90
941
Тип публикации: Критика

 

Этот ноябрь холодней чем обычно, 

и утки более гóлодны.

Стервятницы, кажется, могут питаться вечно,

благо что вечность - 

местная выпечка, и носит черты нарезного батона. 

Кормление - 

замена секунд и минут на хлебные крошки, кусочки. 

Холодно.

Малая Невка обременяется льдом, как долгами. 

Вечер - 

почерневшая морда (даже сказать - табло)

лютого времени. 

 

Утки обходят, крестясь, стадион, 

что вылизан, чисто утятница.

Сами, притом - подставные 

(какая-другая возьми, да и каркни).

Истинно говорю: чучелы птиц мехобвалки. 

Деревья - рептилии

в выдубленной крокодиловой чешуе. 

И время всё тянется,

тянется прямо к тебе, 

словно пекарь за горстью изюма в пекарне.

Как пó Кастанеде - то сон управляем, 

но недосуг репетировать.

 

Пушистая белая жаба, снег - 

спело хрустит под калошами,

которые суть победители времени, смерти; 

калошам нет сносу.

Они же - одни, кто пока сообщает 

худую тропинку вялому

разуму. Белки зубами стучат: раз-два-три. 

Сумасшедший, взъерошенный

бежишь в направлении края вселенной, 

к Елагину третьему мóсту,

от бесконечного времени 

спрятать конечности под одеялами.

 

Времени не существует. 

Либо оно в этой спальне пока ещё

не обнаружено. 

Тихо и нет ничего, что, подобно собаке,

возле кровати бы нюхало тело, лицо, 

и тем более трогало

лапой. 

И всё же какой теперь час? 

Если судить по пугающей

мёртвости окон соседей, 

по суши во рту, и подушке, где влаги

больше, чем пуха, то около трёх-четырёх. 

Да, что-то около.

Дата публикации: 01 января 2017 в 07:46