Риэнн Стил — Софи Томпсон 17:21 (матч завершён)

Право голосовать за работы имеют все зарегистрированные пользователи уровня 1 и выше (имеющие аккаунт на сайте до момента начала литературной дуэли и оставившие хотя бы 1 комментарий или 1 запись на сайте). Голоса простых смертных будут считаться только знаком поддержки и симпатии.

Голосующим надо указать лучшего автора по их мнению.

Также в комментариях можно оставлять и критику-мнения по рассказам.

Флуд и мат будут удаляться администрацией литературного портала «ЛитКульт»

Формат выхода в данном раунде: Дальше в верхней части останутся только победители матчей. а вторые и третьи места присоединяться к нижней части турнира и продолжат борьбу за выход в финал уже там. 

Тема: Псы резервации.

Максимальный размер текста: 5000 знаков без пробелов.

Голосование продлится до 12 января.

Риэнн Стил

Санек возвращался домой с решительной мыслью завтра никуда не выходить. Пандемия только набирала обороты, и он чувствовал себя в ответе за случайных людей, которые могли с ним пересечься. А дома хорошо. Дома кот и чай с вареньем. Давно мечтал уйти на удалёнку, и вот как причудливо сбылось желание. 

Лавочки перед подъездом непривычно пустовали, зато под одной из них, сжавшись, должно быть, от страха, сидел щенок. Малыш совсем, с коричневой кудрявый шерстью и глазами-бусинами. Санек наклонился, потрепал его за ухом, щенок жалобно заскулил. 

— Ну что с тобой делать, пойдём домой, будешь с нами жить! 

Филимон, кот, встретил щенка настороженно. Понюхал, потом сделал вид, что спешит по делам, и удалился на окно, любоваться птичками. 

Первые дни изоляции шли спокойно. Быт оказался отлажен. Продукты Санек заказывал на дом, со щенком гулять тоже было не нужно, для него были куплены специальные пелёнки. Вся жизнь сосредоточилась на тридцати квадратах. Пока однажды утром, на пятый день, не случилось странное. 

Санек включил воду в душе, и вместо того, чтобы, как обычно течь вниз, она тонкими брызгами разлетелась по всей ванне, оставляя Санька абсолютно сухим. Он выругался, выключил воду и осмотрел душевую лейку: ну точно, маленькие отверстия покрылись налётом, и вода пробила боковые стыки. 

Чуть позже Санек заметил, что забилась канализация, и в раковине на кухне скопилось вода. Он засыпал в отверстие специальное средство, но вода никуда не ушла. А когда Санек решил вызвать сантехника, его телефон мигнул и отключился. Это уже ни в какие ворота не лезло! Он поискал зарядку, надеясь, что дело в батарее, включил в розетку и тут же отпрянул, орошаемый снопом искр. Свет погас. 

Санек вышел в подъезд, дверь за ним с громким стуком захлопнулась, щёлкнул английский замок. Он растерянно оглянулся, прикидывая дальнейшие действия. И не придумал ничего лучше, как постучать в соседнюю квартиру. 

Дверь открылась мгновенно, будто соседка подглядывала в глазок. Санек и раньше встречал её на остановке и в местном магазинчике, но знакомы они не были. Хотя он знал, что зовут её Лиля. Кудрявая глазастая, будто маленький пудель, она отчего-то казалась Саньку очень миленькой. Не такой, какими бывают пудели, а другой. Которых хочется провожать домой. Или к которым домой — возвращаться. Санек улыбнулся, но не успел и слова сказать, как соседка затараторила.

— Тоже домовой чудит? Так и думала, мой мне тут такое устроил, представляете, сначала потоп: раскрутил кранчик в батарее; потом пожар: добавил газ, зараза, на полную и подпалил кухонное полотенце. Еле совладала! Это они так злятся, что мы все время дома тусим, нарушаем их личное пространство, — Лиля вздохнула. 

Саня тоже вздохнул. Мало ему неприятностей, так ещё и миленькая соседка оказалась поехавшей. 

— Думаете, я того, с кукухой не дружу? — Лиля отступила вглубь квартиры, приглашая гостя зайти. Саня помешкался. — Да не бойтесь, кусаться не буду. 

Она прошла на кухню, больше не оборачиваясь и не проверяя, идёт ли за ней Саня. Саня шёл. 

На кухне Лиля включила чайник. Из соседской — Саниной — квартиры послышался тонкий скулеж. 

— Это Боцман, мой пёс. Ну, не совсем пёс, щенок ещё. Боится оставаться один, — пояснил он. — Так что там по поводу домового? 

— Да ничего, надо всего лишь задобрить его и уверить, что это не навсегда. Я бы сама в жизни в такую чушь не поверила, но вот потоп же. Потом пожар. Потом ключ сломался. А второй потерялся, разом оба замка меняла. А мастера не так-то просто сейчас найти. А потом моя подруга, она всякой мистикой увлекается, сказала, что всему виной домовой. И научила, как подружиться. 

— Подружиться — дело десятое, — Саня почти поверил в сверхъестественные причины своих проблем, — как в квартиру попасть? 

Лиля достала чашки и разлила чай. Вой в соседней квартире усилился и как будто удвоился. Саня вскочил и заходил взад-вперёд. 

— Видимо, чай откладывается. Может, это вам поможет? — и достала чемодан с инструментами, одним из которых была дрель. Санины глаза засветились счастьем, будто он получил долгожданный подарок на Новый год. 

Цилиндровая вставка сдалась мгновенно. Дверь распахнулась, и прямо на грудь ошарашенного Санька прыгнуло нечто огромное и пушистое. Он присел от неожиданности, а Лиля даже взвизгнула. Но спустя мгновение, Санек понял, что это был Филимон. Вслед за котом колобочком выкатился Боцман, изо всех сил виляя хвостом. Дверь захлопнулась второй раз, щёлкнула ночная задвижка. Саня и Лиля переглянулись. 

— Эй, домовой, я сдаюсь! —не выдержал он.

— Оставьте его на время, пусть побудет один, так сказать, насладится одиночеством. А вы, псы резервации, идемте пить чай, что ли, — пошутила она. 

— Скорее уж, щенята изоляции. Хотя тут и кот имеется, и даже человек… — пошутил в ответ Саня, только в этот момент осознавая, как скучал по общению.

Сейчас, когда Боцман и Филимон больше не были заперты в квартире, он совсем успокоился. Лиля уже выставила на стол печенье, и Саня улыбнулся. Если это и правда домовой чудит, то у Лили уже есть опыт укрощения, но это всё потом. А сейчас — чай и приятная компания. Он взглянул на Лилю и невольно подумал, что она отлично впишется в их стаю.

Софи Томпсон

Gcs htpthdfwbb, - первое, что я набрал на ноуте. Вечно забываю сменить раскладку. Так вот, я никогда не хотел быть gcjv.  Делать эту сj,axm. hf,jne, вставать на дыбы на цепи, рваться за ограждение, роняя пену с воспалённого языка, желтеть в пространство клыками.

Да, я никогда не хотел делать эту собачью работу. Быть псом.

Больше некому,  сказали они.

Даже они не помнят, когда всё поменялось местами и нас начали теснить. Тех, кто застал начало, давно точат земляные черви. Я сижу на каменных ступенях заброшки и выдуваю пузыри непроизошедшего в едком растворе повседневности. Мои украденные у племени  пятнадцать минут отдельности.

Моя очередь заступать в караул.

- Эй, Джуд, не усугубляй! Твоя песенка грустная, но  спой её во всё горло.

(Джуд это я.)

And don’t you know that it’s just you, hey Jude, you’ll do?

Да, кроме меня, пожалуй, никто. Нас осталось меньше сотни — молодых натренированных псов. Мой мир становится всё меньше.  Но он всё больше давит мне на плечи. Обломок с острыми краями, исполосовавшими мне кожу. Вы ещё не видели борозды на моей душе! Местами они глубоки, как противотанковые рвы. Показать?

Почему мы отступаем?

- Джуд, не тяни, еле на ногах стою. - Это Марек. Я его сменщик, и всё, чего он хочет — дойти до палатки и рухнуть в сон.

Сажусь на пластиковый стул, привычно впиваюсь глазами в чужой пейзаж. У нас огни уже погашены. Тощее солдатское одеяло декабрьской ночи. На той стороне, за металлической сеткой, спорят друг с другом огни витрин и вывесок. Шумная жизнь, заглушающая что-то важное. Вернее то, что считаем важным мы, вырожденцы, «свидетели кухонь», поклоняющиеся смешному богу неторопливости. Им не слышно, как растёт трава и как пробирается по шершавой стене первый рассветный луч. Не слышно, как игла опускается в бороздку винила. Им некогда увидеть заплатку солнечного света на развороте книжных страниц. 

Мы к ним не ходим. Не хотим пропитываться их сытым воздухом, стекающим с пластикового неба, как  жирный соус с бургера,  между «ложкой и ложью». Наша задача — остановить их коммивояжерский пыл на последнем рубеже. Не пустить на нашу территорию. 

Недавно мы с Мареком и другими ребятами сидели у реки, опустив ноги в щекочущую воду потока, наполненного мальками каких-то рыб. Разговаривали. Пришли старшие. Это какие-то квантовые дела, я не особо в этом разбираюсь — но старшие они только по дате рождения в паспорте и по заполненному объёму памяти. Между нами — ещё поколение, но с ходу вы не различите, кто какого года. Наверное, оттого, что мы живём по старому календарю. От вашего он отстаёт лет на сорок. Старшие говорят, в том времени, которое мы охраняем, жилось так себе. Зато умиралось на «ура». 

А в прочерке между двумя датами помещалось нечто красивое, оправдывавшее и первую шеренгу цифр, и замыкающую. Это красивое можно было растянуть и смаковать, а можно было выпить залпом. Некоторые так и делали. Но не все. 

Например, у моих родителей в эту чёрточку вместилось беско…

-Джуд! - окрик хлёсткий, на грани истерики.

Я, оказывается, почти заснул. 

Открываю глаза — на сетке виснет какое-то людское кубло, вот-вот повалит её своей тяжестью. 

Вы думаете, я что сейчас сделаю? 

Кинусь на них?

Буду исступлённо лупить дубинкой по вцепившимся в проволоку кистям? Выну пистолет?

Никакого экшен. Не ждите. Я свистну ребят, и мы передвинем проволоку ближе, на метр или два, запасные опорные столбики давно врыты. Да, нас теснят. Но фокус в том, что отступая, мы сохраняемся. Как только мы бросимся в атаку, это станет поражением. Такое уже случалось. Это как с вампирами. Если ты укушен насилием, поддался ненависти, всё — ты перестал быть человеком. «Свидетели кухни» потеряли тебя.

Почему такое дурацкое название у нашей общины? Как объяснили нам старшие, кухни были средоточием жизни. В них постигали мир, отыскивали истину, выводили формулы, скрепляли дружбу, взахлёб — или сосредоточенно — любили. По назначению эти тесные помещения в квартирах использовали, пожалуй, меньше всего. Важнее было, кто рядом с тобой за столом, чем то, что поставила на стол хозяйка.

Вижу, вы опять удивлены — зачем мы это охраняем?

А чёрт его…

Но я помню счастливые лица родителей. Я помню, как мои не могли пройти мимо друг друга, чтобы невольно не коснуться, хоть вскользь, любимого плеча, талии… провести по волосам, по щеке. Я нигде больше не видел такой радости от присутствия близкого.

Это была жизнь навыворот. Не такая, как ваша. Всё, за чем вы гоняетесь, для нас — плесень. Всё, чем мы дышим, для вас — пепел. Пепел попаляет плесень, знаете?

- Джуд, левее бери!

Приседаю, прижимаю столбик плечом, рывок — переношу внутрь зоны.

Наша территория сократилась на полтора метра по всему периметру. Месяца через два — а может, через два года, ничего не останется от нашей земли.. Но если мы будем рвать их глотки, не станет нас. Мы станем ими.