Путь домой

Мой прадедушка (по линии мамы) был столяром-краснодеревщиком из Беларуси. Прабабушка – наследницей  некогда знатного шляхетского рода Ланцкаронских.

Еще какой-то из таинственных польско-литовских предков (по рассказам бабушки) – евреем из Вильно…

Что ж до папиной линии, тут и вовсе темный лес.

Прадедушка (папин папа) был из черкасских хохлов, прабабушка – дочерью донского казака. Дальше…ствол генеалогического древа уходит в глубокий мрак столетий.

Судя, впрочем, по моей смуглой черноглазой физиономии, дело тут «без водолаза» явно не обошлось и казацкая кровь, на каком-то историческом витке, была щедро разбавлена кровью азиатской: татарской, калмыцкой или Бог весть еще какой.

В моем паспорте, в графе национальность, значится: украинец. Хотя я считаю себя русским, хотя бы по тому, что Украина и Россия составляют для меня неразрывно-единое целое – великую Русскую землю.

И запорожская вольница и имперское величие екатерининских времен, одинаково милы мне, одно - своим свободолюбивым несокрушимым духом, другое – великим гордым размахом, опрокинувшим и обратившим в позорное бегство не одну орду неприятеля.

Я восторгаюсь одновременно Стефаном Баторием и Хмельницким, Суворовым и Костюшко, Разиным и Петром. Страсть к кочевому раздолью уживается во мне с оседлостью и привязанностью к домашнему очагу: саду, земле, детям. Слух мой одинаково замирает  от скрипа колодезного журавля и от скрипа колеса кибитки, а сердце трепещет, как при виде дремлющих в теплой украинской ночи вишневых садов, так и при виде, раскинувшегося выпуклым коромыслом над крымской степью, Млечного пути…

Кем чаще называли меня по жизни: «цыганчом», «татарчонком» или «жиденком» уже и сам не упомню. Кто я? Белорус? Поляк? Татарин? Хохол? Еврей? Где моя родина? Где мои корни? Корни мои уходят в непроглядную глубь веков. Родина моя простирается на четыре части света, от Познани до Ростова и от Перекопа до Вильно. Иначе, откуда во мне, русском мужике, это кочевое очарование безграничностью степных просторов, эта – почти до слез, как к живому существу – привязанность к морю, и эта бездонная, глубокая как звездное ночное небо, семитская тоска?

В венах моих намешан такой коктейль, что я не знаю в какую минуту этот хрупкий сосуд, называемый телом, взорвется и разлетится на куски. Всю жизнь моя неугомонная натура бросает меня  из одной крайности в другую, не на минуту не давая покоя.

Я могу делать все, что угодно (или делать несколько дел сразу) но, единственное, чего я не могу делать, это - ничего не делать. Никакие запреты врачей, никакие сломанные руки, ноги, грыжи или аппендициты, не могли (да и не смогут) заставить меня  валяться в постели и, мне кажется, что именно в тот миг, когда мне нечего станет делать, не станет и меня самого…

Я люблю жизнь. Люблю, во всех её проявлениях. Даже когда мне очень плохо я знаю, что потом будет хорошо. Я не ропщу на обстоятельства, а лишь только на самого себя, к каждому конкретному случаю подходя с философским аршином и понимая, что «не правильна» не сама жизнь, а наше к ней отношение, желание подстроить ее под себя, по принципу «так хочу». Увы, довольно часто данный принцип ложится в разрез с «так хочу» окружающего мира. Ибо, мир первичен, а мы – вторичны, пусть и созданы «по образу и подобию». Мы – дети этого мира, он – наша Alma mater.

Мы пытаемся навязывать ему свои правила игры – свои законы, мораль, религии – уверяя, что каждая из этих религий есть «единственно верная», мораль – глас общества, а законы – незыблемый фундамент государственности. Но законы не уменьшают преступности, мораль лицемерна, а религии отрицают одна другую, присваивая каждая себе единственную святость и богоизбранность. Даже не празднующие ни Бога, ни черта атеисты, возводят в культ свой воистину сатанинский метод: кто не с нами – тот против нас...

Каким критерием определяется «богоизбранность»?

Любой мало-мальски здравый смысл скажет: уж никак не религиозным. И не этническим, не национальным, не социальным, не…  Каким же?

Критерий один. И сформулирован он, четко и ясно, две тысячи лет назад Иисусом из Назарета: «всякое древо, не принесшее доброго плода, бросают в огонь».

Все предельно просто. И не требует сакральных расшифровок и эзотерических интерпретаций. Ведь подобно поступаем в своем саду и мы. Если дерево не приносит плода, мы срубаем его и выбрасываем вон. А на его место сажаем новое…

Но, что же такое «добрый плод»? В изначальном смысле – не возжелание зла другому. Во всех проявлениях и ипостасях.

Зло – боль – ощутимо на самом примитивном, рефлекторном уровне. Телесная боль заставляет тело корчиться и сокращаться. Страдать. Боль душевная заставляет страдать душу. Не делание зла есть, по сути, уже половина «плода». Вторая его половина – благие дела. Именно, благие дела, а не « делание добра», ибо добро есть – абстрактность.

Любое наше действие может стать для нас «добром» если мы – субъективно – позиционируем его, как таковое. Отправить на костер, на гильотину, за колючку, в газовые камеры сотни, тысячи, миллионы людей – когда- то и для кого-то тоже считалось «добром». Добро – применимо к осчастливливанию всего человечества. Благое дело – к подаче глотка воды жаждущему, куска хлеба алчущему, рубахи – раздетому.

«Добра» желал первым людям Люцифер, призывая их открыть глаза и  уши, и «стать, как Боги». Но, вот парадокс! Наши глаза остекленели, а  уши оглохли. Причастившись «добру и злу» человек так и не стал Богом, а наоборот – еще дальше отошел от Него. Потому, что вместе с осознанием добра и зла в него вошел грех.

Грех – как болотная топь. Чем больше барахтаешься, тем глубже засасывает. Не пора ли всем нам перестать надеяться на самих себя и протянуть руку к уже протянутой нам спасительной руке? Не пора ли вспомнить, что все мы дети одной матери Земли и одного отца - Бога. Понять, что никакая выдуманная причина не может служить оправданием  нашего разделения или превосходства одних над другими, что Бог любит нас ВСЕХ;

Всех без исключения, как любит отец своих детей, таких разных, не похожих друг на друга, но одинаково бесценных и неповторимых…

Пусть же критерием «богоизбранности» станет для нас не плоть и кровь, не человеческие домыслы и фантазии, но - единственно – дух. И пусть, частичка Бога, теплящаяся в каждом из нас, никогда не угасает, а разгорается сильнее и ярче, как неопалимая купина, освещающая наш путь. Путь Домой.

Декабрь 2017