Третий тур. Группа Б. ПИТЕР ПЭН-ШЕРЛОК ХОЛМС 10:0 (дуэль завершена)

Право голосовать за работы имеют все зарегистрированные пользователи уровня 1 и выше (имеющие аккаунт на сайте до момента начала литературной дуэли и оставившие хотя бы 1 комментарий или 1 запись на сайте). Голоса простых смертных будут считаться только знаком поддержки и симпатии.
Чтобы отдать голос надо просто оставить комментарий с ником автора-дуэлянта. Также в комментариях можно оставлять и критику-мнения по рассказам.

Флуд и мат будут удаляться администрацией литературного портала «ЛитКульт».

Голосование продлится до 7 апреля включительно.
тема дуэли:  не верь, не бойся, не проси

ПИТЕР ПЭН

Бринсфорд, Англия. 

На стене камеры висел церковный календарь с Мадонной и младенцем, размером с четверть стены. Проверяющий, заходивший в камеру, каждый раз подходил к нему, отклеивал его и подозрительно осматривал стену. Думал, что мы там потихоньку ковыряем выход. Абсурд полнейший, потому что для этого нужно работать сообща.

Я проснулся задолго до подъёма, лежал, думал о чём-то, смотрел на Люка, который посапывал на соседней койке. В коридоре слышалось хлопанье оконной ставни. Железная щеколда билась о раму. Затем - шаги, далёкие голоса, ставню закрыли. Тишина.

Затем начался подъём. Стучались сначала в самую дальнюю камеру, затем начинали подходить всё ближе. Это было знакомо, и я свесил с койки ноги, собираясь спуститься вниз. Люк открыл глаза, рывком поднялся, когда забарабанили в дверь нашей камеры.

Люк старше меня на год, ему уже шестнадцать - предельный возраст для бринсфордской тюрьмы. Он высокий, светловолосый, с живыми зелёными глазами и злобно выдвинутой вперёд челюстью. Его движения резки и быстры, а взгляд постоянно рыскает по сторонам.

Мы идём на завтрак. Дежурный выстраивает нас в шеренгу и гонит вперёд по коридору. Нас немного, человек тридцать, мы - сектор лёгких преступлений, и обычно родители выкупают своих детей после двух дней, проведённых здесь. Но кто-то в Бринсфорде уже с месяц - как мы с Люком, к примеру. Предки считают, что лучше мы посидим здесь какое-то время и выйдем паиньками, чем тратить на нас деньги, чтобы через полгода всё повторилось. Да и честно, я вообще не знаю, где они, родители. Я живу отдельно, и контактирую с ними только когда попадаю в тюрьму: им приходится присылать мне туалетную бумагу и всё такое в этом духе.

Мы садимся за столы. Царит обычное мрачноватое оживление, но на этот раз без эксцессов - никто никого не суёт рожей в суп. Всё проходит относительно благополучно. Но Люк в плохом настрое, и, чувствую, что-то будет.

Парень напротив нас за столом - лет двенадцати, - громко хлюпает ложкой. Потом так же громко всасывает в себя содержимое ложки и сглатывает. Видно, что он не в восторге от кормёжки.

Люк пристально смотрит на него.

- Ты, - говорит он, - мать твою, прекращай! Если не хочешь, чтобы этот суп вытек обратно через твои ноздри.

Люк - абсолютно чокнутый, едва ли найдётся в Брисфорде кто-то, кого он не бил хотя бы раз. Мало того, что он здесь старше всех, у него иногда просто срывает крышу.

Когда он попал в тюрьму в первый раз, его, как и всех остальных, отправили на психологическое обследование. После долгого тестирования психологи пришли к выводу об эмоциональной нестабильности, в комплекте с манией величия и обычной подростковой озлобленностью. Жаль, они не умолчали о том, как Люк швырял в них стульями, отрывая ножки, пока его не увели в камеру.

Иногда я думаю, что мне повезло с таким братом, как Люк. Благодаря нашей связи я нахожусь в брисфордской элите, хожу по коридорам без страха, и не принадлежу к тем малышам, на которых Люк вымещает свою ярость. Не приходится дрожать за свою шкуру. Хотя из-за него-то я и попал сюда.

После завтрака мы выходим на улицу, накрапывает дождь. Дежурным это только в радость - стоят на сухой площадке под крышей, пока мы наворачиваем круги.

Люк бесится, показывает тюремщикам фак, они остаются безразличны. Говорят между собой и ржут как кони.

Возвращаемся назад совершенно мокрые, но после камеры это даже в кайф. Люк пинает дверь камеры, заходит внутрь и застывает. Я заглядываю через его плечо.

В нашей камере новенький. Парень одного со мной возраста, латинос. Сидит на нижней койке, в джинсах и чистых беленьких кроссовках. Разбирает вещи.

Люк садится на свою койку. Грязные капли воды пополам с потом стекают по его лицу.

- Ты че тут делаешь? - Вполне мирно начинает он. Я залезаю на свою койку.

- Я на денёк, - говорит парень нагло. 
- А сигареты есть?

- Нет, на входе отобрали.

- Ты первый раз что ли?

- Да я вообще здесь по ошибке, - в первый раз все говорят, что по ошибке.

- Ладно. А чё рожа у тебя такая жёлтая? - Люк вообще-то питает глубокую ненависть к чёрным, но и к полукровкам тоже цепляется.

Парень глядит на него с обалделым выражением.

- Чё ты хочешь этим сказать?

Люк объясняет подробнее, а я считаю, сколько раз в его фразе встретится "fuck". Четыре.

Латинос вскакивает, Люк хватает его за шею, пришибает к стенке, я наблюдаю сверху. Парень пинает Люка в живот, брат отступает, затем бросается на латиноса и впечатывает его рожей прямо в церковный плакат.

Хруст носа, слезы, кровь, жуткий ор, прибегает дежурный.

- Встать, - орёт он (я снова считаю "факи"), - Люк, я бы тебе обе руки оторвал, если б мог. Какого хрена?

Пацан трясёт головой, лёжа на полу. Дежурный забирает его. Мы в камере снова вдвоём.

- Я вот одного не понимаю, - вкрадчиво, скрывая злость, говорит мне Люк. - Ты чего там всегда сидишь? Вмешиваться не хочешь?

Рожа у него вся в крови. Видок, если учесть грязь и дождь, просто супер.

- Че думаешь, если ты мне брат, так я тебя не отлуплю?

Я спокойно смотрю ему прямо в глаза и говорю серьёзно.

- По ходу, у тебя и так будут неприятности.

- Ах ты, + - ругается он. Я знаю, что если ему и впрямь взбредёт в голову бить меня, пропащее моё дело. Когда дело доходит до крови, Люк просто теряет последнее сходство с человеком. Жить с ним в одной камере - значит ощущать постоянный страх за свою жизнь, который нужно прятать так, чтобы никто не увидел, потому что страх - это единственная мощная энергетика, которой здесь питаются.

Но я знаю, что Люка нужно просто самого хорошенько запугать.

- Вряд ли его предки замнут это дело, - замечаю я. - Если там сотрясение мозга+

- Заткнись, - говорит Люк и садится на кровать. Он нервничает и прислушивается к звукам в коридоре, ожидая, что за ним вот-вот зайдут. Единственный человек, которого Люк боится в Бристфорде - директор тюрьмы, потому что это ещё более дикий зверь.

До обеда день для Люка проходит в томительном ожидании. Но он почти успокаивается, и к вечеру совсем веселеет. Даже достаёт взятые напрокат у дежурного карты, и мы играем несколько партий.

Но к вечеру заходит дежурный, привычно смотрит, как поживает наш тайный подкоп за календарём и выводит Люка. Видно, у латиноса какие-то крутые родители, обычно брату всё сходит с рук.

До ночи он не возвращается. Я медленно засыпаю, но меня прошибает холодным потом при мысли о завтрашнем дне. Люк - мой вип-пропуск в жизни бристфордской тюрьмы. Если до завтра он не объявится, я пойду на завтрак один. Я буду совершенно один. И все, кто раньше не осмеливался подойти ко мне близко, будут мстить мне за подвиги Люка. Им всё равно, даже если потом он вернётся и вышибет из них дух. Они, ребята четырнадцати-пятнадцати лет - живут одним мгновением, не думая, что будет дальше.

Может, когда вернётся Люк, меня уже не будет. Да, многие в таких случаях обращаются за протекцией к охране. Но это неверный вариант. Это обостряет ненависть. Те, кто так делает, обречены.

Я ещё не обречён. В конце концов, я знаю, куда Люк прячет свой нож, и умею с ним обращаться.
 

ШЕРЛОК ХОЛМС 

техническое поражение...