Пуговица

У Алика Бабаевского по прозвищу Алибаба рот коромыслом: слева повисли обиды, справа - разочарования. С утра это особенно видно в зеркале (кто всех красивей в этой стране), когда лицо со сна расслаблено, фальшивыми принужденными улыбками ещё не разработано. Впрочем, в отражении окна поезда это тоже заметно.

Алибаба по профессии был инженером, а по факту сказочник. Сочинял истории - в основном для женских и детских журналов - под псевдонимом Алина Царёва. Ещё у "Алины" был фейковый аккаунт во ВКонтакте и на Фейсбуке - публиковать статьи и отвечать на вопросы читательниц, по большей части. Для журналов Алик писать не любил, потому что нужно было вписываться в количество знаков. А цифры у Алибабы с детства прочно ассоциировались с тревогой: садись – два, по порядку номеров рассчитайсь, пять кругов вокруг школы, давление сто восемьдесят на шестьдесят, аш два ой. То ли дело интернет: всего два формата - шортрид и лонгрид. Как Лёлик и Болек. Иногда Алик садился в пригородный поезд и ехал куда глаза глядят – помогало писать. И собирать истории.

Были у Алика дни, когда и поездки не помогали. Днище, а не дни. В такие дни Алибаба не раздевался и не мылся: казалось, что даже у воды в душевой кабине есть пальцы - не хотелось, чтобы трогали. Это когда понимал, что пишет чушь, а не чушь вроде бы сидит внутри, но что-то мешает ей прорасти, прорваться сквозь асфальт. Это мучило и ныло, будто зуб тянул. Здоровый, новый зуб, которому старый свет застит.

…Пришла как-то царевна Будур к отцу своему и говорит: «Привези-ка мне, папенька, мясо молодого борща!». «Окстись, Будурушка», отвечает папенька, нервно теребя костяную пуговицу на лацкане, допустим, кафтана. – «Я ведь ни разу за пределы Багдада не выезжал, откуда же взяться мясу молодого кого бы то ни было в наших краях? Убей Аладдина, поешь его мясца, да и закроем тему». Разгневалась царевна, ножкой топнула. «Ладно», - отвечает папенька падишах с-серьгой-в-ушах, - «Вот тебе, Будурушка, кастрюля, вот бульонный кубик «говядина на косточке», вари борщ. Мясо, так и быть, сразу по готовности борща забери себе.»

Скоро сказка сказывается, да не скоро мясо варится…

Когда такая ерунда лезла, это ещё полбеды. Хуже, когда пишешь и не понимаешь, что на свет просится – царевна или кикимора какая.

…Жила не на свете, а всё больше в темноте маленькая прозрачная пуговица. Была она простушкой – два отверстия и никаких украшений. Участь пуговицы была предрешена с самого появления - на фабрике её крепко пришили с изнаночной стороны мужского пальто. Однако от пуговицы была большая польза: она держала крупную, черную костяную пуговицу, красовавшуюся на лицевой стороне пальто. Пуговице-простушке было страшно и душно в темноте. Она знала, что где-то сверху и снизу пришиты её товарки – такие же прозрачные и незаметные, как и она сама, но они располагались слишком далеко. Но до чего же ей хотелось увидеть свет, узнать, что происходит по ту сторону. Временами до неё доносились голоса, иногда звуки музыки, запахи… Она пыталась через нить передать весточку костяной госпоже, но нить отказывалась. Она считала себя привилегированной особой – всё же какая-то её часть бывала в свете, и общаться с какой-то дурнушкой ей не хотелось. К чести хозяина пальто стоит сказать, что он ухаживал за собой и своими вещами – от него всегда хорошо пахло и он два раза сдавал пальто в чистку. Первую чистку пуговица вспоминала с содроганием. Ей пришлось напрягаться изо всех сил, чтобы не оторваться самой и не потерять костяную пуговицу, которой она верно служила. Однако во время второй чистки произошло нечто примечательное. Сверкающий барабан подмигнул пуговице и прогудел:

- Хочешь жить – умей вертеться!

Пуговица послушалась и принялась легонько покручиваться – сначала в одну сторону, потом в другую. Удерживающая ее нить громко возмущалась, поскрипывала и, наконец, порвалась. Костяная пуговица закатилась в щель в полу и там затерялась в другой истории. А маленькая пуговица со звоном упала в стоявшую на полу сумку. Сумка принадлежала театральному костюмеру. Чего только не было в этой сумке! Вышитые шёлком сапоги-скороходы с заострёнными носами, лишь слегка потрёпанный коврик-самолёт, экзотические фрукты из папье-маше, золотые динары... Пуговица громко чихнула.

- Гляньте, какой мусор к нам кидают. Давно пора хозяину новую сумку купить, ей-богу.

Звук разносился гулко, и пуговица поняла, что лежит на дне какого-то сосуда.

- Извините, я не мусор, а пуговица, рада служить. В ком имею честь находиться?

- Ты имеешь честь находиться внутри волшебной лампы Аладдина. А вот права находиться здесь не имеешь!

- Простите, ради бога, не хотела вас беспокоить. Я хотела всего лишь увидеть свет.

- Боюсь расстроить тебя, дорогуша, но шансов увидеть свет внутри реквизиторской лампы у тебя маловато, – раздался язвительный голосок откуда-то снаружи.

- Молчала бы лучше, шапка-самозванка!

- Позвольте, я невидимка!

- Разумеется! Любой человек, нахлобучив тебя на голову, рискует оказаться пустым местом!..

Пуговица поспешила вмешаться в перебранку соседей по сумке:

- Вот ведь незадача, и снова я внутри оказалась и не вижу красоты вашей светлости и вашего… невидимства?

- Э, да она далеко пойдёт, - скрипнул правый сапог-скороход. Левый сапог промолчал. Он никогда не поспевал за братом. По правде говоря, он втайне мечтал, чтобы его однажды забыли в гардеробе навсегда.

Пуговица поняла, что шансов выбраться из волшебной лампы у неё мало, придётся обживаться…

Алик почувствовал на себе взгляд. Она сидела напротив. Никто не смотрит в глаза больше секунды. А она не отводила взгляд, и всё тут. У неё были такие неместные и неуместные весёлые, обещающие глаза, что Алибаба немедленно затосковал щенячьей поддверной тоской. Захотелось дернуть её за кофту, чтобы пуговицы оторвались с мясом и разлетелись по вагону, каждая навстречу собственной мечте. Снять лифчик, выпустив грудь на свободу, и дышать, дышать в него, как в респиратор, а после забрать лифчик себе в качестве трофея. Алибаба осмелился и потрогал взглядом – грудь задорно подрагивала в такт движению.

- Иисус любит тебя. Он умер за твои грехи! - громко и внятно произнесла женщина, самая обычная, сидевшая слева от Алика. Сказала и замолчала. Лицо будничное, словно назвала точное время. Алик пожал плечами, но отодвинуться побоялся. Вдруг эта женщина – граната, и пока она сидит зажатая между ним и окном, всё будет хорошо. А если Алибабу вынуть, то случится взрыв. А в вагоне были дети.

Три крошечные пуговицы на кофте оказались обманками. А в соседнем городе у глазастой оказались муж и дочь.

После шумного вагона в доме было особенно тихо, как бывает тихо в душе человека, который потерял всё и даже надежду. Высохшая божья коровка лежала на подоконнике лапками вверх. Интересно, почему насекомые умирают именно так – задравши лапки? "Вот он, Иисус ваш", - хмыкнул Алибаба и достал ноутбук.

«Привет, Алина! Как ты думаешь, можно ли устроить «перезагрузку» сексуальных отношений после того, как узнала, что муж изменяет? Не хочу ему говорить, ведь это означало бы конец. Как мне бороться за него и вернуть в семью?»

…Пуговица до конца своих дней так и не выбралась из лампы Аладдина и работала психологом - консультантом по расстановкам. Первыми её клиентами были сапоги-скороходы. После смерти пуговица вошла в арабский фольклор под именем «Дзынь», которое сохранилось и до наших дней в виде слова «джинн».