"...Тяжесть, необходимость и ценность суть три понятия,
внутренне зависимые друг от друга:
лишь то, что необходимо, тяжело,
лишь то, что весит, имеет цену".
У него были совершенно детские руки – пухлая складочка у запястья, пухлые пальцы, суживающиеся к ногтям, мягкая даже на вид, нежно-бархатистая кожа. Хотелось даже сказать – ручки, если бы не размер, вполне мужской, даже мужицкий – кулак его напоминал небольшую дыню. Так, стоп, не с того начала. Вот вечно так, никакого порядка в мыслях, сплошной хаос и списать на творческий беспорядок не получается, стыдно, ей-богу. Такие примитивные отмазки уже не катят со времен Берроуза, шалунишки.
Поэтому, пожалуй, по порядку. Хотя история простая и довольно скучная, о чем классики опять же, сто лет назад понаписали шедевров. Но почему бы и мне не встроиться, если уж так хочется?
Одним словом, все это завязалось на курорте. Курортный роман, мда. Не мой, упаси господи, я была всего лишь наблюдателем и в каком-то смысле исповедником одной из сторон, потому могу смело писать обо всем, не прячась неловко за швабру и не кутаясь в метафоры.
Отдыхала я тогда в Римини, на Адриатическом море. Сонный городок с улицей Малатеста и могилой Феллини, он всегда нравился мне именно своей некурортностью, хотя народу в сезон бывало там порядочно. Причем россияне превалировали – мило, недорого, сытно и много соотечественников из бывшего Союза, в основном отчего-то молдован, отлично говорящих по-русски – отчего и не отдохнуть со всеми удобствами. Море плоское, тихое, сиреневое по вечерам, песчаные пляжи, высокое небо с глазастыми звездами, пальмы на волосатых ногах с шагреневыми шевелюрами, много всяческой почти тропической растительности в кадках, на клумбах и просто так, все атрибуты курортной жизни – ярко, празднично и вместе с тем как-то уютно по-домашнему, вот хоть в семейках ходи. Одним словом, в Римини мне было хорошо, а значит я туда и ездила периодически. Знакомые из Самары, Таня и Валера, давно обосновавшиеся в стране и жившие за счет соотечественников, стремящихся в Италию погреть кости и пощеголять потом рассказами о своей продвинутости, рассказывали мне, как тяжело живется в эмиграции, и на самом деле ничего особо привлекательного в этой стране нет, всё как везде. Я хмыкала, кивала, поддакивала, оглядывая их небольшой офис проката автомобилей, уводила взгляд за окно, где в каких-то пятистах метрах шумело насмешливо, в такт жалобам, море и думала о своем.
О том, к примеру, что не отказалась бы от тани-валериной квартиры с видом на колыбель «Амаркорда», купленной ими в кредит из шести процентов годовых от жадных итальянских властей. Однако вслух, само собой, выражала только сочувствие к тяжкой двенадцатилетней эмигрантской доле.
Именно Валера познакомил меня с ним, парнем с детскими руками. Все остальное, к слову сказать, было у него вполне взрослым: умные, чуть навыкате глаза, насмешливые брови, тщательно выбритые твердые щеки и подбородок Рэмбо. Ну и рост, где-то под метр восемьдесят, сужу по себе, потому что едва доставала ему до плеча, и плечи вполне борцовские, и вес внушительный, при этом без жира, но с какой-то неуловимой детской припухлостью все же. Одним словом, это был очень повзрослевший младенец с довольно брутальной головой, словно отвинченной у другой божией куклы.
А свел нас Валера как потенциальных попутчиков. Дело в том, что водить-то я умею, но не люблю и боюсь. А съездить куда-нибудь, да не общественном транспорте, а с комфортом, хотелось ужасно. Прокат авто стоил восемьдесят евро на пять суток плюс расходы на бензин – прекрасное предложение, если бы не моя патологическая нелюбовь к парковкам, особенно в незнакомой местности. И тут Валера, спаситель:
— А чего бы тебе с попутчиком не столковаться? Тут один заходил сегодня, кстати тоже на север собирался. Могу сосватать.
— Валера, голубчик, ты совсем того? Я как с незнакомым мужиком попрусь невесть куда?
— Эээ, мать, да он тебе в сыны годится, — походя оскорбил меня Валера, на что я насупилась и собралась уже выразиться вполне определенно, когда дверь офиса хлипко брякнула и вошел этот самый «сынок» - очень вовремя, надо сказать.
— Привет, Валера. — Обратился он к хозяину и тут же кивнул мне, вполне вежливо и доброжелательно. Ему действительно было не больше тридцати, что ни о чем не говорило, конечно же, в плане мужского интереса, однако на меня он сразу произвел умиротворяющее впечатление. Наверное именно благодаря своим совершенно детским рукам, на которые я обратила внимание в первую очередь. И не оттого, что они бросались в глаза. Нет, есть у меня эдакий пунктик, давняя контузия великой литературой, одна из, а именно Цвейгом – я начинаю свое знакомство с людьми с того, что внимательно разглядываю их руки. Старый велеречивый австрияк был прав: лица могут солгать легко и просто, руки – никогда.
Тем временем хозяин, неумеренно жестикулируя – объитальянился за время тяжкой эмиграции – принялся расписывать все выгоды совместного путешествия на авто, напирая на экономию в основном и ловко обходя такие, например, довольно неловкие моменты, что я – женщина средних лет, а предполагаемый попутчик – молодой парень, должны будем либо селиться в одном номере дорожных гостиниц (экономия!), либо брать себе каждый отдельный (экономия, гм). Я прервала его:
— Ты погоди, не гоношись. Сначала хоть представь даму, блин.
Парень на этот мой пассаж ответил улыбкой и представился сам. Зовут его Алексей (очень приятно, Ирина), он питерец (ах, да, прекрасный город, бывала, бывала), приезжает в Римини регулярно (да-да, здесь очень мило), но последнюю неделю в Италии хотел бы провести подальше от сих благословенных мест (гм…), например в Ломбардии. Исчерпывающе.
Валера, почесывая мизинцем левую бровь, кивал и сучил копытами, как застоявшийся рысак, нависая ручкой над бланками договора аренды – не терпелось сбыть упрямую клиентку, которой непонятно какого рожна надо в прокате авто, раз уж водить боится.
И мы договорились. Как-то очень быстро. Было непонятно, отчего Алексей с такой готовностью согласился на попутчицу, но мне в тот момент было ясно одно – путешествие состоится и будет интересным. Не знаю, откуда пришла эта уверенность, но я привыкла доверять своему внутреннему индейцу. Видимо, авантюрная жилка не избывается со временем и не зависит от возраста.
И вот все документы подписаны, деньги перекочевали к довольному эмигранту Валере и на следующее утро мы с Алексеем уже катили в сторону озера Комо.
Он оказался идеальным попутчиком, молчаливым, спокойным, уравновешенным, любящим музыку, которая не вызывала отторжения и у меня. Довольно долгая дорога неизбежно располагает к откровенности, а слушать я умею. И вот где-то между Чезеной и Болоньей он и рассказал свою историю, ради которой я и затеяла это долгое предисловие. Вполне возможно, что совершенно зря, история ведь простая и даже скучная.
Он приехал в Италию и познакомился с девушкой. Завязался роман, легкий и необременительный и в то же время страстный, как и положено всем курортным романам. Она тоже была из России, только не из Питера, а из Тюмени. Две недели прекрасной, ничего не усложняющей связи – она была замужем, двое детей, все стабильно и уверенно – и каждый улетел домой вполне довольный проведенным временем. Они не планировали встретиться снова да и вообще ничего не планировали.
«Она была такая, знаете… легкая. Сиюминутная, порывистая, очень открытая и одновременно непроницаемая. Вы понимаете? Словно покрытая перьями, с нее все скатывалось, как с гуся. Не очень романтично, но это самое то, чтобы описать ее. Меня не задевало, правда. Не хотелось ничего сложного и надрывного, я тогда недавно расстался со своей девушкой, довольно сложно все было и некрасиво. И неприятно. Не скажу – очень больно, это будет неправдой, но неприятно-болезненно. Не ампутация, знаете, а вскрытие фурункула. Грязновато так. Вы понимаете?»
Я его понимала и еще как. Впрочем, что тут было понимать? У всех есть комплексы, подавленные желания, запертые двери, пресловутые скелеты. Мало кто устраивает в своей душе катакомбы капуцинов, люди любят двери, засовы, замки. Надежность прежде всего. Во всех нас живет пещерная обезьяна, страшащаяся света мыслей. Особенно о себе самой.
Алексей сосредоточенно рулил, одновременно рассказывая о себе, а я слушала и смотрела на его руки – руки даже не ребенка, а младенца. И что-то подспудно бродило в душе, вызывая в памяти Солярис. Как оказалось, чутье меня не подвело – там был тот еще Солярис.
«Так вот, когда я освободился наконец, то решил уехать в Италию. Давно люблю тут бывать. Не буду расписывать почему (мимолетная улыбка) вы ведь и сами сюда часто ездите. И встретил эту девушку. Все было так… легко. Вот, знаете, вроде не жалуюсь на словарный запас, а ничего кроме этого «легко» не идет на ум. Даже неловко как-то. А впрочем, пусть. Вам как-то не стыдно рассказывать, знаете».
Знаю, милый, знаю. Без малого пятьдесят лет знаю, что почему-то вызываю желание поделиться сокровенным. Давно привыкла и не разбираюсь в этом – неинтересно. Гораздо интереснее коллекционировать бабочек – разные и такие похожие истории людских судеб. Крылышки, ножки, усики, хоботок, червеобразное тельце, пыльца – все одинаково и все разное.
«Одним словом, мы разъехались и я даже не вспоминал о ней. То есть вспоминал, конечно, но как о части Италии, знаете. Море, песок, она, ужин в ресторане, свежие креветки, запах соли – все из одного ряда.
Жизнь-то продолжается и она длиннее курортного отдохновения. Банальности говорю, уж простите. Ну а дома – работа, как обычно. Я научный сотрудник, да. Физика, думаю, вам это неинтересно будет. На хорошем счету, между прочим, даже зовут работать в Швейцарию, но мне не очень хочется уезжать из России. Странно, наверное, звучит, да? Но мне кажется, вы меня понимаете. Я хорошо знаю языки, пять в активе. Да-да, спасибо, это приятно слышать, правда. Только особой моей заслуги нет, от природы и мама… Она преподаватель в инязе, доктор наук, всю жизнь занималась разработкой особых программ для обучения, а я служил полигоном, так сказать. Угу, результат неплох, я сам рад».
Мне было приятно слушать его: мягкий, богато интонированный голос, правильная речь, так редко сейчас встречающаяся, да и не только сейчас, если на то пошло. Интересный парень. И что-то явно недоговаривает, что-то потаенное слышится мне все время, и я жду. Я рыбак на берегу, энтомолог с сачком в высокой траве, охотник, приникший к оптическому прицелу. Вот-вот, еще немного, еще чуть-чуть…
«Прошлой зимой я был на конференции и познакомился с парнем. Знаете, никогда раньше не думал, что можно настолько сблизиться за короткое время. Просто чудо какое-то. У меня не было друзей, настоящих… ну вот то, что подразумевают, когда о трех мушкетерах, трех товарищах, знаете? Приятели, да. Женщины – довольно много, я не хвалюсь, правда».
Верю, конечно верю, вон какой ты красавец, все атрибуты самца налицо. Только вот руки – ручки…
«А вот другом задушевным не обзавелся как-то. Может быть потому что мама… Мама для меня всегда была и другом, и отцом, и кнутом, и пряником. Она меня одна растила. Я ее люблю, конечно же. Глупо звучит, да? Как можно не любить маму…»
Ах ты, бедняжка. Как-как… Да очень просто можно не любить и маму, и папу, и вообще всех, кого предписано любить. Но не будем об этом, не стоит, как о стыдной болезни и веревке в доме висельника.
«Его звали Павел и мы очень быстро сошлись – он тоже физик, доктор наук уже, хоть и не намного старше меня. Но не в этом дело – нам было чертовски интересно вместе. Облазали весь Питер, говорили, говорили, обо всем и бесконечно. С ним и просто молчать было здорово. Вот по нему я скучал безбожно, когда он уехал домой. Женат, трое детей, представляете? И при этом такой… легкий, свободный. Вот черт! Извините, что-то я косноязычен донельзя нынче. Опять это «легкость» проклятая. Легкость! Наверное я тоскую по ней, тоскую по тому, чего сам лишен».
Наверное, парень, наверное. Легкость – тяжелый дар на самом деле. Она так предательски привлекательна и так же предательски неуловима. Ловишь, как сигаретный дым и всегда с пустыми руками. А тяжесть все та же – 9,8 жэ, тебе ли, физику, не знать этого. Даже я знаю, которая в физике ни бум-бум.
«Он уехал домой, к семье, а я затосковал, не поверите. Переписывались, само собой, но это все не то. Я вдруг понял, что мне его не хватает рядом. Впервые так не хватало человека, знаете? Я по девушкам своим не тосковал так, ни по одной. Даже по первой любви. Сейчас вот думаю – а была ли она у меня? Придумал, должно быть. Чтобы как у всех. Странно, что дружбы не придумал. Может, не нужно было просто?»
Как же ты боишься себя, Алексей-Алеша, бедный мальчик. Я слушаю и курю, мимо проносится Италия, вечная, вечно прекрасная, вечно равнодушная, легкая. Легкая…
«Ну и вот… Этим летом я решил ехать сюда опять. Уже традиция, знаете. И встретил здесь её, ту женщину. Никаких чувств, просто встретились и все. Даже приятно было видеть – она родила третьего, поправилась, но это ей шло, похорошела, даже странно. И все та же легкость. Но на этот раз она приехала с мужем и всеми детьми. И это тоже было хорошо – не нужно было напрягаться и придумывать отмазки, если бы вдруг ей захотелось вспомнить прошлое лето. Все хорошо было… Кроме одного – Павел оказался ее мужем. Ну да, закон жанра, вы правы. Только я не привык быть участником постановок, знаете ли».
Не привык он, посмотрите. Да разве Он спрашивает чье-то мнение? Постановщик у всех наших спектаклей один, он же сценарист и по совместительству всё остальное. А уж с чувством юмора у Него, как и с подлянками всё обстоит более чем прекрасно. Уж кто-кто, а он с легкостью тасует наши единственные – для нас – судьбы.
«Вот я и решил уехать. Давно хотел побывать на севере Италии, да все как-то не складывалось. А тут… Да, что там. Не могу я видеть их. Они счастливы вместе, по-моему. Во всяком случае, мне там не место. С любого края я лишний, понимаете? Глупо все это, простите, прицепился, как к попутчику в поезде, разнылся, извините…»
Я улыбалась и молчала. Потому что нечего мне было сказать этому мальчику с лицом Рэмбо и младенчески-нежными руками. Он и сам не говорил правды. Ни мне, ни самое главное себе. И дело было не в том, что мне нужно было ее услышать – нет. Мне – не нужно было.
И он, помолчав и не дождавшись от меня ни слова, сделал музыку громче и прибавил скорость.