1796
Тип дуэли: прозаическая
Тема Дуэли: Спрятанный зверь

Право голосовать за работы имеют все зарегистрированные пользователи уровня 1 и выше (имеющие аккаунт на сайте до момента начала литературной дуэли и оставившие хотя бы 1 комментарий или 1 запись на сайте). Голоса простых смертных будут считаться только знаком поддержки и симпатии.

Голосовать можно за: Траян, Цезарь и Против всех.

Чтобы отдать голос надо просто оставить комментарий с ником автора-дуэлянта. Также в комментариях можно оставлять и критику- мнения по рассказам.

Флуд и мат будут удаляться администрацией литературного портала «ЛитКульт».

Регламент IV Чемпионата Поэтов ЛитКульта

Голосование продлится до 7 апреля включительно.
тема дуэли:  Зверь, которого ты прячешь

 

Траян

(Основано на реальных событиях)

«На потолке зеркала,
Розовое шампанское на льду,
И она сказала: «Здесь мы просто узники,
По нашему собственному желанию».
В покоях хозяина
Все готово для пира.
Они резали тварь своими стальными ножами,
Но никак не могли убить животное. 

Последнее, что я помню,
Это как я побежал к дверям.
Мне нужно было найти, как вырваться отсюда
Чтобы вернуться на свое шоссе.
«Расслабьтесь», сказал портье,
«Нас запрограммировали принимать гостей.
Вы можете освободить номер в любое время,
Но вы никогда не сможете уйти!» 

Eagles «Отель Калифорния»

 

– Так значит, вы, Степан, утверждаете, что потустороннего мира не существует вовсе? – спросил мужчина, лет сорока на вид, сидящий на нижней полке  за столиком.

– Я не утверждаю, а высказываю сомнения, как агностик, - ответил юноша с верхней полки напротив, свесив рыжую голову. – В наше время ни  в чем нельзя быть уверенным. Мне нужны факты.

Поезд «Санкт-Петербург - Минеральные Воды»  нес в составе два вагона студентов третьего курса биофака на летнюю практику. Бабочки Приэльбрусья продолжали беспечно порхать над луговыми травами в предгорьях, не догадываясь о неумолимом приближении отряда естествознателей.

В этой веселой большой компании единственным случайным пассажиром оказался Алексей Константинович Шамарин, инженер, командированный к смежникам в Арзамас. В купе, помимо Сергея Алексеевича ехали тот самый Степан и две его однокурсницы – Светлана и Катерина. Шел второй день пути, полчаса назад оставили позади Воронеж.

– Можно сказать, что я на собственной шкуре испытал знакомство с потусторонним миром, – чуть улыбнулся мужчина. – И шрамы от этой встречи остались на всю оставшуюся жизнь.

– Алексей Константинович, а расскажите нам об этом, – стали упрашивать девушки. – Очень любопытно. Пожалуйста!

– Ага, новые байки из склепа. Ну-ну, – съязвил Степан, но приготовился слушать историю. Шамарин неспешно задернул оконные шторы.

***

Не прошло и двух месяцев учебы на первом курсе института, как нас, будущих ядерщиков, бросили на колхозные поля бороться за урожай. Аграрные технологии предусматривали уборку капусты только после начала заморозков. А коммунальные технологии не торопились включать отопление в бараках, куда нас заселили. Электронагреватели со своей работой не справлялись. Вдобавок, захваченный из дома переносной телевизор ловил волну с большими помехами. Каждый вечер по возвращению с раскисших от осенних дождей капустных полей, нас, измученных, встречали на пороге барака скука и холод.

Большая часть студентов скрашивала свой досуг при помощи самогонки, раздобытой в деревне неподалеку. В соседних комнатах гудеж начинался сразу после ужина в семь вечера и продолжался до самого утра. Но нашу небольшую компанию из четырех человек, успевшую сформироваться за первый месяц учебы, это не сильно вдохновляло. Выход предложила староста группы Надя, в которую я влюбился  в первый же день институтских занятий.

– А давайте этим вечером будем вызывать духов известных умерших людей, – сказала она. – У меня есть успешный опыт. Я расскажу, что нужно приготовить.

За полчаса мы раздобыли лист ватмана и написали на нем шариковой ручкой по кругу буквы алфавита. На тарелке из столовой мы поставили метку, закоптив край с помощью зажигалки. Погасив свет в комнате, Надя зажгла свечу и поставила на край стола. Ватман лежал в центре, на него она положила кверху дном тарелку. Три пары глаз с любопытством наблюдали за  приготовлением к сеансу с потусторонним миром.

– А кого вызывать будем? – шепотом поинтересовался москвич Илья. – Предлагаю начать с Высоцкого, всегда мечтал с Семенычем пообщаться. Кто за?

– Высоцкого не будем беспокоить, – твердо ответила Надя. – В прошлый раз я его  обратно еле вернуть смогла. Пришлось долго уговаривать.

За столом все притихли, начиная осознавать серьёзность забавы. Общим голосованием решили начать общение с Сергея Есенина. По команде Нади мы все положили обе руки на тарелку.

– Я призываю сюда дух Сергея Есенина, – тихо, но уверенно произнесла Надя. – Дух Есенина приди, мы хотим поговорить с тобой.

Тарелка медленно поползла вниз по ватману.

– Леш, ты чего тарелку на  себя тянешь, это не честно!

– Илюх, ты сам пихаешь тарелку от себя, ко мне какие вопросы!

– Ребята, не ссорьтесь! – вмешалась Надя. – Вначале всегда так, каждый думает, что кто-то другой тарелку тянет. Нужно всем успокоиться, все обязательно получится.

Через полчаса попыток, тарелка, наконец, заскользила под нашими руками. Замирая на миг  меткой у одной буквы, она передвигалась к следующей букве. Мы наблюдали за этим таинственным вращением затаив дыхание.

– Г… А… Д… Ж… И… Д…

– Гад, жид, – произнесла вслух Марина из Пензы. – Илюх, из нас четверых ты больше всех под это описание подходишь.  Чего-то поэт ругается на тебя. У тебя в школе по литературе какие оценки были?

Марина была хваткой девочкой, и уже успела сойтись с Ильей и переехать жить к нему в квартиру на Тверской.

– Отличные, – пробурчал Илья. Черные мелко вьющиеся волосы говорили в пользу Маринкиной версии. – Просто как поэт он мне никогда не нравился.

– Слушайте, а давайте сюда вызовем самого дьявола. Это поинтереснее поэта будет, – предложил я. – А потом выгоним его. Я видел в иностранных фильмах, как священники изгоняют. Это не сложно.

– Ты, что, спятил? –  Надя побледнела. – Ни за что!

– Парни, а по мне, так пора на перекур, – сказала Марина. – Надя, давай там, обратно Есенина отправляй, и пошли на свежий воздух.

Через пять минут я остался в комнате один. Но от своей задумки отказываться не собирался. Уверенности и смелости мне придавали несколько прочитанных ранее новозаветных страниц. Книгу маме подарила коллега по работе.

– Дьявол, я приказываю тебя, приди, – торжественно произнес я, положив руки на тарелку. Ничего не произошло. Тарелка не двинулась ни на сантиметр. На всякий случай я оглядел комнату по углам. Нигде ни звука, ни шороха. – Я повторяю, дьявол, приди сюда.

Опять ничего. В коридоре послышались голоса моих друзей, возвращавшихся с перекура.

– Дьявол, именем Христа, приказываю тебе, возвращайся назад, – на всякий случай, как в увиденном кино, поспешно произнес я, и убрал руки с тарелки.  В тот вечер мы никого больше так и не вызвали.

***

– Забавная история, прям «Битва экстрасенсов» какая-то, – ухмыльнулся Степан. – Только она ничего не доказывает, ведь ничего не произошло. Есенин не в счет.

– Все случилось на следующее утро, – глухо произнес Алексей Константинович, уставившись в стол.

***

– Отец на машине разбился, – младший брат встретил меня на крыльце нашего дома. Он казался мне повзрослевшим лет на семь.

– Насмерть?! – я замер у крыльца.

На следующее утро после устроенного Надей вечернего сеанса, я проснулся с осознанием того, что свершилось нечто ужасное. Это было не предчувствие, а именно уверенность в произошедшем несчастье, хотя я и не знал, что именно случилось. Мне удалось отпроситься у руководителя, и первой же электричкой вернуться домой.

- Нет, живой вроде. Но поломался сильно. Ему сейчас операцию делают. Мать уже уехала к нему в больницу.

У кровати отца мы застали заплаканную мать. Отец был бледный от перенесенной операции: перелом бедра в двух местах и поврежденное колено. Левая нога была в гипсе и поднята на спицах на растяжке. Но после увиденного на посту ГАИ, куда мы заехали с братом по пути, нашего искорёженного «Запорожца», походившего больше на раздавленную консервную банку, это все равно казалось чудом.

***

– Это могло оказаться простым совпадением: тот вечер и авария на следующее утро, – Степан не хотел сдаваться, – теория вероятности допускает это.

– Если бы это ограничилось одной аварией, – вздохнул Шамарин. – Как будто злая сила проникла в нашу семью. Отца через месяц выписали на костылях из больницы, но в семье начались нескончаемые конфликты, которых никогда раньше не было. Родители были на грани разрыва. На работе у матери возникли проблемы. У брата в школе учеба не шла. Денег постоянно не хватало, это было начало девяностых. Всего не опишешь. Есть расхожее выражение «жить как в аду», так вот это про нашу семью в то время. Я был уверен, что тогда в бараке, открыв дверь в потусторонний мир, я не смог ее закрыть. И из-за моего безрассудного поступка страдали, не догадываясь о причинах, самые близкие мне люди. Моя совесть мучила меня.

- И как долго это продолжалось в вашей семье? – спросила Катерина.

- Почти два года. Все это время я продолжал духовные поиски, читал подаренную маме Библию. И через это пришел к пониманию, какую страшную ошибку я тогда допустил. Раскаялся, принял крещение, и тогда все сразу как отрезало, отступило от нас. В семье воцарился прежний мир.

– Алексей Константинович, а что такого страшного вы в тот вечер сделали? – спросила вторая девушка. –  Обычная студенческая забава. У нас вот тоже на курсе девчонки любят ворожить.

– Это не забава, Света, – серьезно сказал Шамарин. – Это явление называется спиритизм. Оно возникло в середине девятнадцатого века, в северной части штата Нью-Йорк. Его основателями считаются сестры Фокс, которые заявляли, что духи контактировали с ними, легко постукивая по столу. Правда, их критики утверждают, что на самом деле, постукивание производилось башмаками сестер. Среди спиритов действительно попадается немало шарлатанов, но это не отрицает самого явления.

– Ну, точно, как какая новая хрень возникает, так  обязательно из Америки, – возмущенно заметил Степан.

– Спиритизм появился гораздо раньше на самом деле, просто он принимает различные формы. В наше время он продает себя как энергоинформационные технологии, – сказал Шамарин. – В древности Бог через Своих пророков строго настрого запрещал евреям заниматься этим. Я процитирую вам один текст.

– Обращать будете? – снова ехидно спросил Степан. – Я так и знал, что дело этим закончится.

– Не обращать, а информировать, – улыбнулся инженер. – Кто предупрежден, тот вооружен. Решать вам все равно. Лучше послушайте.

– «И когда скажут вам: "обратитесь к вызывателям умерших и к чародеям, к шептунам и чревовещателям", тогда отвечайте: не должен ли народ обращаться к своему Богу? спрашивают ли мертвых о живых? Обращайтесь к закону и откровению. Если они не говорят, как это слово, то нет в них света».

– А как же тогда Есенин, который ругался на вашего приятеля? – спросила Катерина

– Не было там никакого Есенина. Это грубая подделка, за которой стоят злые духи.  Они играют на чувствах людей. На любопытстве, как в нашем случае. Или на горечи утраты. Эти духи по ту сторону нашего мира умело копируют поведение умерших, вводя в смертельное заблуждение живущих.  Люди не догадываются, какой страшный зверь прячется за дверью, которую они пытаются открыть.

– Но вам-то удалось от него избавиться, – сказала Светлана.

– Да, но  примерно через год зверь решил вернуться в родительский дом. На это время я уже жил отдельно, – ответил Шамарин.

В этот момент поезд въехал в тоннель. Обе девушки ахнули от неожиданности.

***

– Да, мам, да, я все понял… Стуки после полуночи начинаются. Уже целую неделю? Скажи брату, чтобы не боялся... Нет, священнику не звони пока, я попробую сначала сам… Через три дня  буду у вас. Мне нужно подготовиться, ты же знаешь, постом и молитвою изгоняется род сей… Целую…

Вначале я проверил пустующую половину дома. Соседи, уехав в отпуск, оставили родителям ключи.  Возможно, к ним пробралась кошка. Нет, все пусто. Значит, придется ждать. В первом часу ночи  уселся в кресло и прикрыл глаза.

Я чуть было не заснул, когда раздался осторожный первый стук со стороны соседей. Затем второй стук. Третий. Еще пара стуков. Потом сразу целая серия стуков. На азбуку Морзе это не похоже. Пора.

Я преклонил колени и громко медленно произнес:

– Именем Господа и Спасителя Иисуса Христа приказываю тебе оставить навсегда этот дом!

***

– Получилось? – спросили одновременно обе девушки.

– Получилось. Теперь уже насовсем. Стуков больше не было, мой младший брат засыпал спокойно, – широко улыбнулся Шамарин. – Ладно, заговорился я с вами. А мы уже к Армавиру подходим, моя станция. Счастливо оставаться!

Мужчина, взяв чемодан, вышел в коридор. Состав начинал торможение. В динамике наверху купе раздалось потрескивание, предупреждая о начале утреннего концерта по заявкам пассажиров.  Зазвучала  красивая грустная мелодия и зовущий голос запел:

Welcome to the Hotel California
Such a lovely place
Such a lovely place
Such a lovely face
They're livin' it up
At the Hotel California
What a nice surprise
What a nice surprise

Bring your alibis…

 

Цезарь

  Семен Константинович был необычный человек. Необычный – не в том смысле, что неординарный, а в том, что не такой как все.

  Он шагал по торговому центру, подволакивая правую ногу  - ограниченная подвижность пришла после перенесенного рахита, не долеченного костоправами из районной больницы в раннем детстве, как, впрочем, и близорукость,  с тех пор огромные очки с толстенными линзами искажали его лицо, без них же он был слеп, как крот.  Семен Константинович шагал по новенькому кафелю, каждый шаг его попадал точно в центр следующей плитки и, подтягивая плохо работающую ногу к левой, здоровой, Семен Константинович называл цифру. Он помнил номер каждой плитки на этом полу, номер, присвоенный им же  и хранимый  в памяти. Пол был разбит на сектора, серые, черные и желтые, по черным он не ходил никогда, так как считал это плохой приметой, желтые старался обходить по мере возможности, и только серые любил и считал счастливыми. Путь его всегда пролегал от 485й плитки наискосок – черный сектор – к 743ей, затем к 912й, избегая желтого, невезучего, прямо к двери в бутик номер 56.

  Большая стеклянная дверь бутика была открыта, он знал это, иначе попросту бы не пришел сюда в этот день и в это время. Многое из жизни маленького магазинчика в огромном торговом центре было известно ему, начиная от графика работы и мелких перерывов на чай-кофе и заканчивая именем хозяйки, Светланы Михайловны. Магазинчик продавал сувениры, по большей части ширпотреб китайского производства не интересовавший Семена Константиновича, приходил же он сюда за статуэтками из фарфора, красивыми поделками, цена которым  - копейки, и которые обычным людям кажутся интересными, но не более. Приходил он сюда регулярно, каждую вторую среду месяца, ровно на следующий день после завоза нового товара, и редко уходил без покупки.

  А еще в бутике была Танечка. Молодая, темноволосая, высокая и до безумия красивая. Познакомился с Танечкой он года три назад, случайно, в очереди у стоматолога, к которому пришел по причине ужасающей зубной боли, причине банальной, но роковой для его дальнейшей судьбы. Танечка пришла сразу после него, спросила кто крайний,  и в принципе стала третьей по счету (не считая матери) женщиной в его жизни, заговорившей с Семеном Константиновичем по собственному желанию. Возможно, именно это и сыграло важную роль в дальнейших событиях – он ответил, она что-то пошутила о том, что кислую мину перед кабинетом стоматолога сейчас можно и не строить – 21й век и обезболивающее продается в любой аптеке. Семен Константинович поначалу шутки не понял, однако ответить сразу ему помешала врожденная стеснительность, и вместо обычного бурчания, выдаваемого слабому полу, он, держась одной рукой за распухшую щеку, протянул зажатый в другой рентгеновский снимок, как подтверждение неимоверных своих мучений. Девушка выдернула кусок пластика из его руки и, глянув на него, рассмеялась.

 - У меня точно то же самое, - сказала она самым приятным в мире голосом. Дальнейшее он помнил смутно, так как говорила в основном прекрасная незнакомка, а говорила она много, весело и жизнерадостно. Он смотрел в ее глаза из-за толщи линз и просто слушал, изредка поддакивая и кивая, смотрел так, как смотрят на божество, на бесценное произведение искусства, на драгоценный камень… и из разговора запомнил только имя и место работы. Следующий день стал днем его первого появления в торговом центре, хотя зайти в бутик он решился примерно через месяц. Через 24 дня, 3 часа, 48 минут и 15 секунд после первой встречи.

  Первую статуэтку он купил тогда же, не найдясь, что ответить на вопрос о причине, приведшей его в это место. «Я их коллекционирую, а вот таких у меня нет» - сказал он и походы в магазин стали обычным делом. Коллекционирование, может быть, не самое лучшее увлечение в жизни, но оно позволяло видеть Танечку регулярно, большего ему и не требовалось. По крайней мере, в первое время.

  Насладившись прогулкой, покупкой и обществом Танечки, Семен Константинович возвращался назад, сначала на 912ю плитку кафеля, потом через 743ю  на 485ю и дальше по лестнице к самой первой. А потом, зажав под мышкой очередную статуэтку, завернутую в свежую упаковку, ярко и приятно пахнущую бумагой, он шел домой. Пешком, через парк, в подворотню, через двор и в подъезд, шел и считал шаги. Поднимался к себе (ровно тридцать ступенек), отпирал дверь, ставил покупку на стол, снимал верхнюю одежду, бросал ее на пол посреди квартиры, в кучи из обрывков газет и полиэтиленовых пакетов, и, уходил в дальнюю комнату, где садился на стоящий уже третий год у окна табурет и ждал. Танечка проходила под окнами всегда в разное время, но он не пропустил ни одного дня с момента их знакомства.

 А потом наступал вечер. Семен Константинович провожал ее взглядом блеклых серых глаз, моргал, снимал очки, вытирал их грязным синим носовым платком, одевал снова и шел в зал. Всегда. Все 1093 дня.

 Он открывал стеклянную дверцу шкафа, уставленного статуэтками, ставил в него покупку, извлеченную из слоев обертки, доставал крайнюю, садился в стоявшее тут же кресло и принимался протирать засаленным банным полотенцем. Потом ставил ее обратно, доставал другую и натирал и без того блестящую безделушку. И другую. И еще. Пока статуэтки не заканчивались. Каждую ночь.

 Первое время он не замечал того, что с ним происходит, потом, осознав, ужаснулся, но уже не смог себя изменить. Начиналось все банально: протирая покупку, он представлял себе красивые тонкие руки Танечки, прикасающиеся к этой фарфоровой фигурке, и млел от счастья.  Потом статуэток становилось все больше,  мысли его уже не ограничивались одними Танечкиными руками - он мечтал о ее длинной и тонкой лебединой шее, о ее губах, наконец, его мысли дошли до самых сокровенных мест женского тела. В тот момент он понял, что хочет обладать этим совершенством, обладать любой ценой, понял и испугался своей смелости, своих желаний и своих фантазий. В ту ночь он не мог уснуть до утра, а когда уснул все-таки коротким и беспокойным сном,  ему приснилась Танечка, связанная и беззащитная и он сделал с ней то, о чем мечтал все эти длинные ночи. И с тех пор в его мыслях она была только такой, беспомощной пленницей, жертвой его фантазий и желаний. Смелости воплотить мечты в жизнь ему не хватало, как в принципе не хватало даже не разговор с ней, разговор чуть более откровенный, чем покупка очередной не нужной никому вещицы, но желание обладать этой женщиной сводило его с ума и Семен Константинович знал, что однажды ему хватит и смелости и сил.

  В тот вечер Танечка возвращалась домой не одна, ее под ручку вел какой-то большой хамоватый парень, о чем-то громко говорил, она смеялась в ответ своим приятным, похожим на звон колокольчиков, смехом, парень наглел и прижимал тонкую талию девушки своей огромной лапой. Потом они зашли  в тень дерева и Семен Константинович потерял их из виду, а увидел уже совсем у подъезда, прижимающихся друг к другу и целующихся. Руки парня шарили по ее тонкому хрупкому телу, хватали ее за талию и - о боже! – за попу. И в голове Семена Константиновича пронеслась картина, яркая и живая, как они заходят в подъезд, поднимаются в ее маленькую однушку, где эта грубая тварь  срывает с нее платье, нижнее белье, валит на диван и… и она стонет, извивается в его объятиях, рвется и прижимается к этому самцу, а он делает с ней все, что желает. И самое страшное, что ей это нравится.

 - Нет! – громко сказал Семен Константинович. – С ней так нельзя! Только не с ней, она не самка, она ангел, и она не твоя, ублюдок!!! Моя и только моя!

  Кулаки его сжимались и разжимались, дыхание рвалось сквозь ставшие в какой-то момент хищными ноздри, взгляд горел и билось в груди отбойным молотом сердце. А потом она вырвалась из объятий парня и, так же звонко смеясь, убежала в подъезд, и Семен Константинович понял, что момент настал.

  На следующий, 1095й день, он вышел из квартиры поздно, когда на улице уже стемнело и редкие фонари почти не освещали грязных осенних улиц. Приволакивая ногу и считая по привычке шаги прошел к подворотне, зашел в небольшую, метра два на два, нишу, бывшую когда-то пожарным выходом,  и стал ждать. Было влажно и холодно, но он побоялся одевать теплое белье - Семен Константинович и так не отличался подвижностью, а молодая и хрупкая с виду девушка могла оказаться сильной и быстрой. В кармане старого пальто лежала заготовленная бутылочка с хлороформом и платок, внутренний карман оттягивал большой кухонный нож и на всякий пожарный припасенная тонкая гитарная струна – он понимал, что ждет его, если девушка останется жива.

 Вдалеке послышались легкие шаги – Танечка не носила каблуков – потом издалека донесся запах хороших духов, он узнал бы их из  миллиона. Открутив пальцами крышечку, сделал шаг вперед, вышел из ниши и прижался к стене. Сердце бухало внутри, казалось, грохот этот слышен во всем районе, руки дрожали и потели от волнения. В подворотне было абсолютно темно, девушка старалась проскочить это место как можно быстрее. Он слышал, как шуршит плащ, как шлепает по телу изящная сумочка, перекинутая через плечо, слышал, но не мог сделать ни шагу, опасаясь увидеть ее лицо прямо перед собой, и только когда мимо пронеслась темная тень, шагнул вперед, перехватил сзади ее горло  и принялся ее душить. Танечка вскрикнула, затем захрипела и задергалась, но Семен Константинович крепко вцепился в ее шею и уже почувствовал власть над этим сладким и беззащитным телом. Девушка билась еще какое-то время, царапая покрытыми лаком ногтями рукава пальто - он чувствовал под пальцами биение ее пульса и нарочно не сдавливал сильнее, боясь закончить все раньше срока – потом обмякла и медленно опустилась на землю. Он перехватил тело поудобнее, затащил в нишу, уложил на мокрый, грязный асфальт, обессиленно сел прямо на ее ноги, перевел дыхание, и непослушными, дрожащими руками принялся шарить по ее одежде, срывая застежки и забираясь все глубже, к этому желанному горячему молодому телу. На Танечке оставалось целым только нижнее белье, остальное в порыве похоти было разорвано в и лежало теперь белыми пятнами вокруг такого же белого тела.   Семен Константинович оглядел ее, сжал зубы, потянулся к бюстгальтеру и… очнулся. Легкие шаги девушки доносились откуда-то издалека, хлопнула подъездная дверь и все стихло. Он стоял в той же подворотне, опираясь спиной на стену, мысли его прыгали, руки все еще тряслись в лихорадке и сердце выпрыгивало из груди, а потом он почувствовал, как холод пробирается под одежду, поежился и медленно, не разбирая дороги, поковылял к своему дому. Глаза его снова потускнели, голова опустилась, и подбородок уткнулся в грудь, моросящий дождь попадал за шиворот, но он не чувствовал этого, как не чувствовал холодной воды из луж, пробивавшейся сквозь прохудившиеся ботинки. Семен Константинович вошел в подъезд (95 шагов), поднялся по ступенькам (ровно 30), открыл ключом дверь квартиры, прошел, не закрывая за собой  двери, на кухню (12 шагов и половинка), привычным движением плеч сбросил пальто на пол, потянул табурет в середину комнаты, встал на него, всунул голову в висящую со вчерашнего вечера веревочную петлю, подвязанную за крюк от люстры, и прыгнул вниз.

На похоронах его было очень мало людей, всего человек 10, но самый красивый и большой венок был от Танечки.

Дата публикации: 02 апреля 2014 в 23:06