По следам трёх летних блицев… (18+)

О. W. К.

*

Она просила не дарить ничего банального: технику, парфюм, деньги. Так и слышу её хрипловатый голосок: «У нас есть всё. Хотите дарить, дарите что-то запоминающееся, что-то с историей или просто необыкновенное». 
Ну хрен с тобой, - будет необыкновенное! 
Не то, чтобы я был влюблён в неё, нет. Многое к этому располагало, только… Дело было в другом: она была не просто красивой девчонкой, и моей ровесницей, перед которой я в детстве робел, но и воплощением в жизнь моего образа интересной девушки. Не идеалом, а образом. Я был рад, тогда, что она выходит замуж за мужика из наших, хотя и не мог понять, почему ей, еврейке, приглянулся именно этот пресыщенный жизнью богатый русский алкоголик и наркоман, дважды разведённый, и уставший к своим сорока пяти и от баб, и от детей, и от изобилия всего. 
Свадьба в посёлке собирала на открытом воздухе всех, и обещала стать самым клёвым событием лета. А мне нужно было найти что-то необыкновенное, или с историей. 
Маленький череп, чуть меньше моего кулака, полностью оплетенный бисером, стоил пять рублей. Страшна была даже не цена, а то, что мексиканцы могли засунуть под бисер череп реального ребёнка. Потому я расщедрился и выбрал черепок покрупней – хоть в два раза дороже, но не так подозрительно. Сильно расстраивало, что выбирать было не из чего… 
Дело было в Москве, в Гостином дворе, где на огромной площади раскинул свои маленькие пласы «Национальный дом болельщиков Мексики», куда меня привели: любопытство, поиск оригинального подарка, и слухи о шикарном карнавальном шествии в честь Дня Мёртвых. К сожалению, шествие отменили, Карнавал вокруг был так себе, а на прилавках, за которыми стояли мексиканцы в этой их вычурной одёжке с лампасами, из сувениров были только бесконечные дорогущие сомбреро и пончо, какие-то дудочки-погремушки, стрёмные маски Смерти, куклы-скелеты, и эти роскошные черепа. Ну что может быть оригинальнее отделанного бисером черепа. Жаль, что мексикосы понимали по-русски только улыбки и кивки, а я не балакал по-испански, иначе продавцы объяснили бы мне, что дарить на свадьбу череп с Дня Мёртвых как-то чересчур. 
Эта мысль пришла мне в голову только в поезде, отвозившим меня из Москвы домой, и поглядывая на сумку, я понял, какую ошибку, вероятно, допустил. Сразу вспомнился «КиШ» с их мрачными сказочками, всякая колдунская чепуха… Однако совесть облегчённо отмахивалась от всей черноты: подарок я купил, денег потратил достаточно, на Карнавале побывал. А дальше меня ждало празднество, и предвкушая его, я улыбался. 

На свадебную тусовку я пошел натощак, но подготовленный: сразу с двумя подругами (чтобы меня точно не запалили в неровном дыхании к невесте), и с маленьким мажорским пакетиком, в котором был спрятанный в коробочку череп. Когда молодожены раскроют подарок, уже забудут, от кого он, хитро надеялся я. 
Стоит ли описывать море народа, пьянствующего и укуривающегося на свадебной вечеринке у реки? Наверное, стоит, но я помню немногое: шатры, столы, машины, музыка… В ожидании молодоженов из Загса, торта, и шашлыка я так напился пива, что посеял подруг и чуть не потерял подарок. Впрочем, когда я очухался, уже стемнело, но вечер был в разгаре: народ гудел, музыка ухала, а на вечернем западе собиралась гроза, которая никого не пугала, только бодрила. Буря тихо подкрадывалась, накрапывая тёплым дождём, подхватывая и унося что-то с земли куда-то в небо. Я сразу ринулся в гущу пьянки, и с этого момента в памяти остались только какие-то мутные обрывки: ром, кальвадос, шампанское… Рожи друзей и знакомых, весёлый дымок, висящий над свадьбой… Ещё я помню невесту: под свист разрядов она, укуренная, хохотала в колышущейся траве, раскинув рогатку, а я, пьяный, насиловал её, как мог, и лиловые сомбреро молний высвечивали нас, летали, и парили над полем, носимые порывами грозового ветра… 
Проснулся я в люльке «Урала» в чьём-то сарае. Про череп я потом долго не вспоминал, да и никто не вспоминал - гулянка удалась на славу. 
Той осенью я был на каком-то празднике дома у молодых, и смутно пытался высмотреть «свой» череп среди безделушек. Куда там! Хозяйка стала так широка в заду, что больше всего я старался не подавать вида, что разглядываю её метаморфозу, и гадал: с чего она так отъелась, и не моя ли ночная работа так расширила её бёдра? 
А весной «молодые» иммигрировали в Канаду, продав здесь всё, что можно. Я хотел бы написать, что на распродаже имущества нашел и выкупил «свой» череп, или что молодые таинственно исчезли после шоп-тура в Мексику… Да поверите ли вы в это, если я сам во всё это едва верю? 

  ** 

Когда восьмихвостый кошачий Шива превратился в колесо обозрения, я понял, что во всём виновата ведьма. Это она шатала улицу, выдёргивая ковёр асфальта у меня из-под ног, это ведьмино дыханье валило меня на траву, удобренную окурками и дерьмом. «Что за жизнь такая?» спросил я у гриба (кажется, подберёзовика), но белая ведьма переколдовала гриб в воробья, и он улетел. 
Зато голубя я приметил издалека – он шел, размахивая руками, и кричал мне что-то на голубином. Долго кричал. Лучше бы улетел он, - с воробьём я ещё бы справился, а вот от голубя пришлось культурно уползти на скамейку. Но ведьма не дремала: только я взобрался на седалище, как с него, на разные лады, истошно заголосили килограммы детей, замелькали руки-ноги, и что-то ткнуло мне в глаз айсбергом. «Ведьма проклятая! – подумал я, - всё то у тебя есть, даже лёд в июне, а у меня - только шиш». 
Айсберг оказался мороженным, и, конечно же, шоколадным. Вот откуда ведьма узнала, что я с детства шоколад не ем? Аллергия! 
Вообще я начал неправильно. Меня зовут Веня, и я менеджер. Торгую пылесосами вразнос. Как оказался в парке или где я оказался? – не знаю. Знаю только, что Веня я, и что белая ведьма шутит надо мной сегодня как-то чересчур зло. 
Кажется, попускает… 
Вроде началось всё культурно – я пошел получать паспорт. Не, не загран, а паспорт этого… Ну? Болею я, короче. Футболом. И вот пошел я за «паспортом болельщика», вот, чтобы в разгар футбольной пандемии попасть в зону карантина. Ну, в общем, собирался-то я на стадион, а попал… Вот куда-то сюда попал. 
Нахрена, спрашивается, здесь нужен паспорт? 
А, смешно вам? Это всё от того, что вы долбоёб. Нельзя смеяться над ближним, не по христиански это. Изыди, короче, мундиаль ебучий. Отойди от меня, неразумное древо! Что ты мне хочешь сказать, что я пьян? Это тебе в новостях сообщили, да? Я и сам знаю, что я не трезв. Не, встать не могу. Видишь, вплотную к газону устроился, наблюдаю, как муравьи мячик гоняют, ага. Что? В каких ещё трусах муравьи? Не понял. Кроссовок я потерял, ага. Чё стоишь, дерево? Подай ветку, что ли! Что? Да иди ты со своей совестью! Можно подумать, если бы ты выпил литр, как я, то ты бы о совести думал. 
Ушел. Что приходил? Я, может, потому и лежу, что у меня футбольная лихорадка! И верно, что-то знобит. Темно чёт! Опять ведьма колдует? 
На самом деле я честный человек, и играю честно. И есть у меня совесть: выпил литр, упал. Разве бессовестный мог бы так честно валяться пьяным? Да и какой честный человек не пьёт по праздникам, да ещё таким? Ну и что, что у меня мундиаль каждую пятницу и субботу? Так я полжизни готовился к этому великому дню. И теперь – готов абсолютно! 
Засыпаю…  

 
  *** 

«Каждую ночь рыба-пила выползает на берег и пилит деревья. Е***тая рыба…» (с) 
В этот раз рыба не полезет изо рта Василис Петровен, в этот раз она сделает важное научное… Хотя нет, зачем рыбе вообще что-то делать? В этот раз, малыши, я расскажу вам, эээ… Сказку. Про, эээ… Про… Точно! Сказку про 
«Удивительные приключения Кого Бы Там Ни Было кое-Где» 

…На исходе ясного дня броненосец «Потёлкам» беззаботно бороздил тёплые солёные воды, намериваясь вскоре беззаботно пристать к белым, высоким, словно меловым, скалам, и отдохнуть от плавания. «Плавания? - спросите вы, а разве корабли не «ходят»»? «А - отвечу вам я, - разве капитанов «дальнего плавания» называют капитанами «дальнего хода»? То-то! Так что сидите смирно, и не напрягайте мозжечок… Так вот, вдруг яркое солнце замерцало и резко погасло, и «Потёлкин» погрузился в непроглядную ночь. Ни луны, ни звезды, ни огней маяка или жилища – броненосец был брошен на произвол волн, да, и те внезапно взволновались, рискуя выбросить «Потёлкина» на белые скалы, отвесные, словно меловые… Пучина распучинилась, начался громкий шторм, словно сам Нептун решил выбраться из глубины вод, и протянуть свою длань к внезапно погасшему солнцу... 

Штурман броненосца был отчаянным малым: храбро стоял он на палубе, заливаемой бурлящей водой, отряхивая её пену с плеч. Он впился взглядом в кромешный морок, одним своим стойким видом не давая команде «Потёлкина» повода для паники, хотя кошки скребли у него в душе: «Может быть, это затмение? Тогда это ненадолго, и свет должен скоро воссиять!» Но тьма была беспросветной, минорно аккомпанировали ей раскатистые волны, и только где-то высоко в небесах навзрыд плакали ангелы, видимо, предвещая конец беззаботного вечера. 

Броненосец болтало из стороны в сторону, и уже было не разобрать, где какая сторона, а где это самое болтание, и всё же хладнокровие капитана внушило команде корабля спокойствие. Но вот храбрый капитан принял решение: осторожно продвигаясь по палубе, он ощупью двинулся в ночь, и команда покорно шла за ним, молчаливая, беззвучная, словно толпа призраков, нашедшая путь в тёмной пещере… Вот где-то загремели склянки, вот чьё-то тело стукнулось об борт, а вот кто-то чертыхнулся во тьме... Внезапно воцарилась напряженная тишина, такая, какая бывает, когда кто-то что-то настойчиво ковыряет. Команда «Потёлкина» замерла как один. Казалось, вот оно, спасение, где-то рядом, радом… Напряжение нарастало, тишина угнетала, не волновало уже ничего. Вдруг где-то раздался хлопок, а кто-то на палубе вскрикнул, но вновь воцарилось молчание. 

И тут зычный голос капитана «Потёлкина» зазвучал, развивая тьму: «Дорогая, подойди! Лампа в ванной раскололась у меня в руке!»