Роджер Флойд — Скотт Гленн 39:48 (матч завершён)

Право голосовать за работы имеют все зарегистрированные пользователи уровня 1 и выше (имеющие аккаунт на сайте до момента начала литературной дуэли и оставившие хотя бы 1 комментарий или 1 запись на сайте). Голоса простых смертных будут считаться только знаком поддержки и симпатии.

Голосование проходит по новой для ЛитКульта системе: необходимо распределить участников битвы по местам. Лучший рассказ - первое место... худший по вашему мнению - второе место.

Также в комментариях можно оставлять и критику-мнения по рассказам.

Флуд и мат будут удаляться администрацией литературного портала «ЛитКульт»

Формат выхода в данном раунде: Дальше в верхней части останутся только победители матчей. а вторые и третьи места присоединяться к нижней части турнира и продолжат борьбу за выход в финал уже там. 

Тема матча: Зашивая сердце.

Задание: Написать текст по заданной теме в соавторстве с искусственным интеллектом Порфирьевич.

Вам надо использовать в своей работе сервис:
https://porfirevich.ru

Роджер Флойд 

Сердца трёх

         Рэйчел пришла на работу в 18:18. Символично. Как будто ей снова 18, как будто нет разочарований, как будто она всесильна. Её называют швейной феей. Или шалавой. Кто как. Некоторые считают вот это вот всё позором, некоторые – величайшим из искусств и проявлением небесной доброты. И все при этом полагают, что обладание соответствующими навыками сопряжены с личной неуязвимостью и полной властью над собой и над другими. Рэйчел зашивает сердца. Ей бы кто зашил.

         Но есть и такие, кто считает, что гламурная властность, раскрывающая свой прекрасный потенциал в помещении, где и так полно мужчин и прелестных леди, не столь однозначна, как кажется на первый взгляд. Как это может быть понято на основании уже сделанного заключения, никто не знает. Однако есть такие клиенты, которые так и норовят попробовать швейную фею на зуб в некоем гносеологическом смысле. Они спрашивают: а что если вместо того, чтобы превращать в бриллианты сердцевину мира, проползать между ней и тем, что не в состоянии увидеть… просто жить? Нет, Кендра! Что ты! Почему... Этот тип прав. Но он согласен и на другое. У него есть то же самое понятие, но гораздо более конкретное.

         Чёрт! Кендра подслушивает мысли. Чёрт бы дёрнул этот научно-технический прогресс с его технологиями подслушивания мыслей и зашивания сердец! К счастью, оказалось, что это совсем не сложно, потому что умеет это сам Хьюго Крейн: всё время, пока Рэйчел шептала Кендре по телефону, он улыбался. Как давно это было… теперь она – королева зашивания сердец. А Хьюго… умер. От разбитого сердца!

         Это была совсем крохотная ночка, но её мир был таким далёким и чужим… Нет, не тот мир… Кендра плакала в трубку. Рэйчел тогда верила, что разбитые сердца – обычное дело. Но нет! В действительности сердца, как правило, только немножко рвутся. И их можно зашить. Ночью. Если довериться профессионалкам. А вот с разбитым сердцем уже ничего не поделаешь. Впрочем, это огромная редкость. Не надо верить пошлым штампам и детским сказкам.

         Пол. Слабый Пол. Этот точно не верит. Прожжённый циник. С каменным, кажется, сердцем. Но слабым. Слабым на передок. Иначе зачем он опять идёт сюда?

- А, это ты, Пол! Привет. Расценки знаешь. Что у тебя опять? Проблемы? Агитация? Да? Может, просто у тебя плохой грим? Или не разрешают делать тебя похожим на Чингисхана?

- Сердце, Рэйчел, опять сердце. Только на твою ласку и заботу уповать могу.

- Ты даже не представляешь, как оно мне больно. Но я не дам тебе обещаний… Поплачь, поплачь… если хочешь. Швейная фея любит слёзы… Так лучше? С тебя 666 $.

- Да. Спасибо. Знаешь, а вот интересно… Послушай, ты говорила, что Миширта была первой золотой девочкой, которая стала Голубой девочкой. А потом уже Голубой девочкой. А у тебя сердце какого цвета? Можно посмотреть? Мы уже давно знакомы - и...

- Пол, не лезь не в своё дело и не неси чушь. У меня всё в порядке, я ещё не одну сотню таких полудурков поставлю и на ноги, и с колен, и раком - кто как пожелает.

         Лёгкая улыбка Слабого Пола могла обезоружить кого угодно. Но Рэйчел держалась. Это она хозяйка, это она имеет всех в дырки от сердец - её же иметь не посмеет никто. А Слабый Пол и подавно.

         Какие же они все мерзкие! Самое страшное, что не все даже догадываются, что они думают! Она улыбалась сквозь слёзы, но ничто не выходило из её губ криком. Надо работать, а работа сопряжена с рисками – но работа на то и престижная. Не каждая добьётся королевского статуса. Да и вообще об этом нельзя думать. Конечно, надо – и без того тошно… Для несчастного Серого правила больше ничего не существует. В этом большая загадка. Шила сердце Серое, всё вокруг похерила, от любви кружилась голова – а подружка Кендрочка оказалась неучем, и в этом мире только я одна права... Следующий!

         Они приходили в расстройстве и уходили с целёхонькими сердцами. День за днём, год за годом – всё одно и то же. Серая Хонда, в которой они жили, была чудом техники. Круглая дверь казалась огромной чёрной дырой в стене. Красота обстановки вполне соответствовала красоте Рэйчел. Работа же становилась всё более и более рутинной, прямо-таки механической. Это было скучно, зато очень легко.

         И оставалась только нечестивая троица с загадочными сердцами. Слабый Пол, дурёха (но с опытом) Кендра и сама Рэйчел. И если Рэйчел исполняла песни и рисовала картины, то Кендра, наоборот, не в силах была их воспроизвести. А Пол... Слабый Пол – что с него взять вообще!

         В случае с Полом главная опасность заключалась в том, что тот сам жаждал разгадать Рэйчел, войти в неё всецело и навсегда.

         Кендра слишком искусно читала мысли и вообще была (или казалась?) организмом более высокого уровня.

         Но сложнее всего было разгадывать себя. Всегда так: в своём глазу бревна не замечаешь. Не замечаешь, какое ты бревно  в постели и в чужом сердце. Не замечаешь, что профессионализм – это ещё не всё, далеко не всё. "Я – дерево", – говорил она, когда... По всей видимости, именно так и называлось то, что являлось её делом. Вышивка, резьба по сердцевидному дереву, рисование деревьев на человеческих судьбах...

         Всю жизнь я видела только деревья...

         Вот Пол - дуб дубом. Вот стройная ива Кендра. А вот сама Рэйчел – нордическая берёзушка.

         Они решили собраться вместе в воскресенье. В ближайшем пабе. Где от духоты и дыма невозможно было оторвать даже глаз. При входе сначала звучала военная музыка, а потом она увидела девушку в сером костюме. Чёрт, опять Серые!

- Хотите, я вас разгадаю?

         Все молчали, пока не выступил Пол:

- Как можно отказать такой красавице! Поведайте нам правду сердечную, будьте добры.

- Внимание на сцену! – прощебетала Серая и мгновенно материализовалась в качестве вокалистки, – Говорит Эйприл Смит, кавалер ордена "Ланкастер". Что-то не так? Можно я не буду сразу начинать?

- Это сервис такой, «Порфирьевич» называется, – заговорщицким тоном продолжил Пол. – Бред всякий несёт, вот сделаю своего «Полфирьевича» – всё круто будет. А сейчас странные песни начнутся на русском языке. Кендра переведёт. Да, Кендра?

- Последняя тайна, холодный рассвет, но всё неслучайно…

- Кендра, мать твою!!! Мы так всю информацию прослушаем. Заткнись и смотри на сцену – нашу Аврил Лавинь починили вроде. Вон, висит. И ручку на ней теперь Серёга прислал? Ага. Я же говорю, пароль правильный. Ну-ка, быстрей! На чём остановился? А!

         Обеспокоенная Кендра наклонилась к Рэйчел и лихорадочно прошептала:

- Зато Пол сломался. Валим отсюда! Какие песни будут – я и так знаю: "Сердце всё сломало, сердце так любило много, очень много – сердце задолбало"  (это про Пола), потом: "Это просто достаёт невозможность изменить сердца" (это про тебя).

- Стоп! А про тебя??? Никуда я не пойду, пока не разгадаю тебя!

         Кендра демонически улыбнулась – и тут началось! Пол повернулся к стоявшему рядом Полю, и тотчас по его телу прошла странная, ни с чем не сравнимая, но от того не менее жуткая судорога. Осминог Пауль воскрес и объявил себя верховным богом-сердцеедом. Это случилось в день Великой Насовсем. Началась буря. И скоро вообще стало непонятно, где кончается пение и начинается беготня. Вконец перепуганные люди сбежались в сад, где хранилось каноэ Аврил. Дмитрий Губерниев запостил фотки в свой суперпозитивный Инстаграм и начал репортаж с чемпионата мира по гребле на байдарках и каноэ. Энди Уорхол изображал из себя главного героя "Звездных войн", Энлиль Маратович прятал от всех под мышками зародыши пальцев, как из-под пятницы суббота. Но выиграл всё равно Джи Джи Аллин. А призом были те самые сердца трёх. Свежевыпеченные и скоропостижные. Которые уже не надо было разгадывать.

Скотт Гленн

    Возвращались из гостей в сумерках – в декабре темнеет рано. Морозец был несерьезный, падал легкий снег – красота... Лена думала с радостным облегчением – обошлось! В общем, и глупо было верить с эту ерунду. Весь вечер она переглядывалась с подругой и видела, как та нервничает. И как тщательно привела себя в порядок – прическа, маникюр... Поводом для посиделок был недавний день рождения Наташиной дочки  - но был и еще один повод, очень странный, и знали о нем только Лена с Наташей. Дружили они давно, с детства, можно сказать. И хорошо знали друг друга. Правда, Лена ее недолюбливала – она считала Наташу слишком хлопотливой, слишком суетливой. Но уехали из родного поселка они вместе, поступили в одно училище, и в общежитии поселились тоже вместе. Когда Лена на четвертом курсе собралась замуж, то свидетельницей позвала, конечно, Наташку.

    На свадьбе все и началось. Обычай известный - подружке невесты с другом жениха сам бог велел затеять какие-никакие амуры, ну хоть для вида. Да только тут получилось совсем не для вида - и скверно, что только с одной стороны. Такого безумия, в какое впала подруга, Лене видеть никогда не приходилось. Вообще, внешне Наташа казалась вполне нормальной. Но когда Лена спросила шутя, как ей понравился Сашкин дружок Коля, то реакция была просто ужасающей.

    Наталья  ни с того ни с сего разрыдалась, хотя никогда за ней истерик не водилось. А когда проплакалась, то заявила, что влюбилась до невозможности, что обязательно выйдет за него замуж и уже знает, что для этого надо сделать. Нашла она, видите ли, колдунью и завтра идет к ней.

    Лена сначала посмеялась, потом попыталась отговорить от такой глупости, потом рассердилась. "Ты не понимаешь, что ли - он же заигрывал с тобой, потому что на свадьбе так положено, ну пообжимались-поцеловались, и ладно, а потом пропал ведь и носу не кажет, ты совсем дурочка?" Наташа не спорила - что за дело, когда человек влюблен? Но Лена в конце концов уперлась. Ей казалось, что это дело надо как-то пресечь в самом начале. "Все равно еще с ним увидишься, ну, может, что и выйдет, но бабки-гадалки - это уж совсем бред какой-то! - горячилась она. - Обещай, что не пойдешь, а то совсем умом двинешься!"

    Тут Наташа, которая вообще-то упрямством не отличалась, ее удивила.

    "Она не гадалка. Она колдунья. И это моя жизнь".

    И она повернулась и ушла. Пропала на какое-то время, а Лене в новом замужнем качестве было как-то и не до нее.

    Увиделись через месяц, на Новый год.  Лена, конечно, Наташу решила позвать. Спросила мужа, придет ли Коля, и обалдела, услышав, что придет и не один. "Тебе Наташка не сказала разве, что у них любовь-морковь?"

    Лене стоило бросить только один взгляд на эту парочку, чтобы понять, что дело идет к свадьбе. Коля, который считал себя, что греха таить, записным серцеедом и обычно много усилий на ухаживания не тратил, был просто на себя не похож. Глаз с Наташи не сводил, и как он на нее смотрел! "Приворожила, точно..." Лена так и ахнула.

    Конечно, любопытство ее грызло до невозможности. Но она не решалась задать самый главный вопрос - в новогоднем веселье было не до этого.

    Она позвала Наташу в гости, когда муж ушел на дежурство, и наконец услышала ее историю. Наташа странно изменилась - она выглядела счастливой, но не то стала серьезней, не то появилась в ней какая-то озабоченность. Если не сказать - страх. Впрочем, и сама история была странная. Да и страшная, если принимать всерьез.

    Наташа рассказывала и улыбалась виновато, будто понимала, что сделала что-то неправильное - и непоправимое.

    "Квартирка такая обычная, хрущевская однушка, чистенько... И тетка совсем обыкновенная - средних лет, завивка, платье кримпленовое, аккуратная, на медсестру похожа. Я ей выложила со всей дури, мол, люблю, помираю, замуж хочу... А она сидит напротив, руки так в кулаки сжаты, и даже в глаза не смотрит. Я замолчала, и она молчит. Вот, думаю, дура, и чего я приперлась? Тут она глаза подняла, и как-то мне нехорошо стало. И никакие не пронзительные у нее глаза, и не еще какие там считается, что должны быть, а просто - никакие. Мертвые. И говорит спокойно, как продавщица в магазине: "Замуж - это серьезно. Но можно. Только что потом - от тебя уже будет зависеть. Двадцать лет тебе даю". Я ей: "В смысле?" А она: "Ну, двадцать лет с этого дня проживешь, а потом помрешь. Согласна?" Я рот раскрыла и не знаю, что сказать. Она еще вроде подумала и говорит: "Нет, в ноябре нехорошо будет, ладно, пусть еще месяц. Короче, двадцать лет и один месяц".

    Тут мне как-то даже и смешно стало. Думаю - бред полный, а даже если правда - двадцать лет большой ведь срок... Согласна, говорю.

    Она как сидела, так и сидит, только руки раскрыла ладошками кверху. Скажи, говорит, еще раз ясно и понятно, чего ты хочешь, и про то, что двадцать лет и месяц согласна прожить...»

    - Ну, а ты? - шепотом спросила Лена.

    - Сказала... - таким же шепотом ответила Наташка. - И ничего не было, только свет моргнул.

    Она помолчала и добавила: - Знаешь, не лампочка, а так... вообще свет... А на следующий день Коля позвонил. Пришел бледный, глаза горят. А сразу о чем-то заговорил - не знаю, о чем... Он сам не очень понимал, что говорил, а я не понимала, что отвечала. Так все закрутилось... быстро.

   - И когда это было?

   - Девятого ноября.

    Наташка глядела так жалобно, что Лена тряхнула головой и решительно сказала:

   - Вот что. Раз все хорошо, надо забыть всю эту чушь и жить спокойно. Так?

   - Так, - согласилась Наташа с облегчением.

    И они стали жить - не всегда спокойно, поскольку Коле в отличие от домоседа Саши отвыкать от холостяцких привычек было непросто.  Про историю с колдуньей подруги по какому-то негласному уговору никогда  не вспоминали.

    Один только разговор был – когда  праздновали  рождение Наташиной дочки. Светланка родилась в ноябре, восемнадцатого числа. Наташа покормила ребенка, и они сидели благостные, умиленно глядя на сморщенную рожицу в пеленках. Вдруг Наташа подняла глаза, и ее улыбка погасла.

    - Я вот думаю – как оно будет? Проще всего, конечно, с сердцем что-нибудь... Артерию пережать намертво, и все. Даже и не страшно.

    - Слушай, прекрати, опять ты за свое!

    Подруга отмахнулась – будто и не слышала.

    - Знаешь, я поняла, почему она мне еще месяц дала. Чтобы Светка свой день рождения нормально отметила. А то соображаешь – восемнадцатое был бы девятый день...

    Лена похолодела. Но сказала преувеличенно-бодро:

    - Не говори ерунды, у тебя после родов еще мозги набекрень.

    И все.  Наташа больше не разговаривала с ней на эту тему.

    Время летело быстро, и забылась эта история тоже быстро. Свои девятнадцать лет Светка отмечала в кафе с подружками, а старшему поколению Наталья предложила собраться попозже на пару недель, у них дома. Получилось – воскресенье, 9 декабря.

    Со странным чувством Лена ехала на эти посиделки, но вышло все очень приятно – выпили, Наташкин пирог съели, песни попели...

    Но все равно что-то стояло между ними, какое-то непреодолимое препятствие. Впрочем, алкоголь, как известно, творит чудеса, а выпито было немало, и даже Наташкина пьяненькая реплика в ответ на похвалы ее рыбному пирогу сразу забылась. А ляпнула она вещь странную:

 - Да, свекровь вечно меня заставляла рис в этот пирог класть, а я это терпеть не могу... И чтоб на мои поминки такой вот испекли, без риса! И корки чтоб потоньше!

    Ну и ладно, выпили еще по последней и стали расходиться.

    И вот теперь они с Сашей шагали по вечернему городу, веселые и еще немножко пьяные, и все было хорошо.

    Сашин мобильник зазвонил, когда они уже подходили к дому.

     - Коляныч, привет! – Пауза. – Что?!! – Пауза. – Да, приедем, жди.

    Он медленно опустил руку с телефоном и стоял, боясь повернуться.

    Услышал странные звуки за спиной, обернулся и замер.

    Лена сидела на лавочке у подъезда и плакала, закрыв лицо руками.

    Она знала, что сейчас услышит.