаскивать с неё белые трикотажные трусики. Рита вырывалась как могла, но безуспешно. Они насиловали по очереди. Один из них держал её руки, другой делал своё грязное дело. Рите больше всего на свете тогда хотелось умереть. Было больно и стыдно. Ей казалось что тело прокручивается через мясорубку и что она уже никогда не станет прежней. Сердце стучало так, что она не услышала, как очнулся Пашка и заехал кулаком в пьяную морду Завьялова. Тот вырубился. За ним последовал Дубина, не успев даже охнуть.

- Ритка моя, Ритка... Как же они тебя... Бедная девочка... — сокрушался Пашка, помогая ей одеться. — Давай быстрей уйдем отсюда, пока эти отморозки не очнулись. И девчата, тоже мне. Видать, не случайно ушли.

Пашка дал Рите свою ветровку, помог надеть, бережно взял обессиленную девушку на руки и понёс к её дому. Было уже далеко за полночь.

Дверь открыла мама. Она чуть не упала в обморок, увидев Пашку с разбитыми губами и с почти бесчувственной Ритой на руках. Парню пришлось рассказать, как всё было. Рита, заботливо укрытая пледом, лежала на диване. Она не могла ни говорить, ни плакать.

После этого случая Рита так и не возвратилась в родную школу. Две недели пролежала в больнице. Оставался месяц до выпускного. Родители договорились с директором, что экзамены она сдаст как-то так, чтобы не вместе с классом. Аттестат забрал отец. В суд на насильников она подавать не стала. Не хотелось еще раз ворошить то, что уже стало потихоньку заживать.

В июле семья Риты Самойловой переехала в другой город. Родители постарались, чтобы ничего не напоминало их девочке о том страшном случае. Рита постепенно оправлялась от мучивших её внутренних терзаний. На следующий год поступила в институт. Закончила его с красным дипломом, ей предоставили хорошую должность в научно-исследовательском институте. В девяностых, во время массовых сокращений и обесценивания труда научных работников, Рита, теперь уже Марго, открыла свой бизнес. Она занималась ремонтом и продажей очков. Родители помогли ей с начальным капиталом. Она пригласила в свою фирму офтальмолога. Дело оказалось прибыльным. Они арендовали большое помещение в центре города, оборудовали целую офтальмологическую клинику "Око", пригласили лучших специалистов. Марго даже умудрилась закончить ещё один вуз — медицинский. Вот только свою семью создать не смогла. С мужчинами у неё никак не складывалось. Всех от себя гнала...

... Марго разбудил настойчивый звонок в дверь. "И кого же это принесло так рано? Я вроде бы никого не жду", — подумала она. Открыла входную дверь и чуть не остолбенела.

- Пашка...

- Привет, Рита. Ты тогда уехала, так и не попрощавшись. Я не знал — куда. Пытался искать — бесполезно. А недавно увидел рекламный ролик о вашем "Оке", там ты, такая красивая, милая, родная...

- Проходи, Паш. Я рада, что ты нашел меня. Какие роскошные розы! Белые, как я люблю. Сейчас, цветы в вазу поставлю и чай будем пить.

- Да положи ты эти цветы. Успеешь. Иди ко мне. 

Пашка, нет, Павел Игнатьевич Воронихин, Генеральный директор консалтинговой кампании "Фрост", хотя, нет, всё же, Пашка, поцеловал Марго (или Риту?) в приоткрытые губы, и, кажется, вечность длился этот долгий терпкий поцелуй.

 

 

Фред Бергер

Без иллюзий - Ты можешь больше, Кевин. Можешь по-настоящему жить, любить, ненавидеть. Можешь вернуться к реальности. Он шутливо прикрывал ладонями уши, но так, чтобы прекрасно слышать. Его это больше не пугало. Нет. Теперь это даже льстило. Эта мысль даже стала волновать, просыпаться на подкожном уровне и бурлить мелкими пузырьками, от чего бывает приятное покалывание в мышцах, как после тренировки. Но ведь сегодня Кевин ничего не делал. Он лежал, любовался на звёздное небо на потолке. Смотрел домашнее задание по истории в очках виртуальной реальности. Никакой физической нагрузки. Ничего полезного и значимого. Однако после разговоров с Майрой всегда появлялось это странное чувство, которое сложно описать. Как будто сегодня происходило нечто невероятное, та самая жизнь, о которой мы думаем, но которую никогда не чувствовали. Жизнь не как совокупность дней, а как невероятный поток событий, ведущих к чему-то светлому и высокому. Кевин любил Майру за это и побаивался тоже из-за этого. Она рассказывала о вещах странных, непостижимых, неприемлемых - и всё это было так красиво. Реально. А Кевин привык жить в нереальном и вроде бы раньше довольствовался этим. Он видел мерцающий свет экранов, идеальные проекции подзабытого прошлого и далекого будущего. Он ощущал на коже искусственный ветер, прикасался к текстурам с других планет. Он видел прекрасное и безобразное, необычное и банальное, волнующее и расслабляющее. Он видел всё. - Ты не видел ничего, Кевин. Недостаточно видеть. Нужно пропускать через все органы чувств. Нужно жить в этом. Чтобы познать боль и то, как она прекрасна, ты должен почти умереть от неё. - Ерунда, Майра. Если мне нужно немного боли – а британские учёные, кстати, действительно на прошлой неделе доказали, что человеку всегда нужно немного боли, чтобы чувствовать себя живым, - так вот, в таком случае весь мировой кинематограф к моим услугам. Ну? Это же прекрасно, Майра? Она закрывает глаза. - Думаешь, мы не смотрели фильмы? Только у нас ещё была реальная жизнь, и она… У неё не получается объяснить, для неё это, видимо, слишком трудно. Так же трудно, как жить в новом мире. Майре восемьдесят. Она принципиально не делает пластических операций, даже самых дешёвых и доступных. Она даже кремы для лица не покупает. Говорит, что раньше женщинам было тяжелее скрыть приближающуюся старость, и ей это нравится. Ей вообще нравится всё ужасное, что было в прошлом. Кевин не понимал Майру, но очень любил её. И иногда ему казалось, что она права. Майра была его соседкой, и она знала новый большой секрет человечества. Она знала, что в каждом доме на чердаке стоит маленький сундучок, обклеенный красивой хрустящей бумагой со звездами. И все открывают его по вечерам. У сундучка нет официального названия, потому что о нём не любят рассказывать, пусть даже он есть у каждого. Если всё же о нём заходит речь, его обычно называют копилкой иллюзий. Был ли у Майры такой сундучок? Она не говорила, но Кевину кажется, что нет. После него просыпаешься по утрам с блаженной улыбкой. А Майра была мрачна по утрам. «Таково её проклятие… или преимущество?» - думал Кевин. Сегодня Майра сказала кое-что ещё, и эти слова парень попытался забыть. Он переписал их на листок, скомкал и выбросил, чтобы они ушли из его головы. Но это не помогло. Это никогда не помогало. - Эти копилки убивают вас. Я всегда это подозревала. Возьми свою с собой на прогулку и потеряй где-нибудь. Это легко, Кевин. И это будет очень приятно. Поверь, ты будешь мне благодарен. Кевин лежал и смотрел на звёздное небо. Созвездия медленно двигались по потолку и замирали, затем снова отправлялись в путь, расходясь за секунду до столкновения. Это завораживало. Но не избавляло от мыслей. Приподнявшись на локтях, он напряжённо вслушался в тишину. Все уже спят. Он осторожно, без лишних движений и звуков встал с кровати, щелкнул кнопку выключателя. Потолок потух. Кевин медленно приоткрыл дверь. Сделал пару шагов. Ещё пару. «Это будет очень приятно». Как можно отказаться от такого предложения? Звёздное небо Кевину всё равно надоело, да и про любовь к кино он соврал. И вообще хотелось чего-нибудь новенького. Ну хотелось же. Кевин не помнил, как он поднялся на чердак, забрал сундук и спустился вниз. Он успел почувствовать только прохладу пола, потом теплоту кроссовок и слишком громкий звук открывающейся входной двери. Но никто не проснулся. И Кевин пошёл дальше. Он шёл очень долго, нерешительным, потерянным взглядом исподлобья бродя по окрестностям. Соседние участки. Детские площадки. Футбольное поле. Парк. Пустырь. Здесь никого и ничего не было, ветер продувал толстовку насквозь. Магия Майры в таком месте уже не могла подействовать. Морщась и дрожа от холода, Кевин устало присел на землю. Закоченевшие руки с трудом подцепили крышку. Из сундучка вылетела пара мотыльков, мерцающий лиловый свет разлился лёгкой дымкой. Парень, прищурив глаза, сфокусировался на ярко сияющем в темноте прямоугольнике. Перед ним проносились неведомые миры, прекрасные пейзажи. Он чувствовал их каждой клеткой тела. Эйфория начинала переполнять его и литься через край. Все проблемы, тревоги и неудачи дня уходили, уменьшались, растворялись. Да, именно такие чувства раньше испытывал Кевин, созерцая отсветы новейших технологий на своей сетчатке. Но это прошло. И не вернулось. Даже здесь, на открытом всем ветрам пустыре, где было так холодно и одиноко и так нужна была спасительная иллюзия. С раздражением захлопнув крышку, Кевин опрокинул сундук в небольшое углубление на земле и побежал домой. Его будет легко найти. Если что. Обратный путь немного успокоил Кевина. Он тихонько прокрался в свою комнату и забился под одеяло. Утром он пока что чувствовал себя хорошо. Иллюзорное воздействие накануне, пусть и недолгое, всё ещё сохраняло силу. К вечеру стало хуже. Кевин чувствовал, что весь мир давит на него. Атмосферным давлением, вселенской скорбью и одиночеством, осознанием горькой правды. Всё это могло, наверное, со временем сломать позвоночник. Кевин не включал звёздное небо. Он лежал в темноте. Громко хлопнула дверь, врезавшись в стенку. Парень прищёлкнул языком. Только этого не хватало. - Та-ак… - Голос любимой сестры стал непривычно колким и холодным. – Твоя работа? - Ну, допустим, моя, - невозмутимо ответил Кевин. - Отлично. Чистосердечное признание – лучшее, что ты мог сделать сейчас. А ты понимаешь вообще, чем это может закончиться? Кевин выдержал паузу. Три секунды до взрыва. Две. Одна. - Нет, ты вообще хоть что-нибудь понимаешь?! С моим неврозом это плохо кончится! - От этого не умирают, Линда. Майра сказала… - Майра?! Я так и знала, что ты сделал это из-за Майры! Чёрт возьми, лучше бы мы переехали тогда, два года назад… - Послушай, Линда. Успокойся. Это просто возвращение к реальности. Это нужно пережить. Я всё понял. Только так мы сможем спастись от… бессмысленного существования или как это ещё назвать. Снова научимся чувствовать. Как это делали прежде… - Мразь. - Линда, постой. Тебе просто нужно что-то приятное перед сном. Я найду, чем заменить. Я  найду. Кевин выбежал из дома и начал метаться. Он не знал, как исполнить своё обещание. Просто не знал. Парень добежал до пустыря. Не замечая моросящего дождика, пронизывающего холодного ветра, он искал. Только, конечно, не сундучок. Кевин не привык отступать. Он верил, что поступает правильно. Потому что Майра в него верила. Последние осенние цветы, названия которых он не знал, солнечного жёлтого цвета. Они уныло съёжились под дождём, словно тоже чувствовали всю тяжесть негостеприимного мира. Соорудив нехитрый букетик и дополнив его потрёпанными ветром колосками, Кевин помчался обратно. На крыльце его встретила Линда. - Это что? – спросила она. – Что-то милое, то, что должно поднимать настроение, да? - Точно, - тяжело выдохнул Кевин. – Надеюсь, поможет. *** Линде хватило трёх пропущенных вечеров. Когда копилку иллюзий всё-таки нашли и вернули на законное место на чердаке, видения больше не успокаивали девушку. Она всё глубже погружалась в депрессию, отказываясь выходить из дома и хоть чем-то заниматься. Это просто нужно пережить, так считал Кевин. Вот только с Кевином никто не считался. Его даже не слушали. Для людей, у которых не получается пребывать в хорошем настроении, существуют специальные учреждения. И из них редко возвращаются. А ведь Линда была ангелом во плоти. Когда её спросили, знает ли она причину пропажи сундучка, она промолчала и опустила глаза. А потом сказала, что это, кажется, она сама сделала. Только не помнит. Поскольку Линда с детства страдала лунатизмом, ей вроде бы даже поверили. Во всяком случае, когда Кевин честно рассказал всё родителям, они лишь потребовали, чтобы он никому не говорил такой чепухи. Наверное, двое сумасшедших на семью – это уже слишком. Кевин держался.  Кажется, он даже снова научился жить. Потолок в своей комнате он закрасил белой краской, нещадно замазав ей огромный экран, по которому бродили созвездия. Если ему становилось тоскливо, он уходил на пустырь и бесцельно смотрел на беспросветное серое небо красноватого оттенка. Звёзд не было видно из-за огромного количества выхлопных газов в атмосфере, так Кевину объясняли в школе. Майру он больше не увидел. Она куда-то переехала, ничего не сказав соседям. Кевин не думал о ней. Он вообще разлюбил долгие размышления.

 

 

 

Амира Диаб

Роза без шипов. История о двух смертях

Екатеринбург, 22 января 1999 г., 8:15 утра.

Пятнадцать минут. Они должны уложиться в пятнадцать минут, потом все закончится, и его больше не станет. Сказано же было: «Стреляйте на поражение». Я сам слышал приказ, полковника Остапчука — перехватил по рации.  Если живым не выйдет, но Андрюха сдаваться не будет. Выбирать ему не из чего. Собственно, я ему не оставил никакого выбора.

Я стою на девятом этаже. Изгаженный балкон бетонной многоэтажки достаточно широк для того, чтобы я разместился со всем своим скарбом: портативной радиостанцией, двумя стволами. Утро нехотя выползает на небо. Мороз прихватывает мои волосы, но я ничего не чувствую. Медленно вкладываю патроны в магазин. Времени у меня предостаточно. Уже двенадцать минут. И мне известно, как оно все пройдет. Сначала будут его пасти, а, убедившись, что Андрей просто так не выйдет, откроют стрельбу. Тут я пальну в кого-нибудь. Или просто вниз. Чтобы отвлечь. Конечно, в меня выпустят десяток пуль. И друга моего я этим не спасу. Собственно, я мог бы и не стараться. Но жить мне после этого было бы бессмысленно. Так что или так — или сигануть с такого же балкона. Я выбрал первое. К тому же, душу мою греет, что друг мой увидит — я его искупил. Сам в тупик завел — хотя бы вместе с ним в этом тупике постою.

Напротив меня вижу ровно такую же многоэтажку, тип «гостинка». Серые бетонные стены, светящихся окон появляется все больше, сейчас люди начнут выходить из домов. Хотя вообще-то удобно, дом «блатной», там два входа. На шестом этаже окно, увешанное кисейными шторами. Стекло  в пластиковой раме отсвечивает серым морозным рассветом.  Свет не горит, но  я-то знаю, что он там, за этим непроницаемым стеклом «евроокна», практически безоружный. Что он может сделать со своей «береттой»? Две опергруппы выехало. Вот они, осторожно переговариваются, я слышу их бормотание, и в каждой руке у них по стволу, и они просто-напросто продырявят его.

Десять минут. Жизнь Андрея, друга моего с армейских времен, оборвется через десять минут. Покойся с миром, дорогой. И прости за то, что было и чего не было.

Рим, 22 января 1839 г., 8:15 утра.

И все же он сумел уйти. Невероятно! Сердце мое на некоторое время возликовало, но потом-то я сообразил — далеко Рейнгольд не уйдет. Не в его нынешнем состоянии. Вчера он жаловался на лихорадку, потом после полуночи жар усилился, к утру он уже был совсем никакой. Но его слуга сказал мне, что «Его Сиятельство на прогулку ушли». Как же так?

Я стою напротив того дома, который окружили люди в одинаковых черных плащах и котелках. С одинаковыми зонтиками в руках. Двое стоят у парадного входа, других расставили по углам. Старый серый фасад поливает мелкий, почти ледяной дождь. Я жмусь к углу, закутанный в плащ - такой же, как и у тех, кто поджидает моего лучшего друга, графа Рейнгольда фон Штернберга, поэтому от них не отличим. Под полой я прячу мой верный «лепаж». Парный к его, Рейнгольда, пистолету. Дуэли между нами так и не состоялось, и нынче я вынужден созерцать, как его убьют. Впрочем, не пассивно созерцать — свой выстрел я сделаю, и попадет он в того, в кого попадет, что не избавит приятеля от скорой смерти. Но если старый Якоб, его камердинер, прав, и графу удалось сбежать, то только хуже — мне придется пойти и повеситься, как подлый Иуда. Впрочем, таковым я и являюсь. Сам привел своего лучшего друга с гимназической скамьи к погибели, сам и останусь с ним до конца.

Я проверяю часы. Скорее всего, через пятнадцать минут они будут стучаться в дверь. «Именем закона...». Так всегда и бывает. Окно его во втором этаже, темно и закрыто тяжелыми ставнями. Можно представить, что он там, сидит на мраморном подоконнике, выглядывает через узкую щель между ставнями и ждет своей участи. Возможно, в его руке «лепаж». Но людей в черном куда как больше. Шестнадцать человек.

Стрелка замерла на двадцати минутах девятого. Прости, мой друг, и вспомни, что я тогда тебе написал в письме: «Роз не бывает без шипов. У каждого — свой крест». Я почти уверен, что тебе не удалось уйти. Возможно, ты выгадаешь у смерти еще столько же минут. Но не больше.

Екатеринбург, 22 января 1999 г., 8:23 утра.

Сейчас бы вспомнить, как оно все началось. Кажется, со слов про розы, кресты, мечи. Такая вот мистика. В которую никто не верил, а тем более, мы с тобой, видевшие много такого, о чем лучше никому не рассказывать. Магией и колдовством нас не испугать.

Помнится, тогда я позвонил тебе поздно вечером и сказал: «Вот такое дело, Андрюха. Заказ один есть». Заказ состоял в том, чтобы убрать одного типа и забрать у него все, что тот будет иметь при себе. Почему-то заказчик — какой-то дерганый, нервный тип, назвавшийся Владом — три раза повторил, чтобы мы в кейс, который непременно будет у того мужика, не заглядывали. Я даже обиделся. За кого он нас принимает? Мы воровством не занимаемся — у нас дела куда более серьезные, и, ежели кто узнает, что мы по карманам шаримся, то все, вон из профессии.

Завтра этот Влад должен был встретиться со мной — или с Андреем, мы такие дела решаем сообща — и передать все контакты кандидата на вылет вместе с его фото.

Андрей сразу почувствовал в заказе что-то неладное. «Может, там какая отрава или что другое в кейсе», - сказал он. «Что же? Полоний?» - я усмехнулся. Друг мой паникерством никогда не отличался. «Да хотя бы и он. Ты представляешь, какая засада выйдет. Но я предполагаю наркоту». «Мне наплевать, что у них там. Ничего я открывать все равно не собираюсь», - самонадеянно я произнес. - «Передам клиенту — и дело с концом».

Первая часть заказа прошла предсказуемо. Загородный дом, два выстрела в упор, лужа черной крови на белом пушистом диване в гостиной. Я разжал еще теплые пальцы покойного и вынул синий кейс. Кожаный, неплохой, очевидно дорогой. На нем было вдавлено изображение розы. Помнится, тогда я даже рассмеялся — у столь солидного мужика такой девчоночий кейс. Искушения открыть у меня не было. Пока.

Воспоминания отвлекают меня от реальности. Я вижу, как тюль на окне квартиры на шестом этаже шевелится. Эх... Он выдает себя раньше времени. Но, к счастью, те, внизу, даже ничего не заметили. На миг я подумал: может, мой друг там не один? Или Андрею все же удалось скрыться незамеченным еще ночью? А там или никого нет, или кто-то другой находится? Вот было бы славно. И бессмысленно. Для меня, не для него. 

Рим, 22 января 1839 г., 8:23 утра.

Как же все началось? Что было до и что было после? Мальчишеское любопытство заставило нас исполнить поручение одного из друзей семьи. Мне всегда барон Вальдемар фон Литке казался странным человеком, не внушающим доверия. Про него ходила масса слухов, один другого гаже. Нечистоплотные сделки с чужими деньгами, растление малолетних, - все, что угодно. Но я был молод и беспечен. Да к тому же, просаживал немало денег в баккара. Однажды, когда мои карточные долги достигли такой степени, что просто так от них было не избавиться, я и обратился к услугам фон Литке. Он говорил одно — мне следует в условленном месте забрать портфель, передать ему и ни в коем случае в него не заглядывать.

Я сам не знаю, почему поделился этим с Рейнгольдом. Кажется, он сам спросил о причинах моей постоянной озабоченности. Пришлось объясниться. Он сразу же высказал сомнения, что в этой просьбе было что-то нечистое. Даже предложил мне денег безвозмездно, но я с гордостью отказался — мол, сам смогу найти себе пропитание.

Итак, мы поехали в условленный час к одной из вилл. Первый же взгляд на нее подтвердил худшие опасения моего друга — окна были разбиты, калитка открыта настежь. Мы проникли туда вместе Судя по лужам крови на полу, здесь было явное побоище.  Позже я наткнулся на труп хозяина — маркиза Л. В руках он сжимал портфель, столь необходимый фон Литке. Раньше от такого зрелища бы сбежал. Но мне отчаянно нужны были деньги. Поэтому я разжал уже окоченевшие пальцы покойника и взял искомое. Рейнгольд молча наблюдал за мной.

Портфель оказался небольшим, из крашеной синей кожи, с вытисненной на нем розой.  Открывать его я не собирался. Две недели я ждал людей барона или визита его самого, но никого... И вскоре призадумался о том, чтобы нарушить обещание.

Я вижу какое-то движение в окне, - вроде, шевелятся шторы, открываются жалюзи, и люди в черном выхватывают из-под плащей пистолеты.

Екатеринбург, 22 января 1999 г., 8:30 утра.

Все начинается с того, что ты в одну минуту ты принимаешь решение, которое может изменить и свою, и чужую жизнь. Так мы открыли кейс. Внутри — ничего. Две тетради. Исписанные странными буквами — средними между китайскими иероглифами и арабской вязью. Книги даже старинными не были, хотя страницы слегка пожелтели, а корешок сморщился. Обложки были белые, без каких-либо надписей. Словом, я не придал этим пустякам значения. Подумал, сколько бы стоило продать находку. Вряд ли выручим многое. Андрей полистал находки, потом обратил мое внимание, что к заднему форзацу приклеен конверт. В нем послание. Хоть буквы понятные — латинские. Показал своему однокурснику, тот переводчиком работает, - хоть что за язык. «Немецкий», - проговорил он уверенно. - «Тебе перевести?»

И он перевел. Лучше бы этого не делал. Хотя сначала история показалась нам какой-то пустяковой — мальчик нашел эту книгу, перевел, вычитал что-то страшное и потом его убили. Потом нашлись люди, которые захотели выкупить все это по очень высокой цене, но я заартачился — раз им, этим покупателям, нужно, значит, найдутся еще желающие. Когда Андрей отнес книгу и забрал причитающуюся сумму, его ждала вот эта дивная ловушка. В которую он попался.

Окно на шестом этаже открыто. И Андрей стоит на подоконнике, красивый в белом фраке своем свадебном, а в петлице — красная роза. Делает шаг в пустоту... Я давлю на курок, к своей цели...

Рим, 22 января 1839 г., 8:30 утра.

Он пошел им навстречу, неотличимый от них, - в таком же черном плаще, цилиндре. Идет он со стороны переулка. Один против десятка. Его явно ждут на выходе из дома, но Рейнгольд здесь, и я слышу выстрел, а потом в ушах его голос: «Могли бы и не трудиться». И я давлю на курок, - мне кажется, это длится вечность. 

Дата публикации: 13 октября 2017 в 20:48