Осень

Голимый лист живёт в фрагментах, в покосах мысли на полях,

Каких-то странных вторников

Возможно, пауки сознания ведут войну на ниве наслаждений

Возможно, часть из них – лишь стрелки от часов

Да, помню я, я стрелки собирал, варил чаи

Мой кот – Юрец – родился на луне, Каддаф Неведомый его призвал,

И он остался, чтоб полосатить небосвод квартирной ойкумены

Чтоб быть магнитом постороннего, на рейде плаванья во сне.

Вот – вызов к солнцу электричества, к флюидам бороды

Вот – терминальное сидение на стуле, где есть пророчество

Восстанут буквы. И будут словно змеи. Задушат графоманов

Будет чисто с-с-с-с-с-с-с-с-мерть

Тогда – как будто бы в начале мира - останется лишь взять велосипед

(Есть знание о том, что – Алюминиевый Осирис

Был частью колесист ногами, с рулем, педалями, и глазом серебристым

Спорты он дал подспудно – через дарвинское слово в пыли молекул)

Но путь – лишь часть сентенциозного делирия. На пике остывания седой земли

Приедет королева на коньках, при коньяке, с гигантской книжищей

В которой – на языке праматери идей – написаны рецепты всех возможных

Комбинаций, включая самоубийство на почве кайфа от стихов

Мы заберемся в турбореактивную кровать и полетим над простотой, над грешностью земли, в которую забит костыль оси магнитной

Чтоб проверять – голимо ли лесам стоять и стынуть,

Голимо ль спит медведь, а также – известно ли лосю, что на краю вещей

Записано, что он – отец людей российских