Дебра Муни — Джон Бизли 36:33 (матч завершён)

Право голосовать за работы имеют все зарегистрированные пользователи уровня 1 и выше (имеющие аккаунт на сайте до момента начала литературной дуэли и оставившие хотя бы 1 комментарий или 1 запись на сайте). Голоса простых смертных будут считаться только знаком поддержки и симпатии.

Голосование проходит по классической для ЛитКульта системе: необходимо распределить участников битвы по местам. Лучший рассказ - первое место... худший по вашему мнению - второе место.

Также в комментариях можно оставлять и критику-мнения по рассказам.

Флуд и мат будут удаляться администрацией литературного портала «ЛитКульт»

Тема матча: Написать захватывающий, драматичный и лихой рассказ о природе.

Максимальный размер текста: 5000 знаков с пробелами.

Голосование продлится до 30 сентября.

Дебра Муни

Опасная планета

Высадка с самого начала пошла не по плану: охранный пояс планеты сильно потрепал звездолёт, да и жёсткое приземление – «припланечивание», поправил бы капитан Айван – не пошло ему на пользу.

– Сафин, ты же его починишь? – прокряхтел Серый, вылезая из корабля. Болото звонко причмокнуло, когда он сделал пару шагов. – А его не утащит на дно?

– Не должно, – задумчиво ответил инженер Сафин. Его прорезиненные ботинки больше подходили для местности, и он легко нарезал круги, осматривая корабль. – Почва влажная, но коэффициент плотности достаточен. Поставим распорки, специальные такие…

Здешняя яркая звезда окрасилась в красный и быстро двигалась к горизонту. Металлические ноги ещё держали корабль на поверхности топи, но уже покрылись агрессивной ржавчиной. Инженер понимал, долго они не протянут.

– Вокруг чисто, кэп, – отрапортовал Серый, вернувшись с очередного обхода. – Связи так и нет?

– Тихо, как на кладбище, – ответил Айван. Он по привычке дёргал за язычок заедающей молнии на куртке. – Сафин, мы сможем подняться в воздух? Мне прям до тошноты не нравится это место, – он в который раз осмотрел деревья, окружавшие их ровным кольцом. Они еле заметно пошевелились на ветру.

– Я тут, если ты не заметил, единственный инженер! – огрызнулся Сафин. Он вылез из-под звездолёта и отряхнул латанную-перелатанную куртёнку от налипшей грязи. – Я кой-что подшаманил: не полетим, но как танк поехать сможем. Знать бы только куда.

– Здесь недалеко просека, со времен разработки земли осталась, – отозвался Серый и ткнул на карте. – Рули туда, Айван. Приспичило же руководству послать нас на эту задрипанную!

Звездолёт шумно взвыл, используя остатки былой мощности, и затарахтел. Клубы дыма быстро застилали болото, впитав последние лучи заходящей звезды. Айван развернул корабль и направил его между деревьями. Ветки как когти скребли по стеклам и бортам, нервируя капитана. Серый бродил туда-сюда. Только Сафин с чувством выполненного долга уснул в углу каюты.

– Туда, – Серый наклонился и указал направление.

– Я ни черта не вижу! Сафин, разве нельзя… – Айван осёкся. Он почувствовал, как что-то кольнуло его сзади в шею. – Что за…

Его пальцы нащупали что-то чужеродное на воротнике. Типа кактуса. Он попытался его снять, но безуспешно.

– Тихо, Айван, ты же не хочешь кончить как Сафин? – прошептал Серый. – Это колючка с нейроядом, который убьёт тебя за секунду, если попадёт в мозг. Так что не дергайся и рули.

– Серый, ты чего? – краем глаза Айван увидел Сафина, раскинувшегося на полу. Как он вообще мог подумать, что тот спит? Белки вытаращенных глаз блестели в темноте, вязкая нитка слюны тянулась из угла рта. У Айвана пересохло в горле.

– Без глупостей, капитан, – Серый усмехнулся и сел на место второго пилота. – Они мне всё рассказали, знаешь? О том, – он опустился до напряженного шепота. – Что делали с ними колхозники.

«Снять бы куртку и прыгнуть в люк для эвакуации», – думал Айван. Одной ногой он поддел крышку. Но колючка всё усложняла. Один укол – и всё, конец.

Капитан закашлялся и стал хлопать себя по груди, в очередной приступ наигранного кашля он рванул молнию и освободился от куртки. В одно движение бросил её в лицо Серому и прыгнул в люк. Довольно жёсткий удар отрезвил его и он бросился в в чащу, не разбирая дорогу. Ветки хлестали, цеплялись за одежду и жаждали выколоть глаза. Трава была мокрая, и Айван поскользнулся на склоне, пропахивая землю носом, и влетел в кустарник, который сильно обжёг ему кожу. Это место хотело убить его.

Он вылетел на поляну с огромными грибами. Маслянистые шляпки отбрасывали непроглядную тень, в которой есть шанс затаиться от Серого.

– Ну же, капитан, где ты? – услышал Айван, скрывшись за одним из грибов. Сердце его так громко стучало, что ему казалось, его услышат. Он выглянул, чтобы оценить ситуацию: никого.

В следующую секунду кто-то выкрутил ему руки и потащил на центр поляны. Боль пронзила все мышцы, и слезы брызнули из глаз. Серый бросил его на самый центр, и Айван подумал, что вся эта поляна похожа на ритуальный круг, только грибы вместо свечей.

Раздался какой-то шум. Серый и Айван одновременно посмотрели вглубь леса и увидели медленно бредущую фигуру. Колючки второй кожей покрывали Сафина, он шёл, будто зомби, подчиняясь шепоту растений. Его волосы были похожи на гнездо, но вместо птенцов – молодые листочки на тонких ветках.

Айван почувствовал, что Серый дрогнул и отпустил хват, кажется, он сам испугался вида своего бывшего друга. Сафин был уже совсем близко, и Айван смог увидеть темно-синие губы и почти чёрный язык, вывалившийся изо рта.

– Ребята, – прохрипел он. – Что же вы меня бросили? Я ведь тоже хотел поиграть… Пойдёмте уже домой, мама зовёт чернику есть! – он раскрыл ладонь с горстью ягод. Серый тут же подскочил к нему и закинул в рот пару.

– О, сладкие! Ладно, завтра ещё поиграем в высадку, только мне надоело предателем быть, можно теперь я капитаном?

Мальчик встал, размял затекшие плечи и шею и кивнул. Какую же крутую игру они всё-таки придумали!

Джон Бизли

Соловьиный сад

Тирлинь метался туда-сюда. Душа его полна была скорби, сердце — отчаяния. Он склонил голову набок и испустил горестный вопль. Звук прокатился по тёмной роще, и шевельнулись бархатистые от ночной влаги листы, и качнулись стебли цветов, и луна сорвалась с гвоздя, вбитого в небо.

Тирлинь замолчал и огляделся. Чёрные тени ползли в траве, словно великан опустил на землю огромную ладонь и теперь проводил когтями широкие борозды. В тенях шуршало, шваркало, копошилось. Тирлинь был храбрецом, но даже ему сделалось не по себе. Он встряхнулся и решил прекратить истерику. Давно ещё Ваннея дала ему обещание, и он больше не намерен был  расклеиваться и стенать лишь из-за того, что какой-то…невзрачный, убогий— да, именно так! — убогий…и — да! —безголосый хвастунишка вздумал соревноваться с Тирлинем. Просто смешно! Никто не смеет бросать вызов Тирлиню!

Сейчас польется его песня, она уже просится на волю, клокочет в горле,  распирает грудь. Сейчас она вырвется на земной простор. Тогда затихнет очарованная земля, и замрут в воздухе беспокойные ветви. Тирлинь не мог дольше противостоять этому порыву. Он запел, и песня его была весенним ливнем, сырой землей, паром от разогретой почвы. Песня его была — упорством ростка, дрожью небес, нежным прощанием. Так пел Тирлинь о любви, превозмогающей смерть, а тем временем далеко-далеко дрогнул и потеплел край земли, и бледное сияние поднялось на горизонте.

У Тирлиня перехватило горло, и ярость упала перед глазами, как чёрный театральный занавес. Он вдохнул эту горькую копоть, и она угольной пылью осела в лёгких. Тирлинь почувствовал соперника: негодяй вторгся на его земли!

Теперь его песня звучала иначе. Это была угроза, похвальба, обещание вырвать сердце из груди противника!

Тирлинь подскочил и бросился на поиски. Он осматривал каждое дерево и каждый куст. Между тем сумрак таял, растворяясь в бледно-сером свете, разливавшемся по округе.

Тирлинь мчался сломя голову. Чувства его обострились, кровь кипела, всем сердцем жаждал он найти нарушителя границы и поставить его на место. О, ясноглазая Ваннея пожалеет ещё о своём вероломстве, поймёт ещё, с каким ничтожеством осмелилась сравнить могучего, громкоголосого Тирлиня! Он несся, как стрела, спущенная с тетивы, как серогривая туча, как беспощадная молния. Зловещее сияние разгоралось на далёком востоке.

Вдруг какое-то смутное ощущение заставило Тирлиня остановиться. Сперва он не мог понять, что случилось, но потом расслышал неприятный звук, от которого холодок пробежал по всему телу. То было жужжание, но совсем непохожее на гудение пчелы ласковым майским днем или на всплески ручейка, бегущего по прохладным камням. Это было ровное, мерное стрекотание, не менявшее ни тона, ни громкости: немелодичное и безжизненное. Тирлинь не мог шелохнуться, словно звук пригвоздил его к месту. В животе перевернулся комок ужаса. Неспособный выносить столь чудовищный шум, Тирлинь в панике рванулся в одну, потом в другую сторону, но вскоре ему начало казаться, что чужеродный, невозможный звук настигает его и спрятаться некуда.

Уже не управляя своими действиями, он ринулся прямо на источник звука, и вскоре ужасное существо предстало перед ним. Странной формы, с четырьмя неестественно выгнутыми конечностями, лишенное шерсти и перьев, оно смахивало на гигантское насекомое. Жужжание, сводившее Тирлиня с ума, издавали четыре бешено крутившихся то ли рта, то ли уха… Собрав последние силы, Тирлинь атаковал кошмарное создание. Он наносил удар за ударом, хотя чувствовал, как тварь вгрызается в него, как ломаются кости и тонкий пух летит во все стороны…

С последним жалобным криком он упал на землю.

***

—              Черт, ты видел? Сажай!

—              Щас, щас…

—              Папа нас убьёт!

—              А я виноват? Откуда она взялась вообще?

—              Ну, я читал где-то, что дроны лучше не запускать по утрам…

—              Читал он! Смотри лучше, все с ним в порядке?

—              Да вроде… Только крови немного…

—              Да блин! Ладно, пошли, надо его протереть и на место вернуть, пока папа не проснулся.

—              А я говорил, это плохая идея…

—              Да ты вечно под руку лезешь!

Вставало солнце. Кровавая полоса восхода прорезала небо великаньей раной. В саду заливались соловьи.