Поверхность. Глава первая

I want to,
I want to be someone else or I'll explode
Radiohead

Понедельник в белом 

Келт вывалился из очередного сна на помятую постель гостиничного номера - вполне приличного, но слишком чужого. Только что случившаяся смерть все еще сдавливала горло, не выпуская наружу крик. Еще один крик, застрявший внутри, где-то на самом дне – все, чем смерть могла прикоснуться к нему здесь, в настоящем; а кроме настоящего, здесь, ничего и не было. Просто очередной кошмар, которого Келт не помнил. Пора бы привыкнуть. 

Когда он убрал от лица ладони, и в глаза попал белый утренний свет, стало легче. Теперь на руках возможно разглядеть узоры спиралей и линий и признать их своими, а после позволить рукам себя поднять, завернуть в халат и угостить сигаретой с ночного столика. 

Курил Келт на балконе. Дым мгновенно терялся в тоскливом виде утра сквозь грязное стекло - хотя никакого стекла не было, только резные перила. Внутренний двор отеля. Напротив - еще один корпус, по образу и подобию того, откуда смотрел курящий. Очень близко, в каком-то десятке метров. Сплошные балконы - никаких окон, только двойные стеклянные двери в другие номера, через которые никогда и ничего не удавалось подглядеть. Корпуса разделяла полоса канавы с застоявшейся водой; по берегам ютились мусорные баки и вольные бумажки, тряпки, окурки, сбежавшие из них. Небо стояло мутным прудом, отражающим описанное великолепие. 

“Тоска”, - думал Келт, выкурив сигарету до половины. Тоска - цвет его глаз и мешков под ними, воздух и температура комнаты, свет ночника и утра. Весь мир, куда ни взгляни. Зябко. Легкий несвежий ветер слегка касался взъерошенных волос, когда-то каштановых, теперь посеревших, и Келт повернул голову в его направлении: направо. Оба корпуса тянулись параллельными прямыми, достигая тумана в конце поля зрения. Ровные ряды лоджий следовали туда же. Казалось, смотришь сверху вниз. Который раз Келт попался в эту ловушку: перевести взгляд влево? Там то же самое, кроме… 

Мужчина, в стандартном белом халате постояльца отеля, с только что раскуренной сигарой между большим и указательным пальцами правой руки. Полноват. Загорел. Пояс едва затянут, пушистая грудь бесцеремонно выставлена напоказ (впрочем, кому?); как и толстая золотая цепь. На вид мужчине за пятьдесят, и он стоит прямо на соседнем балконе... У Келта перехватило дух, а сосед, будто совершая самое обычное действие, повернулся и сделал приветственный жест.

Келт выбросил сигарету, она все равно почти истлела, вниз, и сбежал, закрыв за собой балконную дверь. 

*** 

Надев темно-синий костюм, черную вельветовую шляпу и макинтош цвета кофе со сливками, Келт вышел на улицу, где все было точь-в-точь так же, как в любой другой день его многолетнего пребывания здесь. Сколько раз воображение приделывало местным ножки фигурок из музыкальных шкатулок и возило людей по монорельсам их регулярных маршрутов? Достаточно, чтобы всерьез усомниться в причастности воображения к такому видению. Жители мира, все, кроме наблюдателя за ними - плоские ростовые фигурки, то ли из картона, то ли из жести... в представлении Келта, материал менялся лишь ради разнообразия. Управлялся мир примитивным и при том поразительно огромным механизмом. Так странно понимать это, как понимают очевидное, и никогда не находить хитро спрятанных доказательств. 

Мир к Келту внимания не проявлял, внимание здесь отсутствовало вовсе. Келт проявлял внимание в миру, потому что живому человеку необходимо проявлять внимание. Корпус, где он ютился, стоял лицом к широкой дороге, и весь первый этаж занимали маленькие заведения: Магазины, кафе и рестораны, тир. Много где продавались часы. В смежных помещениях нашли себе дома "Часовой дом" и "Старый часовой дом". В последнем предполагалась продажа антикварных моделей, но каждая была такой же, что и через стену, и расставлены и здесь, и там, они были точь-в-точь. Цены отличались, и то - добавлением нулей. 

Все часы говорили одно время до секунд и более мелких делений (на отдельных экземплярах). В один период Келт увлекся сравнением движения стрелок и пешеходов, и да, они ходили по часам и как часы. Конечно, теперь он знал наизусть все их действия и маршруты. О, время. О, время, когда еще оставалось, чем можно увлечься. 

Келт открыл стеклянную дверь кафе, которое называлось "Кафе" и работало с полудня до шести вечера. Первый завтрак он обыкновенно принимал здесь. Обыкновенно? Всегда. Зашел. Сел за круглый столик с резной ножкой, накрытый белой скатертью в бледно-красную клетку, в середине широкого окна с видом на дорогу. Ждал дольше, чем обычно: из-за увиденного утром напрочь забыл побриться. Пялился на пустую улицу и происходящее там ничего. В тринадцать тридцать, как и заведено, завтрак подали к столу. Яичница, три яйца. Бекон, два узких жгутика. Кусок белого хлеба. Грейпфрут, освобожденный от кожицы, нарезанный на двенадцать тонких кругов. Зеленый чай с жасмином. 

В четырнадцать Келт закончил прием пищи. Гулял обычным маршрутом до семнадцати тридцати. Потом - черный чай в номере, гигиена, сон. 

Понедельник в черном 

Келт вывалился из очередного сна на помятую постель гостиничного номера - вполне приличного, но слишком чужого. Только что случившаяся смерть все еще сдавливала горло, не выпуская наружу крик. Еще один крик, застрявший внутри, где-то на самом дне – все, чем смерть могла прикоснуться к нему здесь, в настоящем; а кроме настоящего, здесь, ничего и не было. Просто очередной кошмар, которого Келт не помнил. Пора бы привыкнуть. 

Когда он убрал от лица ладони, и в глаза попала ночная тьма, легче не стало. Темные руки казались грязными и чужими, а сигарета, за которой они потянулись к ночному столику - пропитанной ядом, убивающим куда быстрее никотина. 

Легче стало, когда Келт, покурив в привычном одиночестве, вернулся в номер и проследовал в душ. 

*** 

Побриться означало бы нарушить ритуал второй раз. Ритуал - вирус, и воздух этого мира пронизан сетью его фрагментов, похожих на осенние паутинки. Келт держался, избегая превращения в жителя этого мира, но привычки и режим овладели им, что вызывало подавляемую панику. Келт пропитал сознание аксиомической мыслью: "Я - не они". 

Ночи от дней отличались сырым холодом, похожим на оживший и темный туман. Ржавый свет фонарей показывал второе лицо города. Или обратную сторону плоского мира, если пробовать мыслить глобально. Келт ни разу города не покидал. Вот и сегодня - направился в привычное место. 

Город назывался Город. Отель - Отелем. Ресторан держал название "Название". Прозрачные двери звали открыть себя теплым, насыщенно желтым светом. Часы работы - с шести вечера до шести утра. Темно здесь до десяти. 

Келт зашел и сел за угловой столик. Снял шляпу, положил рядом с собой на стол. Позвал официанта - темнокожего, одетого в дорогие черные брюки, белую блузу и красный галстук. Келт невысоко поднял руку с вытянутым вверх пальцем и сделал круговой жест. Официант кивнул и ушел в сторону кухни. Все как всегда. 

 - Здравствуйте. Келт Лаит, я не ошибаюсь? 

Келт Лаит вжался в стул и со скрипом отъехал на нем от стола; схватился за шляпу, чтобы не упасть. Странно, но помогло. Келт взял ее как щит и вскочил на ноги. Происшедшее только что в ресторане "Название" наблюдал единственный зритель - человек из соседней комнаты в Отеле. Остальные продолжали делать то, что и делали обычно, не озираясь по сторонам. Человек улыбнулся и протянул руку: 

 - Удо Братт. Я давно желал нашей встречи. 

Келт выглядел крайне смущенным, потерявшим дар речи. Он всегда полагал, что потеряет ее из-за ненадобности, а может, и это тоже послужило причиной. Удо Братт продолжил: 

 - Я достаточно осведомлен о вашем финансовом положении, чтобы посметь предложить вам помощь. Присядьте, прошу, - жест все еще протянутой руки Удо сменил на другой, повторивший его слова. - Дядя оставил вам наследство, которого, казалось, хватит на всю жизнь, а хватило только на половину. Вам девятнадцать, и вы при первой возможности берете все и покидаете родные места. Навсегда. Едете вперед, меняя города и отели, мотели, гостиницы, комнаты, коттеджи... Хотели бы встать на месте, но все едете, все ищете. А потом, наконец, насовсем замираете здесь. Я повторил весь ваш многолетний путь за последнюю неделю. 

Удо умолк, видно, что выжидал реакцию. Тщетно. Келт Лаит таращился на собеседника и по-прежнему не мог говорить. 

- Я хотел вас поразить, но, кажется, перестарался. Простите. 

Официант подал заказ: спагетти с тушеной фасолью, бутылку вина и бокал. То же, что и в каждый понедельник постоянному гостю. 

 - Я буду кофе, черный и крепкий, с имбирем. Так вот, Келт: у меня есть для вас работа, деньги за нее и аванс прямо сейчас. Я предлагаю, чтобы вы продавали мне свои сны. 

Удо поднял кейс, стоявший возле его ноги, положил на стол и открыл. На клавиатуре мобильной печатной машинки лежала толстая пачка денег. Удо опустил крышку и подвинул кейс к собеседнику. 

 - Это вам, независимо от того, какое решение примете. 

*** 

Туман и темнота с проступающими силуэтами, контурами. Обморок внутри работающего сознания. Голос, знающий так много, будто идущий изнутри. Отгонять тьму, слышать речь, и главное: настраивать фокус, натягивать упавшее полотно под лучами включенного кинопроектора. 

*** 

Келт дернул головой, будто стряхивая остатки сна из волос. Решил, что лучший выход - подстроиться под ситуацию и вести себя прилично. Неподозрительно. Хотя это решение не повлияло на тот момент, когда Келт, увидев только что поставленный на его стол кофе, схватил кружку и сделал пару глубоких глотков. 

 - Простите мне мою заторможенность, плохо спал сегодня. Бокал моему гостю, официант, будьте добры. Вы делаете предложение, от которого отказался бы только дурак, но я... Мне. Просто нечего вам продавать. 

Келт подвинул кейс обратно, каким бы нежелательным ни было расставание с ним. 

 - Вы мало знаете о моей профессии, - Удо располагающе рассмеялся. - Не могу сейчас слишком распространяться, но имейте ввиду: я всегда знаю, где достать необходимый материал, и могу заранее дать точную оценку его качества. 

Удо подвинул кейс, как и в первый раз. 

 - Вы были невнимательны, Лаит. Это ваше. И вам непременно стоит попробовать записывать сны. Уверяю, результаты будут. 

Сон первый 

Глубокая ночь, похожая на Ничто. Какое-то нечто слабо лучится вдалеке. Иду к нему. Ветки царапают лицо, заросли пытаются удержать ноги; сопротивление здесь не такое, как на самом деле: я материален только наполовину и потому могу идти насквозь. С разных сторон доносятся звуки. Чувствую взгляды яростных глаз. Крупная кошка готовится к прыжку справа сзади. Я - призрак, чье присутствие она ощущает. Но я быстрее, потому что все вокруг застыло. Я мчусь обычным шагом. И вот, в силуэтах высоких трав я вижу нечто, испускающее зеленоватый свет, на который я шел. Змеиное тело, состоящее из слов на пугающе незнакомом языке, венчается головой-глазом размером с кулак. Зрачок - человеческий. Веки из открытой розовой плоти моргают с такой частотой, что тошнит. Оно смотрит на пришельца, будто сопоставляя внешность с тем, что слышало о нем. Так хочется пожалеть существо, но так противно прикоснуться. Моя рука дрожит. Но сама тянется навстречу. Глаз мигает с удвоенной частотой. Тельце каменно неподвижно, хотя… я приглядываюсь и замечаю, как в нем появляются слова и исчезают другие. Существо так думает и так чувствует. Очевидно для кого-то другого, недоступно мне. Я узнаю слово “укус” слишком поздно и не могу даже закричать. 

***

Ты видишь часы?

***

____________________________________________________________________

Глава вторая

Вторник в белом 

Келт вывалился из очередного сна на помятую постель гостиничного номера - вполне приличного, но слишком чужого. Только что случившаяся смерть все еще сдавливала горло, не выпуская наружу крик. Еще один крик, застрявший внутри, где-то на самом дне – все, чем смерть могла прикоснуться к нему здесь, в настоящем; а кроме настоящего, здесь, на сцену вышло что-то еще. И вот там, в немоте сна - совершенно другой мир. Дикий. Ненавидящий Келта. Ему действительно было, что написать, как и сказал человек, поселившийся по соседству.

(2009-2015)