Светлое будущее (чемп 8, четвертьфинал)

Происходящее никого не удивляло: ну, подумаешь, ну идёт себе, переступая колдобины и глухо шлёпая по мутной дождевой жиже, дороги для того и придуманы, чтобы по ним идти. Грязь налипает жирными комьями на ботинки. Ноги скользят по липкой субстанции, местами – вязнут. Голова намертво вжата в плечи, как будто так задумано природой. Правая рука прижимает к темечку шляпу, левая в это время отогревается в кармане. Её очередь. Шерстяное пальто промокло до нитки. Неведомо какое чувство не позволяет истинному петербургскому джентельмену надеть в конце ноября пуховик. Но ноябрь – стало быть, ещё осень. И не хочется ходить в зимнем.

Всё это вспоминается, как сон. Хотя, может быть, это и есть – сон. Мне этого уже не понять, не отличить, не выцепить из чёрной беспросветной пустоты, царящей за иллюминатором стазисной камеры. Единственная связь с реальностью – красный циферблат электронных часов на стене гибернационного отсека.

Когда-то, бесконечно давно, меня отправили в путь в качестве первого колониста на экзопланету с говорящим названием Вита-42. Астрофизики засекли её аж в 2031 году. За годы исследований было выяснено, что планета находится ровно в том же положении относительно своей звезды, что и Земля. Расчёты подтвердили существование на ней воды, суши, атмосферы и климата, не враждебного человеческому существованию.

В рамках грандиозного международного проекта «42», был построен корабль, оснащённый по последнему слову техники конца двадцать первого столетия. Имя проекта выбрали не случайно. Человечество искало ответы. Все помнили, что ответ – сорок два. Правда, все уже забыли, откуда он. И уж точно никто не мог знать на него вопрос.

Вита-42 стала главной надеждой человечества на светлое будущее. Как водится, появились фанатики, гордо расхаживающие по перенаселённым улицам в футболках с заветной цифрой. Стены городов постепенно запестрили высоко и не особо художественными граффити. «42». Фильмы, рассказы, стихи – культура человечества пестрила сочетаниями четвёрки и двойки. Даже музыкальный авангард уложился в ритм «тунца-тунца-тунца-тунца-туц-туц». Чего уж там говорить, если даже молитвы каким-то боком подхватили тенденцию.

И вот, настал тот день. Корабль был готов. Оставалось найти добровольца. Точнее сказать, не найти, а отбиться от миллионов желающих, так как место на борту было предусмотрено всего одно. В целях экономии энергии и человеческих ресурсов. Расчётное время перелёта – всего двадцать лет. Ещё в начале века никто, разве что, кроме Илона Маска, и представить не мог, что так быстро можно долететь до соседней галактики.

Но по меркам человеческой жизни, и 20 лет – запредельно долго. Поэтому оператора космолёта было решено поместить на время перелёта в стазисную камеру, дабы замедлить до минимума процесс старения. Эксперименты прошли успешно. Все испытуемые выдержали режим гибернации и успешно вышли из него.

И вот, счастливчик был найден. Строгим отбором выделен из толпы желающих выступить в роли Мессии, несущего человечеству благодать светлого будущего.

Выбрали меня.

Стоит ли описывать счастье, которое я испытал в тот момент? Думаю, это понятно без слов.

Длительная изнуряющая подготовка прошла на одном дыхании. Я был молод, полон сил, знаний и надежд. Я чувствовал себя воскресшим Иисусом, воплощённым Буддой, ступающим по земле Аллахом, да, мать вашу, порой ощущал себя даже Джа, раскуривающим первосортный косяк на шезлонге под пальмой на лазурном берегу Карибского моря.

Мне поклонялись. Серьёзно. Об этом писал весь Интернет. Появлялись секты и сообщества фанатов. Чем ближе к отлёту, тем больше подарков приходило, незнакомцы здоровались со мной на улице, восторгались. И всё чаще с рекламных щитов смотрело на прохожих мужественное, совсем не похожее на отражение в зеркале, моё лицо.

Сейчас, плывя в полном одиночестве посреди чёрной пустоты, с отвращением вспоминаю то время. А тогда, чего таить, всё это нравилось. Я был круче любой рок-звезды. Я был богом. Я был более почитаем, чем бог. Любой бог в истории религий человечества.

Был. Это слово точит мою душу. Я есть, но сейчас я – был, хоть ещё и не умер. Не знаю, как это назвать.

Первые пять лет полёта стёрты из моей памяти. Последнее, что я помню из своей жизни, это как закрывалась дверь стазисной камеры.

Всё шло хорошо, но, как обычно и бывает, что-то пошло не так. То ли инженеры чего-то не досчитали, то ли техники в чём-то ошиблись. Но через пять лет я открыл глаза. Не проснулся, не вышел из гибернации, а именно открыл глаза. И больше не могу их закрыть. Моё тело бесполезно. Я его не чувствую. Не могу пошевелиться. Только глаза открыты. И сквозь них я вижу, но даже опустить веки – не могу. Осталось лишь моё сознание, запертое внутрь стазисной камеры. Сознание, темнота и красные цифры циферблата, показывающие дату и время. Единственное, что происходит в моём мире сейчас – мелькание двух красных точек, отделяющих минуты от секунд.

Жить я не могу, умереть тоже. Только думать. Перелистывать воспоминания, которые тускнеют с каждой сменой даты в календаре. Я обречён смотреть на эти проклятые красные цифры.

Не знаю, двигается ли корабль или стоит на месте. Ждут ли от меня вестей. Помнят ли обо мне.

Медленно схожу с ума.

Начал разговаривать с Пустотой по ту сторону иллюминатора. Больше не с кем. Ты отлично умеешь слушать, в отличие от часов. Они всё время перебивают мысли сменяющимися цифрами.

Слышишь меня, Пустота? Я здесь. Я ещё жив. Наверное. Ты тоже кажешься живой. Никуда не спешишь.

Я думаю о своей не прожитой жизни. О том, как стал богом в восемнадцать лет. А ведь мог стать человеком. Обычным. Счастливым. С радостями и горестями. С временем, растраченным на пустяки вроде прогулок с собакой, на поиски подарков на Рождество, на стояние в очереди за розами своей девушке на восьмое марта, на бессонные ночи в попытках помочь неслучившейся жене успокоить наших неродившихся детей, на угрызения совести за то, что опять забыл позвонить маме. На те ничего не значащие мелочи, которые придают значимости человеческой жизни.

Но у меня есть только безмолвная ты. Я надеюсь лишь на то, что поломка стазисной камеры позволит мне когда-нибудь умереть. Это единственная моя надежда теперь. Это единственное моё «светлое будущее». Одурманенный жаждой принести новую жизнь человечеству, я не отважился прожить свою.

Что ж, Пустота, я много думал, сомневался в себе и во всём, оттого, может, и не решился, не посмел, а тебе думать вроде как и без надобности, даже и во вред – вот потому ты и здесь теперь.