вешнее

В эту зиму навьюжило, Боже мой,
хоть дивись, хоть рыдай, хоть пиши иконы.
Мы смотрели, сраженные белизной,
на полет мелькающий заоконный.
Средь шальных порошинок, числа им несть,
отогреться хотелось душой и телом,
но зима, злая ведьма (что есть, то есть)
укрывать-укрывала, но не согрела.

До упаду вальсировал снегопад,
засыпал неусыпно, не беспокоясь,
где осядут искусные снега па
и лебяжья снежиночья невесомость.
Нелегко балансировать на ходу,
если твердь безнадежно заледенела,
мы скользя прожили сто дней в году,
но ногами ступали зато по-белому.
Взгляд бросая сумрачно, свысока,
на бедняг, отчаянно замороженных,
темноброво супились облака,
добавляя озноба гусиной коже,
от ворот гоняя нас до ворот,
но такая участь земных угодий:
Бог всегда по силам зимы даёт –
время длинных-предлинных теней уходит.

С глаз долой, прочь с обочин и без следа
утекает покров, изобильный слишком,
в сотый раз убедились, что жизнь – вода,
что порой норовит превратиться в льдышку.
И пока отходили мы ото сна,
по привычке на тормоз давя и жалость,
лучезарно и звонко пришла весна
и за нашим окошком обосновалась.