Эраст Фандорин — Сэмюэл Пиквик 6:8 (дуэль завершена)

Право голосовать за работы имеют все зарегистрированные пользователи уровня 1 и выше (имеющие аккаунт на сайте до момента начала литературной дуэли и оставившие хотя бы 1 комментарий или 1 запись на сайте). Голоса простых смертных будут считаться только знаком поддержки и симпатии.

Голосовать можно за: Эраст Фандорин, Сэмюэл Пиквик и Против всех.

Чтобы отдать голос надо просто оставить комментарий с ником автора-дуэлянта. Также в комментариях можно оставлять и критику- мнения по рассказам.

Флуд и мат будут удаляться администрацией литературного портала «ЛитКульт».

Регламент IV Чемпионата Поэтов ЛитКульта

Голосование продлится до 2 марта включительно.
тема дуэли:  Архетип женственности

Эраст Фандорин

Трамвай номер 21

Я сажусь в трамвай номер 21 и еду по проспекту Карла Маркса вперёд и вниз. Еду на улицу Торговую, чтобы ещё раз посмотреть на брошенный, постепенно оседающий в городскую землю Дом Писателя.
Впереди меня сидит бородатый дед, похожий на Льва Толстого и Фёдора Достоевского одновременно. Куда едет дед, я не знаю — на коленях у него большая холщовая чёрная сумка, а в правой руке — крепкая отполированная временем палка (так и хочется сказать, посох), вместо костыля.

- «Как не стыдно,» — тяжёлым басом говорит Толстой-Достоевский: «Такие молодые красивые, а выражаются, будто пьяные мужики в кабаке!» - Это он о нескольких молодых и, правда, симпатичных девчонках-студентках, что сидят вначале вагона и громко обсуждают какие-то свои дела.

Особого внимания на Толстого-Достоевского они не обращают, только переглядываются и дружно заливаются звонким радостным смехом. На следующей остановке девчонки выходят.

Еду дальше. Остановка «кинотеатр Мир». В вагон поднимаются новые пассажиры. И тут открывается дверь водительской кабины и из неё выходит девушка лет двадцати. Она спускается по маленьким трамвайным ступенькам и легко бежит к магазину. Через минуту девушка возвращается с небольшой коробкой печенья в руках и трамвай трогается.

Дверь в водительскую кабину остаётся открытой, и я смотрю на девушку в зеркало (такое зеркало, которое висит в кабине перед глазами водителя). Она замечает меня, смотрит сквозь зеркало мне прямо в глаза, улыбается и смотрит опять на дорогу. У неё русые мягкие волосы до плеч и ровная чёлка. Она поправляет немного растрепавшуюся от бега чёлку и опять смотрит на меня через зеркало...

У неё звонит мобильный — дверь водительской кабины закрывается. Мне выходить на следующей остановке...

Её зовут Анна, это я прочитал на бейджике - такие висят над входом водительской кабины в каждом трамвае. Я так и не услышал, как она говорит по телефону. Но одно я узнал совершенно точно — в каком-то районе этого города - города, в котором медленно уходит под землю старый брошенный всеми Дом Писателя, города, где ездит в трамвае бородатый дед Толстой-Достоевский — в каком-то районе этого города живёт красивая девушка, водитель трамвая 21-го маршрута, красивая девушка с лёгкой походкой и именем Анна... Хорошо, что я не слышал, как она говорит…

Сэмюэл Пиквик 

Пантеон В

Если задуматься, то Михаилу Кузьмичу Янгелю, академику и дважды герою социалистического труда, не было никакого дела до того, что мартовскими ночами на станции Московского метрополитена, названной его именем и отличающейся от прочих станций потусторонним жёлтым освещением, пара влюблённых обнималась, целовалась и делала всё то, что положено делать в метро счастливым влюблённым. Тем единственным настоящим влюблённым, у которых с часами и календарями особые счёты.

Точно так же и Томаш Гудечек, приматор Праги с 2010 года и по сегодняшний день, не имел ни малейшего понятия о том, что в ноябре та же самая пара вдруг перестала быть парой как раз на станции Пражской. Впрочем, и бывшие влюблённые о существовании Томаша Гудечека не догадывались.

Из всех станций метро только Курская проявляла хоть какой-то интерес к влюблённым: во-первых, уж слишком часто замечали их на привокзальной площади, то спешащих куда-то в сторону Яковоапостольского переулка, то медленно возвращавшихся обратно, а во-вторых, станция Курская-переход-на-Арбатско-Покровскую-линию-и-станцию-Чкаловская была любопытна, как та безносая Варвара.

А и В познакомились в пяти минутах ходьбы от Курской в последний четверг февраля. За день до этого А крутил в руках книжку с пошлым названием «Мифы женской души». Откуда она у него взялась он и сам не знал: вообще-то он полез в свой бездонный рюкзак, чтобы выудить пьесы Эрдмана, но почему-то в рюкзаке их не оказалось, и пришлось довольствоваться «Мифами», первая строчка которых была под стать названию:

«В каждой женщине живёт богиня...»

На следующий же день А встретил девушку с очаровательной улыбкой и не менее очаровательными ямочками на щеках и узрел в ней богиню. Богиню звали не иначе, как Венерой-Афродитой, а если сокращённо, то В. Руку он взял Афродиты улыбколюбивой. Она же светлый потупила взор.

Конец февраля, а потом и весь март были морозными, но разве это когда-либо мешало влюблённым? Так и гуляли они вечерами, держась за руки-льдышки, пока не оказывались на площади Курского вокзала, чтобы через минуту нырнуть в подземелье турникетов, эскалаторов и поездов. А у самого входа в метро стояла женщина и, несмотря на  холода и боль в обмороженных пальцах, играла на скрипке, мучая себя и прохожих. И под звуки истерзанной скрипки А и В смотрели друг на друга, улыбались, так что уголки губ начинало сводить, и думали о том, какие же они счастливые.

Зима задержалась почти до самого апреля, но в конце концов сдалась: по-московски серые сугробы обратились в ручейки, и жизнь, думалось А, тоже стала напоминать бегущую воду. Всё менялось: В уже не была той прежней незнакомкой – хоть всё ещё и видел он в ней загадку, которую, впрочем, не спешил разгадать. Но чем дальше познавал А свою богиню, тем сильнее она преображалась, и тем сильнее понимал А, что «Мифы» не лгали:

«В каждой женщине живёт богиня, но чаще всего в ней уживается целый пантеон»

Теперь бывало, скрипачка у Курского наблюдала, как с Деметрой прогуливается А, и та вдохновенно вещает ему о детях: о младшей сестрёнке, которой скоро стукнет четыре годика, о соседских малышах, с которыми В обожала няньчиться ещё со школьных времён, о детишках-учениках.

Из «Мифов» А вычитал, что «милые ругаются – только тешатся», но за всё время знакомства с В они так ни разу не поругались. Иногда казалось, вот-вот зашевелятся косы на голове у В, превращаясь в горгоновых змей, но нет – Афиной тогда становилась возлюбленная А, Афиной –  хоть и воином-женщиной, но мудрой и рассудительной. И эта Афинина серьёзность, еле заметная морщинка на лбу и грустный взгляд порой пугали А. Впрочем, не долго пугали – буквально несколько минут, и в глазах у девушки вновь плясали искорки, на лице сияла улыбка, и А узнавал столь полюбившиеся ему ямочки на щеках Венеры-Афродиты.

Всего только раз обнаружил А, что где-то в глубине его любимой прячется тень ревнивой Геры. Наверное, каждому мужчине порой случается чувствовать себя Парисом, и в каждой Троянской войне не обошлось без Елены. Елена была старым другом, и так уж случилось, что однажды столкнулись Афина и Елена лицом к лицу, А оказался прямо меж ними. И если весь Олимп с трудом, но уживается в одной женщине, то не приведи случай очутиться близ двух пантеонов дружески болтающих друг с другом соперниц. Мрачнее тучи была потом В, и не проронила до вечера ни слова. А от Елены пришло на следующий день телефонное послание: «По-моему, она милая ;-) Удачи вам!»

А потом весна закончилась. Подошло к концу и лето. Скрипачке на вокзальной площади игралось легче, порой, словно забывшись, вместо давно знакомой заунывной мелодии играла она что-то весёлое. Но всё чаще грустил А, и с приходом осени в те долгие и скучные часы, когда рядом не было В, ходил он как в воду опущенный. Все олимпийские лица его возлюбленной казались ему знакомыми и познанными – даже своенравная Артемида, озорная, но холодная, в которую В всё чаще и чащё преображалась. Но начинал понимать А, что среди многочисленных богинь, полгода назад неожданно появившихся в его жизни, не разглядел он настоящего человеческого лица. Эта мысль пугала А, и каждый раз, когда появлялась она в его голове, он, пытаясь запихнуть её в дальний угол своего подсознания, вспоминал сияющую улыбку с ямочками на щеках Венеры-Афродиты.

На третью субботу ноября на станции метро Пражская А и В расстались. Сквозь грязное стекло с надписью «Не прислоняться» А смотрел, как медленно бредёт его бывшая возлюбленная к эскалатору и понимал, что видит её в последний раз. Так порой улетает вдаль крылатая Виктория-Ника или В, если сокращённо – улетает, превращается в еле заметную точку на небесах, забывая о недоумевающих простых смертных, оставшихся на земле.

Ни Михаилу Кузьмичу Янгелю, видному деятелю советского ракетостроения, ни Томасу Гудечеку, приматору Праги, не было никакого дела до всей истории А и В. Одна только старая Тихея, невзрачная и неряшливая, стоя на привокзальной площади, иногда на минуту прекращала истязать скрипку и с любопытством наблюдала, как проходит мимо неё А, ведя беседы с только ему видимыми и ведомыми богами.