Право первого дня

     …и корни деревьев переплетались, как руки мужчины и женщины; крона шелестела, и глубинные, дымчатые оттенки зеленого собирали на рассвете росу, переливающуюся всеми цветами; цедились в напиток, подобный амброзии – коктейль «Синестезия»; все текло, все менялось; все ждало, все терялось, чтобы найтись.  А найдясь, расплеталось, распадалось  - атомами, молекулами, глюонами - квантовалось; Кот - что не жив, и не мертв - мяукал, царапался о стены коробки, пытаясь выбраться, решить, кем же он будет; перо занеслось над белым листом, готовясь одеть идею в слова, пронестись конем по полям бесформенного, собрать  его в седельную сумку и вынести на свет бумаги; мир застыл на границе, когда изначальный хаос уже не был  изначальным хаосом, но вселенная еще не стала вселенной;  в воде готовилась зародиться жизнь; сущность бродила по миру изнанки в ожидании олицетворения; то, что казалось застывшим, жило, то, что казалось замершим, двигалось; феникс, взмахнув крыльями, улетел  в широкие небеса, говоря ни о чем и крича ни о чем; или, может, то был неизвестный язык? Расскажи мне, молчание, что поведала тишина?  Погляди в озерца, в блюдца-глаза, в свои зеркала; что расскажут тебе, что  поднимут со дна? 

Ожидание.

С потолка комнаты шел дождь, а по стенам струились настоящие водопады. Затопление достигало подоконника вырезанной в дальней стене бойницы размером с форточку, вода уже облизывала ножки стоявшего там тяжелого металлического будильника. На чашечках звонка дремала раздутая лягушка. Сквозь бутылочное стекло окна струился зеленый рассвет. Девушка спала в оранжевой надувной лодке, в которой кроме нее разместился стул с примотанным изолентой к спинке большим зонтом; на куполе пестрели множественные логотипы «Coca-Cola». Вокруг сновали маленькие разноцветные рыбки. Туча, низвергающая потоп, грязно-зеленая с пятнами черной плесени, поглотила потолок как вершину горы и практически слилась с подножием квартиры.

Синее двухслойное платье из органзы облегало мягкую фигуру спящей. Она лежала на спине, подложив под голову руки, будто в знойный день нашла тенек для сиесты. Личико с изящными тонкими чертами улыбалось каждой из них, от аккуратного носика лучились морщинки, похожие на кошачьи усы.

- Евочка, - услышала она сквозь сон. Пробормотала в ответ:

 - Пять минут, еще пять минут еще, - свернулась в калачик и затихла.

«Под веками», - думала спящая Ева, - «никогда не бывает абсолютной темноты. Такой вообще не бывает. Под веками, даже если спишь ночью, живут своей жизнью крохотные цветные точечки. Как «шум» на экране в старом кинофильме. Настолько маленькие, что даже цвета не различишь. В мире закрытых глаз все из них состоит. Потому что глаза хранят память о последнем увиденном свете. И я сейчас – точка под закрытыми веками жизни».

Ева обожала ездить на велосипеде, не спать ночами, сидеть на балконе, пить фруктовый чай с тремя ложками сахара без горки, читать, считать, думать о бесконечности, разглядывать обои и придумывать истории в картинках.  Ждать, до какого числа дойдет отсчет времени, прежде чем вновь возобновится с первого десятка. Вот, уже двадцать три; интересно, бывает ли двадцать четыре? Сколько часов ночью? Может, она намного длиннее дня? Тридцать, сорок часов – кто знает, сколько? Вот я и посмотрю, что происходит в этот миг. Почему так вообще устроено? Что показывают часы – ноль, конечное число, или два одновременно, или что-то другое? Уже двадцать три… не спать… что будет через час? Или  этот момент может наступить прямо сейчас, через секунду?

Эти воспоминания тоже были своего рода световыми отпечатками.

Не бывает старого и нового; все – комбинации фрагментов, лоскутов самых разных размеров тканей мироздания; прозрачное одеяло, укрывающее звездным мерцанием миры, и ромбики всевозможных цветов внутри. Есть маленькие-маленькие, неделимые частички (а может, и они делятся без конца и края), а есть более крупные; крупные состоят из мелких, являясь такими же структурными единицами для еще более крупных… все перестраивается, в том числе неоднородно - как слои, перемещающиеся внутри неподвижных слоев; ничто не застывает - потому что не прекращает двигаться то, из чего оно состоит. Мы сложены из наших предков, а наши предки получают возможность жить в нас. Все имеет постоянное право на время следующего за предыдущим состояния. На изменение, на прорыв; на то, чтобы хотя бы миг пробыть там. Условно это можно назвать «правом первого дня», где под первым днем – неважно, сколько он длится – подразумевается успешная авторизация. Это естественно, как и любое право, и его невозможно отнять – хотя некоторые думают, что можно, и даже пытаются это сделать.

*             *             *

На стенах комнаты возникает проекция. То же происходит под веками спящей Евы. Определенный уровень темноты – обязательное условие: иначе картина не будет видна. На каждом ярусе, в каждой структуре начинается показ кинофильма.

*             *             *

Давным-давно, посреди бескрайнего леса жила маленькая девочка. У нее была своя хижина, уютно и заботливо обставленная, украшенная причудливыми предметами – плетеными украшениями, фигурками, гирляндами и другими затейливыми поделками. На столе стояла печатная машинка, и повсюду лежали записки. Ловец снов висел у изголовья кровати, шевеля своими мохнатыми кисточками на ветру, когда девочка открывала окно, за которым виднелся чудесный сад и ручей, змеящийся между стволами деревьев и листвой. Лучики солнца играли с отражениями в воде, как с рыбками, что приплывали к девочке, чтобы послушать ее истории и рассказать свои. Вы скажете: как же так, ведь рыбки немые? Но то, что нам кажется молчанием, на самом деле может быть словами на незнакомом языке. И девочка понимала его, как и наречия других зверей, которые также приходили к ней.

Но однажды ночью явился нежданный гость. На стене напротив кровати открылся глаз, следящий за каждым движением девочки. От него нельзя было спрятаться, поэтому ничего не оставалось, кроме как сбежать в лес. Поутру он не исчез, но дальше было еще хуже:  каждую ночь глаза прибавлялись по одному. Девочке было невыносимо страшно, но она терпела. И вокруг дома все изменилось: сад увядал, звери убежали в чащу, вода в ручье темнела, делаясь дурной на вкус, а солнце практически не выглядывало из-за туч, словно тоже боялось опасности, что таилась в стенах хижины.  Мир вокруг тоже стал страшным. Однажды девочка обнаружила за домом ограду из решеток и грубо сколоченных досок с  торчащими гвоздями. Каждый день эта штука  едва заметно сдвигалась в сторону дома, становясь все ближе и ближе, стягиваясь, как арканная петля.

Как-то девочка сидела на крыльце и смотрела, как голые стволы, оставшиеся от ее любимых деревьев, тянут свои скрюченные пальцы через ограду, словно хотят сомкнуться на горле, и думала, что наблюдатели, чуждые этому миру, заполонили родной дом. Ей было очень горько, слезы подступали, но девочка твердо решила не плакать. Придется уходить: оставаться здесь нельзя. Возможно, она сможет прогнать кошмар и исцелить это место, если поищет ответ за пределами. Неизвестно, что сделается с ней, если попытаться преодолеть ограду, но иного выхода нет. Девочка разбежалась и со всей силы прыгнула, стараясь не думать. На какой-то момент боль смешала все краски, а когда ослабела, беглянка обнаружила себя несущейся сломя голову сквозь чащу. Ноги были изранены, локти тоже, текла кровь, ветки хлестали  по лицу, ступни норовили застрять в ненадежном лесном настиле, но каким-то чудом девочка спаслась.

Среди стволов сновали тени, на пути встречались странные сооружения из зеркал, множащие эти фигуры. За ней продолжали наблюдать. Все вокруг было враждебным, и девочке приходилось заставлять себя делать каждый новый шаг. Так она странствовала три дня, и на третий белый свет начал сгущаться тьмой. Девочка побежала, пытаясь выбраться из леса, добраться до опушки раньше, но надежды оставалось все меньше. Ужас сковывал; в сумраке начала проявляться краснота, окрасившая землю, листья, хвою, бревна; на деревьях вырастали и распускались алые цветы, а по листве, траве и мху текли струйки крови, перегоняя девочку. Свет появился где-то впереди, хотя ему мешала лазоревая пелена, и стало ясно, что конец леса близко. Из последних сил девочка побежала туда, но свет закрыла высокая человеческая фигура.

 - Помогите! – задыхаясь, прокричала беглянка. Но, сказав это, пригляделась к фигуре и сразу узнала его. Силуэт, что был в лесу повсеместно. Глаза - те же, что вторглись в ее безмятежность.

Мужчина отрицательно покачал головой:

 - Думаешь, там хорошо? Нет. Тебя никто не ждет, не хотят даже видеть. Мне довелось пережить то же, что и тебе. Моя мать даже пыталась убить нас, когда я был внутри. У нее получилось, а вот меня вытащили и заставили жить. Рано или поздно твой мир наполнился бы теми же кошмарами – отражениями чувств матери.

- Ты… - хрипя, девочка опустилась на землю, удушье стальными запястьями стискивало ей шею. – Это сделал… ты…

 - Все они сомневаются. Пусть даже на краткий миг, но отвергают жизнь внутри себя. Это становится мучением навсегда, даже такая мысль короче мгновения. Лучше бы я никогда не рождался. Поэтому помогаю тебе.

 Девочка почувствовала, что не может дышать, и ее глаза навсегда закрылись.

*              *               *

There deep, deep in the forest night children dance the waltz

They laugh whispering hand in hand, just like children like to do

Their eyes, what are they looking for, white dress flutters the beat

Their song starting to make some sense, only if you're listening

Dance, dance like the butterflies, shadows appear right before my eyes

Sounds echo the obsurd, hard to explain something that I heard

Now hear the forest talking, insects and birds

Does the scent of soil and beast

Breath the life into the animal you hide

It's a great illusion one never knows

When you think you're really alone

Feel the eyes of someone looking in on you

Again, see how the children play, red moon colors the trees…*

*             *             *

Холст скручивается в трубочку и запечатывается в тубу, фильм разбивается на эпизоды, отделяются друг от друга кадры, отпечатываясь на пленке, сворачиваясь кинолентой.

Пространство комнаты приходит в движение. Старые контуры отступают за задний план, становятся размытыми, акварельно-текучими, и поверх проступают новые штрихи. Дно комнаты округляется, в щели в полу бегут тоненькие струйки, пробивая себе тропинки в рыхлой среде. К потолку комната сужается. Пространство рвется из оболочки, давит на стены, тянется вверх; затвердев, пробивается на поверхность хрупким белесым стеблем. Он похож на крошечного человечка, согнувшегося от холода, но обнаружив, что солнечные лучи согревают его, и теплый воздух рад его появлению, стебель разгибается и простирает листочки к небу. Быстро растя, становясь зеленым и крепким, вскоре росток увенчивается маленьким белым бутончиком.

Первый подснежник раскрывает лепестки и оглядывается вокруг в ожидании других цветов.

_____________________

*Использована песня Джо Ромерсы «Cradel of forest» из саундтрека к игре Silent Hill 4: The Room