|
В данном разделе публикуются рассказы авторов, которые были написаны в рамках специальных литературных конкурсов ЛитКульта.
265 |
Жило-было Худо. Невзрачное такое, бледненькое, ручки тоненькие... Неважно ему жилось. Не понимало убогое – за что его все так не любят? Злюка вредничала, Вред пакостил, Скверна норовила ущипнуть, Пакость лезла в драку - будто вся злакадемия ополчилась на несчастное Худо. Правда, еще Лиху частенько приходилось лихо, да Увечье вечно в синяках ходило.
А было все просто. Услышал гадректор злакадемии про модную штуку – подлиткорректность называется. И очень уж ему захотелось современным прослыть, просто спасу нет, и чтобы начальство оценило да похвалило...
Ну, про подлиткорректность эту самую знал он только, что надо поддерживать всякие там эти... меньшинства, вот. И стали у него любимчиками те, кому изначально вроде как средний род отведен природой. Даже ступендию им распорядился повысить, независимо от заслуг.
Конечно, никто вслух и пикнуть не смел, зато втихомолку гноили и измывались над бедными, как могли.
Однажды вся шайка-лейка загнала Худо в угол спальни и бить собралась, а до того натешилась вволю, прыгая и вопя поганые стишки, и слово «оно» в них рифмовалось многократно и весьма гадко. Забилось Худо в уголок, ручонками прикрылось, ждет, когда лупить начнут.
Тут вдруг заверещали недруги, запищали жалостно. Открыло Худо один глаз, видит – кто под кровать попрятался, кто в коридор уполз, кто хнычет да сопли кровавые утирает. А перед ним стоит чудище здоровенное, лохматое, и руку протягивает. А кулачищи у него – ох, здоровые! Спрашивает Худо:
- Ты кто?!
- Я? Бобро я...
У Бобра этого своя история была. Поступило оно по своей склонности в миминститут. А добректор тамошний свой пунктик имел – чтолирантность называется. Это, значит, когда каждый имеет право вести себя, как вздумается, а остальные должны это самовыражение терпеть и проявлять понимание. Все это было Бобру понятно, только вот когда начинал кто-то матом самовыражаться да еще норовил руки распускать, то никак у него не получалось другую щеку подставлять, как предписывала эта самая чтолирантность.
Потому что было Бобро – с кулаками.
В итоге добректор, чтобы картину в своем миминституте не портить, договорился о переводе злополучного Бобра в соседнюю злакадемию.
В общем, не зря говорят – что ни делается, все к лучшему. Подружились Худо с Бобром, да и доучились потихоньку, не успели оглянуться, а уже и диплом пора получать...
И наступил выпускной бал, заиграл любимый студенческий танец лапонез, и заплясали отчаянно пары, ухватившись кто за что придется.
А кулачищи Бобра превратились в большие широкие ладони, и стало Худу так хорошо, как никогда еще не бывало, и сказалось как-то само собой:
- Ой, какой же ты, Бобрик!..
А в ответ:
- Ах ты моя Худенька!..
Так и определились.
Стали они жить-поживать да бобрят наживать. Получались у них детишки малость худоватые... Но бобренькие.
Да и ладно. Хорошо, хоть таких умудрились сотворить, при эдаком-то воспитании.