ФИНАЛ. АЛЬ КАПОНЕ — ЧАРЛИ ЛУЧАНО 10:2 (дуэль завершена)

Право голосовать за работы имеют все зарегистрированные пользователи уровня 1 и выше (имеющие аккаунт на сайте до момента начала литературной дуэли и оставившие хотя бы 1 комментарий или 1 запись на сайте). Голоса простых смертных будут считаться только знаком поддержки и симпатии.
Чтобы отдать голос надо просто оставить комментарий с ником автора-дуэлянта. Также в комментариях можно оставлять и критику-мнения по рассказам.

Флуд и мат будут удаляться администрацией литературного портала «ЛитКульт».

Голосование продлится до 18 мая включительно.
тема дуэли: оптимисты пишут плохо

АЛЬ КАПОНЕ

 Жаркое лето тысяча восемьсот шестьдесят второго года забросило меня в Виргиния-Сити. Я находился в весьма стесненных обстоятельствах и прескверном настроении. Потому толкнул обшарпанную дверь офиса местной Дэйли Виргиния Дайджест, на которой увидел объявление о вакансии репортера.
Главный редактор - плешивый, благообразный, смахивающий на покойника старикан в черных нарукавниках скептически окинул взглядом мой повидавший виды дорожный костюм. Затем задумчиво поскреб трехдневную щетину, что покрывала каньоны и возвышенности физиономии, и проскрипел:
- Вы когда-нибудь раньше работали репортером, молодой человек?
- Никогда, но я не новичок в газетном деле, сэр! Я проработал наборщиком четыре года. – Ответил я честно.
- А с чего вам вообще взбрело в голову, что у вас получится, если вы, вероятно, ни черта не смыслите в этом ремесле? – Старикашка вжал голову в плечи, растопырив пальцы рук, от чего на мгновение стал похож на крота в брюках.
- Я с пятнадцати до девятнадцати лет простоял за наборной кассой, сэр, но впервые слышу о том, что репортер должен знать что-нибудь, кроме азбуки!
- Даже так? – Редактор рассмеялся, будто просыпал дюжину гаек на деревянный пол. - Продолжайте, чертовски интересная точка зрения!
- Согласитесь, сэр, кто строчит театральные колонки в провинциальных газетенках? Бывшие скорняки и разорившиеся парикмахеры. Кто рецензирует книги? Люди, за всю жизнь не написавшие ни одной. Кто стряпает красочные очерки о стычках с краснокожими? Джентльмены, не способные отличить типи от пемикана. Тот, кто не умеет летать, громче всех кукарекает и получает жалованье. – При этих словах в моем пустом животе предательски заурчало - я покраснел, но продолжил. - Бог свидетель, будь я малограмотным наглецом, а не скромным образованным человеком, я бы зубами выгрыз себе популярность в этом мире!
- Восхитительно, молодой человек! – Старик взял со стола, заваленного бумагами, очки в черепаховой оправе, водрузил их на нос и еще раз внимательно оглядел меня с головы до ног. - Если только это действительно ваша точка зрения, а не напускной нигилизм, чтобы произвести впечатление на работодателя. Прошу вас ответить на несколько вопросов, которые помогут мне определиться с решением.
- Я готов, сэр.
- Итак, «наведет стеклянный глаз, щелкнет. Раз! И помним вас». Как вы считаете, кто это?
- Думаю, это - егерь или армейский снайпер.
- Прелестно! А что вы по обыкновению пишете в конце налоговой ведомости?
- «Подавитесь», что еще можно сказать этим жадинам из департамента?
- Замечательно! – Он щелкнул пальцами. - И последний вопрос, кто по-настоящему обогатился во время «золотой лихорадки»?
- Торговцы лопатами. – Ответил я не задумываясь.
- Поздравляю! Вы приняты! – Старик протянул мне сухую ладошку, и я ощутил крепкое рукопожатие.
- Благодарю вас, мистер?..
- Эркройд. Бен Эркройд, главный редактор. А вас зовут?..
- Сэмюэл Клеменс, очень приятно. Скажите, если не секрет, для чего вы задавали такие странные вопросы, мистер Эркройд?
- Они помогли мне понять особенности вашего мировосприятия. Вы – реалист. В вашем стакане всегда есть вода, мистер Клеменс.
- Это имеет значение?
- Ключевое! Видите ли, репортеры, чей «стакан наполовину полон», обычно - отвратно пишущие восторженные идиоты. Пессимисты – сочиняют гораздо лучше, но постепенно превращаются в нытиков и зануд. Вы – реалист, способный осознать всю мерзость жизни скептик. Не глупы и обладаете своеобразным чувством юмора. Это важные качества для репортера, которым вы, при должном старании, станете непременно. – Мой новый работодатель выудил из кармана рубашки изжеванный огрызок сигары и чиркнул спичкой о стол. - Публиковаться планируете под настоящим именем или возьмете творческий псевдоним?
- Я буду подписываться Марк Твен, сэр. Когда приступать?

ЧАРЛИ ЛУЧАНО

Даже так 

Комната выглядела эклектично: на стены кое-как были налеплены весёленькие, но совершенно безвкусные обои новейшего российского производства, которые частично прикрывал ужасающий советский ковёр с псевдо-восточным рисунком – а под ним, взирая с укором на китайские напольные часы, стоял дряхлый аристократический диван, ровесник последнего русского императора. Однако ни один элемент не представлялся настолько чужеродным здесь, как ноутбук. Он самодовольно светился белым экраном, и свет переливался на блестящих пластиковых боках, как на бортах межконтинентальной баллистической ракеты – недобрый блеск пустого и холодного будущего. Удивительно, до чего же неуместные подарки иногда дарят сыновья – пусть даже из лучших побуждений. Сергей Александрович со злостью захлопнул ноутбук.

Тихое перестукивание за спиной смолкло, и через секунду высокий сухой голос, острый и ломкий, как спица – голос, который в иные минуты мог вызвать приступ неконтролируемой ярости  – резко произнёс:

– Что?

– Месяц, может, полтора – не оглядываясь, ответил Сергей Александрович.

– Он как?

– Надеется на две недели – чтоб мы успели приехать.

– Что значит – надеется? – голос за спиной зазвучал тихо и с хриплыми искажениями, как дурно отстроенный приёмник, – как так – надеется? Разве можно на такое надеяться? Скажи ему, я никуда не поеду. Вернее, скажи ему – я не поеду прощаться.

Сергею Александровичу захотелось вжаться в кресло поглубже. Он слишком хорошо знал, что хриплые искажения предшествуют высокочастотному визгу, а сегодня у него не было никакого настроения отлаживать на ладан дышащий агрегат модели «Светлана». Он с непонятной надеждой посмотрел на ноутбук. Между неплотно прилегающими друг к другу крышкой и днищем образовалась узкая щель. Она почему-то напомнила Сергею Александровичу улыбку Чеширского кота.

– Света…   

Сзади раздался возмущённый треск – видимо, вязание полетело в стену.

– Что – Света?! – заверещал голос оглушительно, но даже на такой громкости в нём чётко слышались негодующие, как у политкомментаторов, интонации. – Я уже сорок пять лет Света, и двадцать пять из них ты талдычишь, что он – боец! Что он – не сдаётся! А тут… Ведь это же не мозг! Не сердце! На две недели он надеется! Даже не желудок – горло! Это лечится! Бывают ремиссии!

Сергей Александрович рассмеялся. Глупости, которые выкрикивала жена, вызвали в нём совершенно нелепое сейчас чувство – симпатию, похожую на послевкусие прежней привязанности. Он с нежностью погладил лукаво улыбающийся ноутбук и обернулся. Светлана смотрела на него с ужасом: чего-чего, а смеха она явно не ожидала.

– Ты всё правильно помнишь, – мягко произнёс Сергей Александрович, – я говорил – боец, и сейчас от слов не отказываюсь. Саня – вообще удивительный парень. Из того типа людей, у которых в лексиконе нет… как бы сказать… негативных определений.

Он поморщился и с минуту помолчал. Светлана не нарушала тишины, а её лицо очеловечилось постепенно приходящим пониманием.

– Так вот – эти люди пишут родителям – у меня всё хорошо. Или очень хорошо. В редких случаях – не очень хорошо, но скоро будет здорово. Однако однажды наступает день, когда этих выражений не хватает. Они не могут описать ужаса, отчаяния, одиночества. Они звучат глупо и пошло, если пытаются преодолеть безысходность.

Сергей Александрович робко улыбнулся жене и закончил:

– И тогда даже оптимисты пишут: плохо.