30
853
Тип публикации: Критика

Поворот реки преподнес сюрприз. Быстрое течение и надвигающиеся сумерки отлично замаскировали "банку". Байдарка воткнулась днищем в песок и застряла так, что Игорю и Кате пришлось прямо в одежде прыгать в воду и вручную вытаскивать лодку к ближайшему берегу. Это ничуть не огорчило их. Они недавно поженились и проводили первый свой совместный отпуск, сплавляясь на байдарке по реке тоже впервые. Так что к приключениям были готовы.                                                       

 

Смеясь и подтрунивая друг над другом, путешественники выбрались на берег мокрые с ног до головы. Они разделись, отжали и повесили сушиться на ветках одежду и решили растянуть палатку на берегу – там, куда вытащили лодку. Место, где развернуться, было, да и темнело довольно быстро. Ужин готовить не стали, поскольку отсутствие одежды на жене раззадорило Игоря. Наигравшись вдоволь, они сгрызли несколько сухарей, запили родниковой водой, собранной на предыдущей стоянке, и легли спать.                                                                                 

К утру небо затянуло серыми облаками и стало накрапывать. У Кати испортилось настроение. На уговоры супруга "пошли дальше, чего сидеть" Катя уперлась, что никуда не пойдет, потому что одежда еще сырая. Все утро они спорили и почти поссорились. Но раскладка костра и приготовление нехитрого завтрака принесли мир и согласие - супруги решили, что двинутся дальше как только перестанет дождь. Однако с хмурого неба мелко и противно сеяло без перерыва, и уже к полудню костер погас. Сухих веток поблизости не нашлось, и Катя потащила Игоря на разведку вглубь леса. Для такой погоды у них имелись дождевики, от комарья дезодорант, так что лишь мокрые холодные ветки и трава, да хлюпающие водой кеды доставляли им неудобства. 

Преодолев полосу прибрежных зарослей, они оказались в сосновом лесу. Там валялось полным-полно еще не отсыревших толстых веток. Возле одной из них Игорь обнаружил семейство белых грибов. Катя, воодушевленная находкой, тоже побежала искать, и вскоре они радостно тащили в Игоревом дождевике десяток белых и еще кое-какую мелочевку. Игорь прихватил из леса и увестистых сосновых сучьев, развел заново костер, а Катя быстренько почистила грибы и занялась приготовлением ароматного супа. После вкусного обеда договорились полчаса вздремнуть, а затем все-таки отправиться дальше по маршруту, невзирая на дождь. Катя первой забралась в палатку, прикрыла ноги спальником и сладко задремала…

 

Проснулась она от настырно падающих на лицо капель. Было темно. Видимо, проспали до ночи. Девушка встала, потянулась, а затем, к  своему немалому удивлению, отряхнулась от воды так, как отряхиваются собаки – с головы до хвоста. "Странно, а где это я?" Она уже поняла, что стоит во весь рост. Катя тревожно огляделась: палатка исчезла, а вокруг росла какая–то высоченная трава, в темноте кажущаяся черной непроходимой стеной.

– Ой! – пискнула Катя, спросонья сообразив, что она одна и очутилась непонятно где, и завопила во весь голос, - Ииигооорь! 

От ее крика в траве что–то зашумело, утробно заквакали лягушки, но никто не отозвался. 

- Ииигооорь... - оглядываясь теперь уже со страхом, сдавленно просипела Катя, осознав, что с ней произошло нечто неподдающееся рациональному объяснению. Она было сунулась в травяные заросли, но оступилась, хлюпнув голой пяткой по тине, потеряла равновесие и попой больно плюхнулась на землю.  Обхватив руками голову и размазывая по лицу слезы почему-то остро пахнущими псиной руками, девушка тихонько заныла-запричитала: "Ой, мамочкиии...игдеяяяигорьгдееее..." Поплакав, она стала размышлять - что же теперь делать? Бродить по камышам ночью? Хрен знает куда вляпаешься. Кричать? Да как-то боязно. Утро вечера мудренее, решила Катя. Еще судорожно всхлипывая, на том же пятачке мягкой травки она свернулась непривычным для себя калачиком и, несмотря на всю абсурдность происходящего и бухающее от волнений сердце, крепко уснула.

 

Лишь только защебетали птицы, Катя пробудилась. Зевнув странным образом – осклабясь во весь рот, потянулась, снова удивив саму себя (ну точно как собаки или кошки), и полезла через дебри прибрежной растительности на поиски мужа. Поначалу она надеялась, что произошло недоразумение, что вскоре Игорь найдется и ей все объяснит. Но, продираясь сквозь  немыслимые заросли, с ужасом поняла, что Игоря здесь нет и быть не может. Это был иное место, иная река, и сама Катя, судя по необычному поведению своего тела, была тоже иная. Дело в том, что ее тело вело себя как бы само по себе: ступало по земле практически бесшумно, время от времени останавливалось, принюхивалось, и запахи, доносящиеся до Кати, были ей удивительно знакомы. Тело бежало трусцой, с легкостью преодолевая небольшие преграды. А ведь она прежде ненавидела всякие фитнесы и прочее, считая это напрасной тратой свободного времени, и даже Игорь не смог уговорить ее бегать с ним по утрам. И вообще по физкультуре у нее был законный трояк.

 

Но лес, в который вошла Катя, оставив позади густую поросль ивняка, заставил на время позабыть о собственных странностях. Еще вчера они с Игорем собирали грибы в прозрачном сосновом  бору, а теперь вокруг громоздились гигантские старые ели, огромными мохнатыми лапищами прикрывая поросшие мхом кочки и еще более толстые, изъденные временем стволы поваленных когда-то собратьев. Пробираясь через бурелом, тщательно принюхиваясь, Катя  ощутила, что очень хочет есть. Особенно сильно, когда она почуяла весьма знакомый запах. Причем она твердо знала, что пахнет зайцем. Вернее, об этом знало ее тело. "А может я сошла с  ума? - думала Катя, – Или мне все это снится? Ну, не  может же это быть на самом деле!" С тоской вспоминая теперь далекие от нее сухарики, Катя продвигалась дальше, надеясь поскорей найти выход из этой невероятной чащобы.

 

Запахи, запахи, запахи… Они волновали вооображение Кати. Они все ей знакомы, хотя совершенно непонятно, каким образом это знание появилось у нее. Замелькавший впереди просвет показался относительно безопасным, и она с осторожностью, замирая при каждом шорохе, выбралась на заросший высокой травой простор. Впереди, вдалеке, темной сплошной полосой тянулся, вплоть до горизонта, другой лесной массив. Хотелось есть, хотелось пить. От происходящего путались мысли. Катя не знала, что ей делать, куда бежать, кого искать… Игоря? Ах да, Игоря... 

 

Местность вокруг была не просто незнакома, такого леса девушка вживую никогда не видела. Ну, может, только в фильмах про тайгу.  

"Да куда ж я попала, а?" - простонала Катя и повалилась в траву в изнеможении. Полежать спокойно не удалось. Спустя несколько минут она насторожилась, услышав слабое шуршание, и вскоре рядом сквозь траву побежала цепочкой стайка небольших сероватых птиц. И тут неведомая сила заставила Катю, сжавшись на мгновение в пружину, одним движением прыгнуть с места в сторону ближайшей птицы и вцепиться в нее зубами. Катя не успела опомниться, как разорвала несчастную и съела – сырой, с кровью и потрошками. Причем ела с аппетитом! 

 

Это было ужасно. Это было необъяснимо и дико. Тем не менее, отплевываясь от прилипших ко рту перьев, Катя после такого обеда развалилась на траве с непонятным удовлетворением. Немного отдохнув, она почувствовала прилив сил и решила вернуться обратно к реке, чтобы попить. Встав, она отряхнулась всем телом, как тогда, в камышах, и трусцой побежала в ту сторону, откуда пришла. Она уверенно двигалась по своему же следу, попутно узнавая, кто за это время пересекал ее тропу. В одном месте она тормознула и притаилась, так как поняла, что совсем недавно здесь прошла старая волчица с выводком, а с ними, как подсказывало тело, лучше не встречаться. Но, поскольку пить хотелось все сильнее, Катя рискнула бежать дальше. 

Она добралась до прибрежных зарослей и поискала более удобный проход к воде. Наконец, когда такое место нашлось, и Катя нагнулась, чтобы вдоволь напиться, она ахнула, увидев свое отражение в реке. Оттуда на нее смотрела морда животного, похожего на собаку: остренькая морда, рыжеватые ушки торчком. Девушка отвернулась от воды и осмотрела себя: ну, вот же ноги (лак на большом пальце правой ноги сбился еще позавчера), вот руки (ногти в ужасном состоянии, особенно после грибов), потрогала лицо (прыщик на лбу так и не прошел) и коротко стриженые волосы (грязныеее) — все на месте. Но, заглянув в воду, она опять увидела ту же морду, а пройдя дальше по мелководью, рассмотрела и остальное: длинное тельце, покрытое грязно-рыжей шерстью, длинный пушистый хвост с белым кончиком. "Э–э–э, да я, типа, лиса, что ли?" - изумилась Катя, – "Вот дела… и что ж теперь мне с этим делать?"

 

От досады, непонимания того, что происходит, ей хотелось плакать, жаловаться, возмущаться, - но, кроме аппетитных жирных уток, нахально плавающих у нее перед носом, вокруг никого не было. В ожидании, пока какая–нибудь из них подплывет поближе, Катя просидела до сумерек.  Про поиски мужа как-то забылось. А с заходом солнца воспоминания об Игоре ушли далеко, как будто и не было ничего - ни мамы, ни школы, ни универа, ни шумной студенческой свадьбы, ни палатки у догорающего костра. Обилие свободного пространства, открытый купол неба, ну и, конечно, утки, располагали к тому, чтобы остаться здесь ночевать. Углядев поблизости нависающий над рекой участок берега, Катя в рыхлой песчаной почве, быстро рукам–лапами выкопала небольшое углубление, и, едва на реку и лес опустилась густая ночная тьма, уже дремала в своей ямке, загороженная от непрошенных гостей зарослями ивняка.                                                                                                    

Катя проснулась c птицами, на зорьке пробующими голос. Хотела было, переворачиваясь на правый бок, по привычке уткнуться носом Игорю в плечо. Но рука уперлась  в прохладную песчаную стенку. "Вот же бли–и–ин… Опять то же самое…". Подошла к реке, горестно вздыхая, и заглянула в воду – рыжая длинненькая мордочка с белыми подпалинами и черной влажной носопыркой любопытно смотрела на нее оттуда. "Ну и ладно, значит, буду лисой". И вслух пригрозила отражению:"Тогда пойду жрать уток". Ей показалось, будто кто-то совсем рядом потявкал - резко оглянулась, присев, но никого, кроме распевающих птичек, не было.

Вчерашние утки ныряли в камышах возле противоположного берега. Катино тело напряглось - пришлось покориться новой лисьей сущности. Припадая к земле, она проползла по берегу до густой поросли ивняка, ветки которой далеко свисали над водой, бесшумно вошла в воду и поплыла непривычно, смешно - по–собачьи загребая руками - хотя в прежней жизни прекрасно плавала брассом. Подобраться к уткам сквозь густой камыш оказалось непросто, осторожные птицы при первом же шорохе быстро уплыли стайкой ниже по течению. Но голод терзал пустой желудок. 

Еще когда она подкрадывалась к уткам, в прозрачной воде заметила довольно крупных рыбин, скользящих мимо, лениво шевеля плавниками. "Завтрак..."- прошептала девушка, вошла на мелководье, сглотнула слюну и замерла в ожидании. Как только рядом появилась подходящая по размерам рыбеха, Катя, неожиданно для себя резко подпрыгнув, сделала пикирующий бросок головой в воду, схватила зубами добычу за спинку и выкинула на берег. Как это работает - прыжки, бег, поедание свежедобытой живности - перестало волновать.В новом своем состоянии она с наслаждением насыщалась пойманной рыбой, щелкая зубами косточки и переживая новые вкусовые ощущения. Основная задача сейчас – выжить, а уж потом найти людей и получить объяснения.                                                                                                                     

Порыв ветерка принес букет запахов, и странный смутный интерес потянул ее в ту сторону. Вдоль русла по берегу бежать проще, чем по завалам ельника - подумала катя и понеслась легкой трусцой к неведомой пока цели. И вскоре, осторожно выглянув из прибрежных зарослей, увидела вытоптанный до земли спуск к реке, судя по запаху, следам и помету – водопой для травоядных. А далее - от берега до горизонта - раскинулась равнина, гуляющая травяными волнами под порывами ветра. Среди этого безбрежного травяного моря могучими великанами, подпирающими голубой купол неба, возвышались редкие раскидистые деревья. Вдалеке, в стороне, темнел клин лиственной чащи. 

 

Опасливо принюхиваясь, девушка не спешила покидать укрытие, и, как оказалось, правильно: внезапно мимо нее со свирепым хрюканьем промчалось семейство кабанов. Выждав еще, Катя тихонько выбралась на тропу к водопою и тщательно обнюхала цепочки следов. Ее не покидало ощущение, будто она никак не вспомнит только что виденный и внезапно забытый сон. Что-то важное, о чем знала, помнила...когда-то...Игорь? И...го...рь...Что?

 

Поиски привели к едва заметной в траве тропинке, пахнущей дымом. Человек! Не долго думая, девушка побежала по следу. Ни знакомые уже сероватые птицы, пробегающие с квохтанием сквозь траву, ни резкий тревожный запах кабанов, ни запах стада еще более опасных круторогих, не останавливали ее движения. Вперед! Может, на ходу она вспомнит, что забыла.

 

Увлеченная идеей найти источник притягательного дымного следа и подстегиваемая любопытством, Катя не заметила, как приблизилась к лесу, что клином врезался в равнину, словно корабль в волны зеленого океана. 

Роща древних неохватных дубов встретила ее странной торжественной тишиной. Стволы-гиганты, будто колонны в храме некоего лесного божества, горделиво несли тяжесть огромных ветвей, простертых вширь и в далекую высь, драпированные древним мхом, свисающим со стволов и ветвей, и лишайниками, густо цветущими на могучих  корнях, дыбящихся из земли, и на сраженных когда-то бурями и  медленно угасающих собратьях. Эта чаща определенно наводила страх своей таинственностью. В прохладном сумраке не было слышно птиц. Мягкая толща веками накапливавшейся листвы поглощала даже скрип борющихся с ветром верхушек деревьев.

 

 

Дымный след между тем тянулся дальше - в глубь чащи. Катя уже не бежала, а медленно шла, напряженно всматриваясь в полумрак. При малейшем кажущемся шорохе ее тело вздрагивало и замирало, вслушиваясь в глубокую тишину дубравы. Спустя некоторое время она вышла к водоему, круглому, небольшому, - в несколько Катиных прыжков, - заросшему тиной и резедой, с  парой корявых деревьев на кочках, покрытых ядовито-зеленой травой. Посреди водоема на пяти толтенных сваях стояла бревенчатая избушка. Мох покрывал и сваи, и черные от времени  бревна стен, и крышу, и высоко поднятый над крышей конек с укрепленным на самом верху большим вытянутым черепом. Окон в избушке не было, но откуда-то из нее тонкой серой струйкой клубился дым, что  привлек Катю с берега. Она обошла сооружение и обнаружила с другой стороны проем, вроде двери, оттуда и дымилось.

– Э–э–эй! – Закричала Катя, и тут же услышала чье-то тявканье. Так же как в прошлый раз - совсем рядом. Она резко развернулась, посмотреть, кто, и опять никого не увидела, - Э–э–эй! Тут есть кто–нибудь?

Никто не отозвался. Нигде ничего не шелохнулось. Только торжественно–печально клубился сероватый дым из разинутого

рта избушки.

 

 

Катя зачарованно разглядывала странное сооружение и вдыхала, втягивала, внюхивала в себя приятно щекочущий ноздри запах гари. Кажется, дым сместился в ее сторону и белесые ароматные струйки теперь окутывали саму Катю и все окружающее. Сколько прошло времени, пока она стояла (или сидела?) - час, неделя, год? Из прострации ее вывел ритмично повторяющийся звук, глухой и далекий.  Кате отчего-то стало так страшно, что холодные мурашки пробежали по спине. Она испытала удивительное чувство, как будто прежде хорошо знакомое, родное, но давно забытое, почти дежавю: как на спине вместе с мурашками приподнимается шерстка, начиная от шеи-загривка, а затем далее, до кончика хвоста (Хвоста? Да! В ответ на  ее мысли хвост нервно шевельнулся)  

До нее не сразу дошло, что она уже рысью мчится на призывной ритм по давно утоптанной кем-то тропе, прижимая уши к голове и высунув язык от усердия. 

Чаща понемногу редела, стало светлее, и вскоре  взору Кати открылась округлая поляна явно искусственного происхождения, судя по встретившимся широченным пням со следами грубой рубки и выжженными в сердцевинах - остаткам таких же древних исполинов, что и в начале дубравы. В центре поляны белел круг, засыпанный толстым слоем речного песка, по кромке которого возвышались огромные столбы. Часть из них были из камня, часть вытесана из дерева. У Кати мелькнула далекая мысль, что можно счесть, сколько столбов, но она не смогла вспомнить, как это делать. С каждого столба на нее злобно смотрели нарисованные человеческие лица, глазастые и бородатые. В центре круга возвышалось каменное изваяние грудастой беременной самки человека. Перед ее толстыми ляжками лежала плоская каменная плита. С нее дымилось нечто, что пахло так же притягательно, как и из дома на сваях. А по песчаному кругу крутился, жутковато ухая, и  бил большой костью в кожаный бубен человек, закутанный  от жилистых бедер до головы в мохнатую черную шкуру. Верх мехового кулька венчал большой клыкастый череп. В такт дробным постукиваниям голых пяток клацали клыки черепа и кругляшки, привязанные к щиколоткам человека. Его облик и танец и это место одновременно были и ужасными и притягательными. Хотелось бежать отсюда опрометью, но и хотелось войти в круг и крутиться вместе с человеком. 

 

И вот, будто и не она сама, а нечто внутри, глубоко спрятанное, забытое, ворохнувшееся от ритмичных уханий танцора, потянуло вперед, в круг, к камням. Как зачарованная, медленно и робко Катя подошла к одному из столбов и замерла, всматриваясь в кружащего по песку человека. Хотя голова с укрепленным на ней черепом  была опущена во время танца вниз, но, несомненно, Катю он уже увидел. Танец замедлился, и человек протяжно завыл низким хриплым голосом что-то вроде песни. 

Внимательно слушая странный, дикий мотив, Катя словно бы опомнилась, проснулась - посмотрела на свои руги и ноги и удивилась тому, что они человеческие. Попыталась даже, оглядываясь, найти свой хвост. Ощупала себя лапами (руками?) и вспомнила, что на ней надето то, что люди называют майкой и шортами. 

 

Между тем, человек в черной шкуре, выплясывая вокруг каменной бабы, впал в неистовство и вдруг стал трястись всем телом, погремушки на его ногах зашумели, будто капли дождя по листьям во время летнего ливня. Выкрикивая непонятные слова, он подбежал и резко остановился напротив Кати, вытянув к ней трясущиеся руки с зажатыми в них бубном и колотушкой. Оцепенев, она молча смотрела на человека, орущего что-то фальцетом из-под шкуры и черепа, и не думала ни о чем. Кати словно не стало. Не стало ни девушки, ни лисы, которая была девушкой (или наоборот?). Она просто смотрела на Призывавшего ее: на раскрашенное белым и красным лицо, виднеющееся из-под черепа - знакомое и одновременно чуждое, отталкивающее; на морщинистую шею со вздувшимися от напряжения жилами; на седую бороду, заплетенную в длинную жидкую косицу; на сложно татуированное смуглое тело, на три глубоких борозды-шрама на груди, оставленные, видимо, очень давно каким-то зверем. Взгляд через пустые глазницы черепа прозрачных как безоблачное небо, как самая чистая вода, глаз  человека, казалось, касается сердца Кати, ощупывает его, сжимает, раскачивает, пронзает насквозь. Сладко и больно.  

 

Человек же, продолжая трястись, выкрикивал в лицо Кате, горящее закатным заревом, непонятные слова, странным образом отзывающиеся у нее в голове ясно, как если бы кто говорил в уши: “Я призвал тебя из времен, чтобы идти с тобой. Таков мой путь. Таков твой путь". Затем, резко опустив голову с черепом вниз, он сделал рукой манящее движение и снова запел, постукивая костью в бубен, но уже что-то другое. И Катя, как сомнамбула, послушно двинулась за ним по кругу. Теперь и она, невольно подергиваясь телом, кружилась, повторяя за стариком его танец. 

И опять девушка потеряла счет времени. Как долго длилась эта безумная пляска вокруг каменной бабы, она не осознавала. Да и зачем? Ведь сладко и больно. Сколько  хочет человек, столько будет она кружиться. Ух! Ух! Да! Да!

 

Но когда от пляски вокруг каменной бабы у Кати поплыло в голове, старик схватил ее за шею костлявыми пальцами так, что его длинные ногти впились ей в кожу, и повел к  алтарю перед каменным идолом. Катя покорно легла на спину, на теплое ложе из почти остывших угольков. Никакого страха. Спокойно и расслабленно она смотрела, как старик из недр своей шкуры достает огромный каменный нож и кожаный мешочек, украшенный клыками животных и пучками разноцветных перышек. Умиротворенно она ожидала своей участи, не думая даже закрыть глаза - ведь будет сладко и больно. Да! Да! 

Старик нагнулся над ней, открыл мешочек, достал оттуда горсть порошка и, пробормотав что-то, дунул с вымазанной белым ладони этим порошком Кате в лицо, отчего она немедленно стала чихать. Затем он взял двумя руками тяжелый каменный нож, размахнулся над чихающей Катей, и неожиданно (совсем неожиданно - она ведь ждала другое) воткнул его себе в грудь – туда, где багровели от напряжения три старых шрама. Конвульсия сотрясла его тело,  и он, обливаясь обильно текущей из полученной раны кровью, рухнул, как подкошенный, на Катю. У нее потемнело в глазах, она чихнула еще раза три, до соплей, и потеряла сознание. 

 

Очнулась девушка в кромешной темноте. Почувствовав, что старика на ней нет, ощупала себя – все, вроде, было на месте, только там, куда упало жилистое тело в черной шкуре, болел живот, да щипало в носу от порошка. Катя вытерла мокрый нос, поправила  сырую от крови старика майку на груди и вскочила было, чтобы поскорее убраться из этого злополучного места, но уперлась во что-то макушкой. Рядом кто-то сонно проворчал:

 - Кать, че те не спится? Рано еще…ложись…

 - Ой, Игорь, это ты?! – взвизгнула Катя.

 - А кто ж еще… - пробормотал сквозь сон ее давно забытый  любимый муж и повернулся на другой бок.

 

Катя до утра просидела, положив руку на плечо Игорю, без сна - от страха, что если она заснет, то снова проснется невесть где. Но к утру ничего не изменилось. На рассвете она увидела и костер, и котелок с остатками супа, и байдарку, укрытую ветками от дождя. И мокрый ракитник, и реку, и пять пятнадцать на мобильнике.  Все выглядело как прежде. Но Катя была ли прежней? Майка на ней оказалась мокрой то ли от от пота, то ли от дождя, но - ни пятнышка крови. Однако на шее саднили царапины - от ногтей старика или где-то веткой зацепило?

 

На Катины расспросы Игорь клялся, что как они вместе легли, так вместе и проснулись, а в доказательство несколько раз включал мобильник, демонстрируя ей время и дату. Она же со слезами в сотый раз рассказывала мужу подробности приключившегося с нею, на что Игорь также в сотый раз успокаивал ее тем, что это, наверняка, просто был сон, несколько более реалистичный, чем обычно – но всего лишь сон. Оставаться в лесу, тем не менее, Катя не захотела. Игорю пришлось звонить другу, чтобы подобрал их у ближайшего поселка. 

 

Катя несколько раз сходила на сеансы гипноза, пропила курс успокаивающих капель, но тем не менее время от времени среди ночи она просыпалась, то задыхаясь от погони за зайцем, то улепетывая от стаи волков по снегу.

Вскоре выяснилось, что Катя беременна, и события, связанные с новым статусом, постепенно приглушили в ее памяти случившееся на реке.

 

Девять месяцев спустя Катя благополучно родила девочку. Молодая мама была на седьмом небе от счастья – дочка уродилась спокойной и миленькой. На кормление приносили туго свернутый конвертик, и Катя все не могла налюбоваться на ее смугловатое личико и светлую челку из-под чепчика. Правда, рассмотреть, какие у дочки глазки, не удавалось, сколько Катя не пыталась ее расшевелить, ласково трогая носик. Малышка все время была сонная и смешно корчила гримаски, призывно ища ртом материнскую грудь.

 

По правилам, перед выпиской ребенка обязательно показывают родителям без пеленок, голышом, чтобы они удостоверились, что получают здорового малыша, без пролежней и с зажившим пупком. Новоиспеченный отец старательно снимал весь процесс на камеру. Катя весело щебетала с молоденькой медсестрой, аккуратно и неспеша разворачивающей тугой конвертик. И вот, последняя пеленка развернута. Катя вдруг переменилась в лице, вскрикнула и пошатнулась, едва не упав на Игоря. А девочка, зажмурив прозрачно-голубые глаза, сжав малюсенькие кулачки, громко заплакала, и на ее розовой грудке забагровели три полоски. Между ними красовалась нежная черная родинка.                                                           

Дата публикации: 08 октября 2016 в 23:33