|
Здесь опубликована крупная проза авторов ЛитКульта.
Для удобства пользования разделом доступны рубрики. Работы расположены в обратном хронологическом порядке.
172 |
Тем временем процессы брожения активно шли не только в нашей распадающейся горемычной семье и пораженном мозгу её номинального главы, но и в разлагающемся российском обществе. Сами, думаю, помните, как тогда было в стране: гиперинфляция, кризис неплатежей, хронический дефицит бюджета и отрицательный платежный баланс. Так, и у нас в деревне на фоне всего этого появился некий не совсем адекватный демократ Коря, из понаехавших переселенцев, угрожавший повесить меня на березе. Была километрах в полутора от деревни, в конце защитной лесопосадки, тянущейся в направлении умирающей деревни Бочаг, где располагался музей, ограбленный малолетними немецкими оболтусами[1], береза с вырезанной датой тысяча девятьсот сорок четвертого года. Вот на этой березе он и угрожал меня повесить. Однажды Коря подло напал на меня ночью. Я шел по деревне, а он коварно затаился в густой тени забора, который мы с Пашкой еще не успели приватизировать. Когда я проходил мимо, он кинулся на меня. Я успел среагировать на внезапное движение сбоку и, защищаясь, сломал ему челюсть.
– Ты чего, совсем ошалел со своей демократией? – приглядевшись к скорчившемуся на земле придурку, спросил я.
– Эфо не фя, – прошамкал он.
– Чего? – профилактически пнув его по печени, поинтересовался я. – Четче мысль излагай свою!
С трудом шевеля поврежденными жвалами, признался, что мачеха его наняла. Вот же гнус демократический, верный неофит мутноглазого Бориса Николаевича!
На фоне трясшей страну лихорадки неунывающий деревенский ворюга Стасик по кличке Эмиль умудрился трижды продать старый комбайн, стоящий на околице и служивший жителям сиденьем при ожидании коров с поля, заезжим сборщикам металлолома. Такой предприимчивый молодой человек оказался. Правда, покупатели потом его слегка побили. Так, самую малость. Это позволило ему опять оказаться в Добровской больнице, откуда вернулся с мешком полным разнообразного краденого барахла. Неутомимый аферист был, вроде нашего папаши. Эту бы энергию, да в мирных целях применить. Впрочем, не буду отвлекаться на этого второстепенного персонажа. Подробно про его похождения написано в повести «Эмиль из Лённеберги», к коей и отсылаю всех желающих.
Я перебрался на летнюю кухню жить. До строительства её мы ведь как своим свиньям харч готовили? Стоял во дворе металлический обод от тракторного колеса, с вырезанным сбоку отверстием для дров. На него ставилась высокая сорокалитровая выварка из нержавеющей стали. Две таких выварки нам на автозаводе изготовили по указанию Леонида Филипповича. И вот в любую погоду: в снег и дождь, в грозу и вёдро, град и буран, приходилось мне разжигать огонь под вываркой и, постоянно подбрасывая дрова, караулить, пока вода закипит. Даже падающие с неба камни не могли освободить от этой обязанности.
Когда вода закипала, засыпал туда комбикорм и заваривал, помешивая длинной узловатой палкой. Потом снимал и ставил следующую выварку. А дальше надо было в большом чугунке с дыркой от пули картошки сварить для поросят. Так весь вечер возле костра и проводил, под дождем и снегом, среди комаров и гнуса. При этом мерзкая и пакостная мачеха норовила якобы невзначай плеснуть в меня с крыльца помоями. Она вообще ленилась помои выносить далеко и любила с крыльца на курей лить. А если я стоял близко, тогда в меня целила. Так сказать, совмещала приятное с еще более приятным.
И параллельно, пока варил харчи, в специальной ручной терке надо было натереть сырой кормовой свеклы для коров. Коров, кроме того, следовало поздней осенью, зимой и ранней весной два раза в день, утром и вечером, напоить теплой водой. А корова может не одно ведро воды выпить[2], особенно когда стельная. Правда, потом кран вывели с водой во двор[3] и полегче управляться по хозяйству стало. Хоть не надо было из дома воду холодную носить. Но возникала другая проблема – зимой кран замерзал. Приходилось запаливать паяльную лампу и отогревать его. При тогдашней конструкции паяльных ламп, дело весьма небезопасное.
Горячей воды в деревне не было. Да и ныне, насколько мне известно, не многие российские деревни могут подобными достижениями мировой цивилизации похвастаться.
При этом еще и про приготовление корма для собак не следовало забывать.
– Сначала накорми собак, а потом, что останется, съешь сам, – учил Леонид Филиппович.
Собак у нас было то три, то две в зависимости от обстоятельств. Но все они вне зависимости от количества очень хотели кушать, напоминая о себе лаем и воем. Так что после того, как чугунок освобождался от картофеля для свиней, приходилось использовать его для приготовления собачьего ужина. Одно время целую бочку двухсотлитровую шкур телячьих засоленных удалось привезти с совхозной фермы. Я вылавливал шкуры, вымачивал в воде и варил.
Даже самому случалось эти вареные лоскуты кушать. Не турниду и не бланманже конечно, – скажу я вам, но с другой стороны если посмотреть, то в блокадном Ленинграде и такого «мяса» не было. С голоду даже как деликатес пойдет. Главное шерсть счистить, потому, что с шерстью очень противно есть, и даже опасно – можно подавиться ею. А так вполне терпимо на вкус, правда, запах этого блюда не очень. Прямо сказать, можно было мух морить возле этой бочки. Лет через десять многие старики будут и такому блюду рады. Особенно по праздникам, или на похоронах. Вон в какой-то деревне воду дают только в день похорон и ничего, никто не ропщет. Народ в деревнях терпеливый. Хотя и в городах народ тоже не шибко смелый.
Когда нам требовалась горячая вода, мы ее грели в больших чугунах на котле отопления. Если же вода требовалась для мытья или летом, то пользовались дровяным титаном, стоящим в ванной комнате. Прожорливый был агрегат, при этом требующий поленьев малой длины. В субботу, в «банно-прачечный день», топишь его полдня, чтобы помыться. Так что строительство летней кухни было немалым подспорьем нам с затюканным Пашкой.
Для похотливого папаши-сатира подглядывание за моющимися в ванной комнате людьми было одним из любимейших, не считая хаотичного шныряния по дому, пьяных дебошей, обильного Богохульства, безудержного секса, наглого самовосхваления и обширной кражи вина, развлечений. В ванной комнате было небольшое окно, выходящее на улицу возле крыльца. Предприимчивый вуайерист поставил там лесенку, мотивируя заботой о возможной замене лампы в стоящем на крыше кухни прожекторе. И когда кто-то мылся, то он тихонько, насколько тихонько это получалось у такой рыхлой, возбужденно сопящей туши, забирался туда подсматривать. Подсматривал за супругой Наташей, за падчерицей Настей, за племянницей мачехи мурманской Женькой, за своей племянницей Лариской.
Да что там скрывать? Будем до конца откровенными – даже за Пашкой подсматривал махровый брыластый извращенец! Вот какой широкий круг интересов был у папаши. Кстати, когда зоркого соглядатая по каким-либо причинам не было дома, то за моющимися в ванной женщинами подсматривал малолетний негодник Пашка. Воистину, яблоко от яблони недалеко падает! Однажды мачеха плеснула в окно горячей водой из ковша, и начинающий вуайерист свалился с лестницы, вывихнув при этом правую руку и, в очередной раз, сломав дужку многострадальных очков. Видимо Наташа решила, что рано еще ему созерцать её порядком потасканные и значительно перезревшие прелести.
Про ванную комнату поговорили, вернемся на летнюю кухню. Напомню, строилась летняя кухня не сразу. Сначала удачливый сельский девелопер Витя, еще при матери, купил недостроенный щитовой дом, принадлежащий совхозу. Кирпичи, которыми дом был обложен, бросили там же (им быстро «ноги приделали» хозяйственные местные жители), а сколоченные из досок щиты были перевезены к нам на двор и года три стояли возле забора в сад, щедро напитываясь водой. Кухню строить начинали еще я вдвоем с только освободившимся Леником, опять-таки при матери. Возможно, даже и само строительство летней кухни было ее идеей – теперь уже не упомню. Ленивому папе Вите точно летняя кухня была без надобности. Сделали бетонный фундамент, цоколь выложили кирпичный.
Через пару лет совместно с городскими рабочими, аффилированными мачехой, поставили щиты, сделав стены. Еще в одном из щитов нашли гнездо шмелиное. На этом этапе я перетащил колесный обод вовнутрь будущей кухни. Стал готовить еду обреченным свиньям уже под условной защитой деревянных стен. Рабочие, согласно хаотичным планам архитектора Наташи, бросив кухню, переключились на строительство амбара. Затем случился гигантский «кидок» мачехой рабочих при расчёте за выполненные работы и они перестали приезжать к нам.
Потом мы вдвоем с временно реабилитированным мачехой Леником, после достраивания амбара, сделали шиферную крышу на этой незамысловатой постройке. Где-то с год на таком уровне строительства всё и было. Без пола, без потолка и без двери. Там еще уцелевшие кошки, изгнанные мачехой из дому, грелись. Спали в золе горячей. Один кот, Васька, по словам мачехи «напоминавший ей б/у», однажды крепко обгорел от раскаленного обода там. Вполне возможно, что и Наташа свою длань сатанинскую к этому эпизоду приложила. Васька потом сильно облез и ходил с голой кожей на боку. А как раз холодно было, в дом его не пускали, и ему приходилось с ожогом греться у обода. Очень он мучился, что доставляло садистке Наташе несказанное удовольствие.
Догадливый аспид Витя понял, что в мастерской по зиме холодно.
– Витя, из-за твоей халупы я не могу напрямую пройти в огород. К тому же она портит «вид», – злобно эстетствовала Наташа. – Никакой культуры! Мне перед мамой стыдно!
– Необходимо переместить мастерскую в летнюю кухню, – сделал папенька вывод после совещания с супругой. – Влад, готовься!
– А что мне готовиться?
– Как что? Пола нет, потолка нет. Куда верстак ставить? Куда циркулярку ставить? Не на землю же? До чего же ты тупой! Пока батька команды не даст, сам ни до чего не догадаешься!
Пришлось ставить старый отопительный котел, украденный где-то хозяйственным грошовником Витей, вместо обода, тут же сданного им в металлолом, делать мощную металлическую трубу дымохода, из украденной папенькой газопроводной трубы, набирать пол и подшивать потолок. Стены кухни снаружи обшили рубероидом и плоским шифером, также где-то украденными ловким пройдохой . Переволокли вовнутрь верстак из мастерской, электроточило, кучу инструмента, собранного хозяйственным папой.
– Станку тут быти! – по-петровски объявил папенька, топнув ногой, и деревообрабатывающий станок поставили в амбаре.
Хищный рвач числился в совхозе на полставки электриком[4], поэтому у него были казенные «когти» и пояс. Когда надо, то лазил на столб и подключал станок. А когда не надо, для маскировки хищения электроэнергии трехфазный провод к станку снимал. Хитрец был непревзойденный в этом плане! В деревне тогда многие воровали электроэнергию. Их «обрежут» от электросети за неуплату, а они самовольно к столбам «запитаются» и все дела. Приедут энергетики – сразу все обрубаются и типа как без электричества полдеревни живет. Мол, «лампочка Ильича» до нас еще не добралась!
Обескураженные энергетики покрутятся, жалами поводят, периодически от какого-нибудь пьяного жителя огребут, и раздосадованные сваливают обратно в райцентр. Коллекторов тогда не существовало в природе российского государства. Долги если и выбивали, то посредством примитивных методов типа паяльника и утюга. А до такой степени энергетики еще в те годы не озверели. Опять же, что паяльнику, что утюгу электроэнергия требуется, а в домах её не было. Так что эти хищения тогда сходили нашим деревенским обалдуям с рук. Правда, некоторые, особо прожженые, пытались тайком подключиться к исправно платящим за электроэнергию соседям, но в случае обнаружения подобного крысятничества бывали жестоко биты.
Хитрец Витя, развалив моими руками мастерскую и «прорубив» мачехе «окно» в огород, на этом успокоился и на летней кухне практически не появлялся. Если только кошку какую-нибудь или забитого Пашку пнуть приходил, да привезенный с завода инструмент приволакивал. Инструмент завод продолжал исправно выписывать совхозу, а хитрый папенька, беззастенчиво пользуясь служебным положением, почти весь забирал себе. Отсутствие обычно крутящегося под ногами папеньки дало мне возможность перенести на кухню штангу, подаренную мне Филипповичем, повесить самодельный боксерский мешок, изготовленный из элементов парашюта, и кожаную боксерскую грушу, также щедро презентованную Филипповичем, сколотить топчан и жить.
Гонимый горемыка Пашка, когда получал люлей под крышей отеческого дома, тоже приходил ночевать ко мне. Всё же там было уютнее и теплее, чем на чердаке, особенно когда метель и вьюга завывали как голодные волчицы. Хотя и на кухне к утру становилось довольно прохладно. Иногда даже вода в металлической кружке, стоящей на подоконнике, замерзала. Да и без крыши мастерской на чердак не заберешься. Точнее, слабосильный Пашка забраться уже не мог. Я по столбу телеантенны залезал на стену дома и, держась руками за верхний ряд кирпичей, перебирался, как на рукоходе, по всей длине стены до чердачной дверцы. Конечно, зимой уже так не полазаешь по верхотуре. Если только шибко надо.
[1] См. рассказ «Кино и немцы».
[2] Если же корова, наоборот, плохо пила воду, то давали ей кусочек соленой селёдки съесть. До селёдки коровы весьма охочи.
[3] Тот самый кран из рассказа «Зимняя сказка».
[4] См. рассказ «Жертвы Мегавольта».