Баймак — Алдан — Арзамас — Армянск 41:3:43:54 (матч завершён)

Право голосовать за работы имеют все зарегистрированные пользователи уровня 1 и выше (имеющие аккаунт на сайте до момента начала литературной дуэли и оставившие хотя бы 1 комментарий или 1 запись на сайте). Голоса простых смертных будут считаться только знаком поддержки и симпатии.

Голосование проходит по новой для ЛитКульта системе: необходимо распределить участников битвы по местам. Лучший стих - первое место... худший по вашему мнению - четвёртое место.

Также в комментариях можно оставлять и критику-мнения по рассказам.

Флуд и мат будут удаляться администрацией литературного портала «ЛитКульт».

Голосование продлится до 16 сентября включительно.
Тема дуэли: Театр жизни

Баймак

Опять на подмостках, в подвижной большой мизансцене,
расставлено всё по местам в это ранее утро.
И облачный занавес между кулис поднимая,
согласно написанной роли, покажется Солнце.

Как будто бы вторя афишам, - оно засияет,
начав монолог свой великий, назло Мельпомене.
И нежно скользнув по партеру и амфитеатру,
оно разнесёт свой вокал по верхушкам деревьев.

Репризу привычно подхватит оркестр пернатых,
забыв партитуру, разверзнется многоголосьем.
А хор разнесёт своё пенье до самой галёрки,
восторженной арией летний восход воспевая.

И ветер синхронно наклонит цветы полевые,
что в травах красуются в ярких трудах костюмеров.
Вспорхнут разноцветные шёлковых бабочек крылья,
гонимы невидимым взмахом руки дирижёра.
 
И будет звучать многолико симфония лета,
где в шорохе леса колкáми натянуты струны,
и ветви послушно колышутся, словно смычками
затронуты плавно, рождая мелодию листьев.
 
И в труппе бесчисленной всем уготованы роли,
природа сезонно расставит ажур декораций.
Раздаст диалоги и образы нагримирует,
искусно владея великим чутьём режиссёра.

И вновь фуэтэ затяжное на ярких пуантах,
точь-в-точь по сценарию, будет описывать Солнце.
Без всяких суфлёров, даруя тепло величаво,
по сцене небесной медлительно перемещаясь.

Под вечер финал возвестят грозовые литавры,
опустится медленно занавес только к закату.
Затихнут цикад неуёмных волшебные трели,
и дождь загремит миллиардами аплодисментов...

Алдан

Маскарад

Мир-сценарий, глобус-сцена.
Ведем мы в нем свой маскарад.
Игру теней назначит время
И выдаст всем свой класс, отряд.

Ты станешь пылью от портеров.
Тенью, озаренной тысячью свечей.
Одним из множества обыденных примеров.
Светящих ясно, и погашенных очей.

За масками все прячут лица
Забыв свой прежний ясный лик
И, кажется, все это снится.
Закрытых глаз забвенья миг.

Там колесо сансары выдаст роли.
Нам в театр жизни купленный билет.
Нить Ариадны, пряжу доли и не доли.
И своей песни каждому куплет.

Но за сыгранную роль театр спросит.
Когда пред смертью встанешь ты.
Там каждый свои маски сбросит.
Оставишь лишь сценария листы…

Арзамас

Рваные раны множишь. Боже!
Думаешь, завтра станешь моложе?
Думаешь, сможешь?
Из старой змеиной кожи
шью острому своему языку ножны…

Страх стать похожим
на то, что считаешь негожим.
Сердце выбивает нервную барабанную дробь.
Сам себе говоришь: стоп!
Если мне хорошо, значит, я – хороший.

Мечты, которые не сбылись,
превращаются в кошмары?
Окстись, 
Сарра!
Чем твоя жизнь 
лучше жизни омара?

Град обречённых:
одни выходят из себя, чтобы стать кем-то;
другие умирают в фаллопиевых трубах метро.
Любая религия – деструктивная секта,
требующая держать строй.

Если бы у тебя украли воспоминания,
смогла бы ты вновь меня полюбить?
Если бы к голове моей вела не золотая нить,
а обычная пеньковая веревка, останавливающая дыхание?

В этом сезоне антреприз не будет.
В первом же акте все действующие лица умрут.
Автор пьесы – некто Брут – 
заявил, что ему нужны отчаявшиеся люди.

Полный зрительный зал — 
тех, кто решил, что терять им нечего.
Рядом со мной женщина: высокая шея, острые плечи,
аристократический оскал.

И тогда я сказал: 
«Отсюда никто не уйдет живым.
И вы! Вы не уйдете тоже!
Вы с вашей бледной натянутой кожей,
лишенной пор и морщин».

Вот, я – человек, не помнящий прошлого,
принимающий позу, что ему ничего и никого не жаль.
Бабам цветы, детям – мороженое.
Надо мною (помнишь меня?!) не властно лезвие ни одного ножа.

Театр жизни легко превращается в театр смерти:
галлон бензина, бархат кресел, сухие спички. На счет «три»
вызываем дух огня, украденного у хромого Гефеста.
Все разом воспламеняемся и выходим из игры.

Армянск

Третий звонок. Время комкаю в стылых ладонях,
проще бы в бездну, ан нет - черепашьей походкой иду
в отчуждение сцены. И сбоку кого-то ведут:
полумёртвого, рваного, жжёного в пышущих домнах,
но с упорством во взгляде. Сыграем сегодня для них -
для партерных, галёрочных (хлеба и зрелищ!).
Аплодирует зал и софиты готовы к расстрелу.
Я - предам, а ему всё гореть изнутри.
А ему - капля веры и вечная память,
слёзы старцев на жёстких измятых щеках,
верность тысяч - от ключника до рыбака.
Молча рядом стою. Непослушные пальцы
проверяют монеты. Отвисший карман
жжёт напалмом, но совесть вбиваю поглубже.
Ты им нужен, бродяга, а мне ты и даром не нужен.
В этом старом театре интрига сама
словно прыгает в руки унылого зала:
сотни лиц под копирку, разброд и разлад.
У портретов на стенах - гримаса козла
и эмоции сцены глотаются залпом. 

Воздух спёрт. Красота неприкрытого срама.
Блеет публика, он же - спокойно стоит.
Боже мой, до чего же паршиво внутри,
но начнем, помолясь. Я кричу: "Равви! Равви!".