Стив Лапланте — Софи Кадьо 10:12 (матч завершён)

Право голосовать за работы имеют все зарегистрированные пользователи уровня 1 и выше (имеющие аккаунт на сайте до момента начала литературной дуэли и оставившие хотя бы 1 комментарий или 1 запись на сайте). Голоса простых смертных будут считаться только знаком поддержки и симпатии.

Голосующим надо указать лучшего автора по их мнению.

Также в комментариях можно оставлять и критику-мнения по рассказам.

Флуд и мат будут удаляться администрацией литературного портала «ЛитКульт»

Задание:  “Встреча с самим собой” - в этом задании участники должны придумать историю, в которой человек встречает своего двойника из параллельной реальности. Задача - описать их взаимодействие и то, как это влияет на обоих персонажей.

Максимальный размер текста: 5000 знаков с пробелами.

Голосование продлится до 17 апреля.

Стив Лапланте

Новые двери

В минутной тишине защёлкала ручка входной двери, Таня подхватившись откинула плед и включила ночник. В очередной раз в окна полыхнуло отсветом молнии и тут же над крышей раскатился гром. Дверь распахнулась, и в пятно света от ночника вошла маленькая фигурка. Мальчик трёх-четырёх лет. Мокрые волосёнки налипли на лбу, лицо до боли знакомое.

 - Бабунь? - спросил он неуверенно, удивлённо таращась на Таню, и почему-то оглянулся назад, в открытую настежь дверь, откуда яростный дождь рвался в сухое нутро домика.

 - Иди-иди в дом, - послышалось снаружи. Голос тоже очень знакомый.

Дверь захлопнулась, впустив женщину, деловито раскрывающую зонт на просушку. Таня молча ждала что будет дальше. Когда возня с зонтом закончилась, женщина откинула мокрые волосы назад, вдруг тревожно огляделась и упёрлась взглядом в Таню. Они минуту разглядывали друг друга, причём женщина ещё раз окинула быстрым взглядом домик. 

 - Простите, куда мы попали? - хрипло спросила она.

 - Ко мне вы попали, - с лёгкой усмешкой ответила Таня, кутаясь в плед, - не стесняйтесь, проходите, ребёнку надо обсохнуть. 

Женщина ещё раз огляделась.

 - Не понимаю... - сказала она, - мы открывали дверь к себе... Не понимаю, что случилось.

 - Проходите уже, попробуем разобраться. - Таня подвинула плетёное кресло, и похлопала по дивану:

 - Иди сюда, малыш, садись, я сейчас чаю организую.

Это четвёртое лето с тех пор, как... Домик - студия, снятый на месяц: ничего особенного, зато на краю дачного посёлка, в получасе ходьбы от озера. Месяц тишины, утренних птичьих концертов. Месяц вне неудобоносимой раковины, в которую Таня заползла четыре года назад и теперь тащит её неизвестно куда. Пока она хлопотала с чаем, гости тихонько сидели на диване, женщина гладила мальчика по голове и что-то ему говорила. Таня поглядывала на них и пыталась вспомнить, где она их видела. На секунду мелькнуло, что женщина будто бы на неё похожа, только волосы длиннее, темнее, и выглядела женщина получше, побогаче, что ли. А мальчик... у него такой же зализ на лбу, как у Лёшика. 

 - Как вас зовут? - спросила Таня, поставив поднос с чашками и чайником на стол, - угощайтесь.

 - Таня, - ответила женщина, - а это мой внук Миша, - и за руку подвела мальчика к столу, - садись. 

 - И меня Таня.

 - Будем знакомы. - улыбнулась гостья и продолжила, - Знаете, у меня стойкое ощущение, что мы с вами где-то встречались.

 - У меня тоже. - ответила Таня, - простите, можно вас? 

Она включила верхний свет, подошла к трюмо и жестом пригласила гостью встать рядом. Отражение не обмануло - обе женщины были похожи как однояйцевые близнецы, с той лишь разницей, что у Тани-хозяйки под глазами синели мешки, обесцвеченные волосы топорщились в неопределённой стрижке, и тело выглядело более обрюзгшим.

 - Вот и как это понимать? - спросила Таня-хозяйка.

 - Да... Очень странно всё это... - отозвалась гостья.

 - Бабунь, - позвал мальчик, - я писать хочу.

 - Сейчас, Мишанька. Где у вас туалет? - спросила Таня-пришелица.

 - На улице. Хотите, я отведу, тут рядом, а дождь, кажется, перестал.

За просохшим окном, в сумерках быстро надвигающейся ночи, чёрные тучи быстро убегали на восток.

Когда они вернулись, Миша попросился спать. Его уложили на диванчике. Перед тем как заснуть, он придержал Таню-хозяйку за руку, когда она поправляла плед:

 - Ты тепель тоже моя бабуня, да?

 - Да, малыш, - прошептала Таня и поцеловала его в такой родной зализ на лбу.

Женщины сели за стол, налили себе чаю.

Летние ночи спорые - не успел глаз на глаз навести, вот и рассвет. А Тани не наговорились. То, что они похожи не только по внешности и имени, но и по судьбе, они поняли сразу. Только Таня-гостья вместе с мужем и сыном уехала в Москву после смерти свекрови, а Таня-хозяйка осталась. И вот с этого их жизнь стала меняться. Таня-гостья больше слушала, Таня-хозяйка говорила и говорила, взахлёб. И про то, как после гибели сына муж запил и уехал в неизвестном направлении, и как подруги отвернулись будто от прокажённой, и что работа плохонькая, и что впереди - беспросветная старость. И утешителя нет. 

 - А ты? Как тебе удалось так всё и всех сохранить? - спросила она гостью.

Та задумалась. Посмотрела на спящего внука, раскинувшегося на подушке.

 - Думаю, что наша разница в том, что я не боюсь перемен. Ты не стала рисковать с переездом. А мы рискнули. Ты сына берегла, отговаривала от тяжелой работы, потакала его слабостям - лишь бы всё было как прежде, вот и потеряла. А я заставила Алёшку идти работать сразу после техникума. Сняли ему квартиру на пару месяцев, а там он и сам стал себя содержать. Вот, ты терпишь дрянного начальника - авось, до пенсии досидеть. А чтобы поискать новое место, пусть попроще, да поприбыльнее. И муж ведь не сразу ушёл, ты его сама по сути вытолкала. А подруги... Значит, это были не подруги. Радоваться надо, а не горевать: избавилась от неверных людей. Ты себя слишком жалеешь, Таня. А ты не жалей, а полюби. Меняй свою жизнь, впускай новых людей, открывай новые двери. Вот, смотри: семечко бросила в землю, а оно не растёт, хотя ты и поливаешь его, и кормишь. И чего сидеть подле него, горевать? бери новое, бросай, сажай - что вырастет, твоё. А что не взойдёт - забудь о том.

 - Ох, Танечка-Танюшка... Легко говорить, сделать непросто...

 - А ты не сиди, делай. Собачку себе найди, гуляй с ней. На фитнес запишись - не жалей на это денег. Там новые люди, новые впечатления. В конце-концов, стихи начни писать, как в молодости. Помнишь?

 - Угу. - отвечала Таня, задумавшись. - А как же вы обратно? Куда? Ведь, судя по всему, эта дача - где-то там твоя, но не здесь. Как вы вернётесь?

 - Не знаю, Танюшка. Скоро Мишанька проснётся, спрашивать маму начнёт. Мы ж вроде ненадолго уходили, к подруге моей, у неё внучка - погодок Мишаньки. А тут такая оказия...

Утро сырым туманом повисло на ветвях буддлеи за окном, разлилось молоком по дачной дорожке.

Мишаня с аппетитом уплетал сготовленный новой бабаней горячий бутерброд, запивая чаем из пузатой кружки в синюю полоску. Таня-гостья стояла у окна, поручивая обручальное кольцо на пальце.

 - Кажется, у меня есть идея. - сказала она.

 - Кажется, мы подумали об одном и том же. - улыбнулась Таня-хозяйка, - Новые двери?

 - Да!

Они обнялись. Долго так стояли. Миша с любопытством смотрел на них.

 - Бабунь, а мама где? Я к маме хочу.

 - Да-да, зайчик, скоро пойдём... Ну, Танюшка, или мы сейчас попробуем, или меня ждёт катастрофа. Давай?

 - Давай.

Таня взяла за руку Мишу, открыла дверь. На пороге они оглянулись на Таню. Миша выскользнул из бабушкиной руки и подбежал к новой бабане, порывисто обнял её и расцеловал в обе щеки, прошептал на ухо "я буду скучать, бабань" и вернулся к Тане. Дверь за ними закрылась.

Таня-гостья несколько раз открывала своим ключом дверь и всякий раз захлопывала. Таня-хозяйка, затаив дыхание, ждала. Ей бесконечно сильно хотелось, чтобы они остались. Но так же сильно она хотела, чтобы они вернулись туда, где были счастливы.

На седьмой раз дверь захлопнулась окончательно. 

Таня решилась выйти из домика только через час. Туман рассеивался. Как рассеивалось и Танино одиночество.

Она достала телефон. Открыла галерею. Лёша. Вика, его жена. Мишанька - вот совсем пупс, вот серьёзный на качелях... Вот Таня, вот Виталик... Все живы.

Таня радостно вздохнула. 

У неё есть внук.

Софи Кадьо

Молниеносные пряники

Осенью, в дождливый серый день проскакал по городу Иван Павлович Оленев. На своих двоих проскакал, лошади-то у него не было. При виде бесноватого долговязого бородача в плаще и шляпе люди привычно крутили пальцами у висков, мамы закрывали детям глаза, полицейские, вздыхая, отворачивались. Городской сумасшедший, что с него взять. Ещё и профессор. Пусть скачет себе, если уж очень хочется.

Довольный собой и непогодой, он спешил в домашнюю лабораторию — в очередной раз запустить свою адскую машину по переработке молний.

Наловил себе разрядов на несколько экспериментов вперёд. Наварил кипятка, чаю налил. Уселся за рабочий стол.

— Эй, ты! — раздалось вдруг из кухни. Профессор аж с табурета упал. Вместе с чаем и пряником. — А ну, иди сюда!

Голос был каким-то смутно знакомым, но как-то не располагал к доброй беседе.

— Иди сюда, Палыч! Кому говорят! У меня нога застряла!

Иван Оленев, зацепив рога, висящие на стене, кудрявой головой, так чуть с ними на кухню и не пошел — удалось сбросить. Запутался в длинных ногах, кувыркнулся через тумбочку, чуть устоял, ухватившись за дверцу шкафа. Тот радостно вывалил на Оленева всё то, что было напихано за долгие годы — пожелтевшие рукописи, папки, склянки с мутным содержимым (совсем таким же, каковы в моменте были мысли у Иван Палыча).

— Да ты дойдёшь ли, чёрт малохольный, до кухни?! — ругалось на хозяина дома неведомое.

— Сейчас, уже почти пришёл, — отозвался Иван Палыч и дополз-таки до места.

К удивлению Оленева, на кухне, точнее том, что от неё осталось, дымилась огромная сфера. По всему видно — какой-то агрегат. Из него торчала бородатая башка. Ну, и человек, к ней приделанный.

— Принимай гостей, Палыч! — сказала голова.

— А вы, собственно, кто и как оказались на моей кухне?! — недовольный разрушениями, спросил хозяин.

— А ты в зеркало давно смотрелся?

— Давненько, а что?

— Двойник ты мой, дорогой Иван Палыч. А я — твой, — гость попытался вытащить ногу из агрегата — не вышло, намертво застрял. — У тебя плазменный резак имеется? Мне бы вылезти. Ну, и дальше полететь.

— Прошу прощения, но такового аппарата не имею.

Гость скривился, вывернулся и всё же сам высвободил конечность из металлического плена.

— Эх, Палыч, а чай у тебя есть? А мята? А если найду? — гость рассмеялся, похлопал Оленева по костлявому плечу.

— Есть, чайник только вскипел... — Иван Павлович повернулся к тому месту, где ещё совсем недавно была плита, горестно вздохнул.

— Ничего, кухня самовосстановится сразу, как только я стартану. Сейчас я тебя угощу по случаю, — гость залез в сферу и вытащил протеиновый батончик. — Угощайся!

Оленев недоверчиво откусил... И расплылся в улыбке! Это был тот самый вкус, из детства! Тот, который появился во рту сразу после того, как возле Ванечки ударила молния!

— Вот, вспомнил? Я лет пятнадцать потратил на этот эксперимент. К сожалению, популярности мои молниеносные батончики не возымели. Пришлось добавить слабительное, чтоб хоть как-то продавались. Ой...

Когда Иван Павлович Оленев вернулся из своего "овального кабинета", гость уже спал. Прямо на диване и вырубился. Хозяин сперва думал вызвать полицию или санитаров, чтоб избавиться от нежданного гостя, но передумал. Полез в сферу — интересно же, что там за технологии такие. А сфера-то его приняла, как своего! Добро, говорит, пожаловать. Все ошибки, говорит, устранены. Можно, говорит, продолжать путь. Оленев не удержался. И полетел.

А вернулся только через год — довольный, холёный, при наградах и вообще румян и сияющ, как блин масленый. Приземление вновь прошло в аварийном режиме — прямо на кухню так и рухнул. Увы, но родной дом Оленев практически не узнал: всюду были провода и компьютеры, мониторы, какие-то чертежи. И везде его, Иванпавловичевы фото. И глазки-то на каждом выколоты.

Из-под шкафа начало выползать нечто жуткое. Оно страшно воняло, было непонятного пола и возраста, всё в чаинках и крошках от пряников.

— Вот это метаморфозы! — удивился человекоподобный ком тряпья.

— Кто бы говорил! — не переставал изумляться Иван Павлович.

— Ты не представляешь, что я тут пережил, — он уселся на табурет. — Глянь вон, на столе.

Лучезарный Оленев взял в руки газету и прочёл на первой полосе: "Сумасшедший учёный требует вернуть ему сферу перемещения". Из статьи следовало, что профессор Оленев был арестован, когда после очередного эксперимента с молниями стал носиться по местным магазинам и требовать несуществующие электроприборы. В других газетах было что-то про излечение, про отшельничество и страстную любовь к пряникам. Печальное, словом.

— Так мы сейчас всё в миг поправим! — радостно заявил Оленев и достал из кармана маленькую бутылочку. — На вот, выпей!

Несчастный жуткий двойник повиновался. В следующее мгновение он преобразился и стал прежним, преобразилась даже одежда. Теперь их было не отличить.

— Вот, теперь можешь спокойно вернуться домой. Кстати, чего ты меня обманывал? Никакой ты был не успешный, такой же неудачник, как и я.

— Не хотел расстраивать, — насупился двойник.

— Ничего, теперь ты — уважаемый человек! Я довел до совершенства твой преобразователь. Тебе как раз моих наработочек и не хватало. Неудачников теперь не существует. И всё благодаря нам!

Оленев весь собой гордился, грудь колесом, усы распушил, ну, и вообще, расфуфырился.

— Что же ты наделал... — зарыдал двойник. — Ты всё испортил! Я мечтал сделать неудачниками всех! Чтоб только я был прекрасен и величественен! А-а-а!

— Да я, выходит, себя совсем не знаю, — разочаровался Оленев. — Давай-ка мы тебя в клинику устроим. Она хорошая, уж поверь — сам строил. Я тебя провожу.

Вместе они забрались в сферу, нажали на нужные кнопки и перенеслись в иной мир, где Иван Оленев не был городским сумасшедшим, а был почетным профессором кафедры успешного успеха. Проводив двойника до пункта назначения, он вернулся домой. К своим рогам, лаборатории и кухне, где пузатый чайник и мятные пряники уже заждались любимого профессора. "А не пробежать ли мне по городу, как прежде?" — подумалось Ивану Павловичу.