|
Здесь опубликованы все рассказы авторов ЛитКульта.
Для удобства пользования разделом доступны рубрики. Работы расположены в обратном хронологическом порядке.
638 |
Антонина Павловна лежит последние десять лет. Десять лет из семидесяти восьми. Мир Антонины Павловны ограничен дугой обозримого пространства от окна до стены, и точка фокусировки зависит от того, как и куда будет повернута голова.
Если дежурит платная сиделка, то все проходит незаметно. Смена утки, постельного белья, обмывание тела. Ни слез, ни поглаживаний, ни обещаний. Голова строго по центру подушки, глаза в потолок.
Потолок это будни, повседневность. Это работа. Потолок только кажется непрерывным, гладким полотном. Но сосредоточенный взгляд различает на нем рельеф. Вскоре поверхность предстает неспокойной, изрезанной крутыми холмами и устрашающими впадинами. Иногда, по вечерам, особенно, душной июльской порой, по потолку разрастаются нервные тени мотыльков. И тени похожи на демонов, пляшущих на раскаленных углях.
А бывает, что потолок превращается в снег. В погожий мартовский день. Когда мороз уже по-старушечьи добродушен и дружит с солнцем. Снег покрывается коркой наста, а под ней остается пушистым и сладким, как сахарная вата. Антонине Павловне двенадцать. Можно сойти с лыжни и осторожно лечь морской звездой прямо в эту хрустящую корочку, отпечататься в полный рост. Наверху пульсируют облака, в их едва различимом движении рождается странный ритм. Он не измеряется часами, он просто говорит, что все идет своим чередом. Он говорит, что все в порядке. Это ощущение выше счастья. Еще дороже родителей, что успели унестись далеко вперед. Но об этом страшно думать. Лучше поднести к лицу варежку, усыпанную ледышками, и втянуть запах наступающей весны.
Мерцание лампы похоже на дрожание кинопленки. И прошлое становится прошлым.
Если дежурит дочь, все длится очень долго. Влажная губка, которую нельзя ощутить. Слезы, которые не разделить. Слова, которые не понять. Антонина Павловна не различает слов. Антонина Павловна слышит краски. Она слышит черное облако, которое распадается на тонкие и колючие иголки. Мешающие жить, заставляющие сжиматься. Распадающееся облако потери, раскрошенное на годы. Дочь считает, что нужно разворачивать голову матери к телевизору. К этому калейдоскопу в коробочке. Официальные источники заявляют, что персональные санкции против российских граждан, продлены еще на шесть месяцев, в связи с действиями, подрывающими или угрожающими… Антонина Павловна ощущает себя особо опасной для этого мира. Персональные санкции.
Не двигаться. Не говорить. Не есть. Не улыбаться. Не.
Время Антонины Павловны остановилось и качнулось назад. Так останавливается товарный состав, глухой зимней ночью, разрезая колею пронзительным свистом. Повинуясь голосам невидимых богов, что переговариваются числами. Вдоль состава растекается протяжный вздох, как вдоль хребта. И колеса совершают долю оборота назад, прежде чем остановиться. Это великая дань всему, что движется – живому и неживому. Мир сворачивается в точку, сгущая краски, сгущая гравитацию. И если голова повернута в сторону окна, она встречает свет – тяжелый и пыльный, как янтарь. Вещи втягивают свет. Он падает, оседает, плавится на ресницах. Оживают фарфоровые слоны в серванте и множатся в зеркалах. Оживает тигр, вышитый на ковре, в позе нападения, молодой и красивый. Постепенно свет из янтарного становится перламутровым. Глаза тигра светятся изнутри голубовато-белым, похожие на два объектива фотокамеры.
Внучка приносит с собой непредсказуемость. В ее цепких, брезгливых движениях – надежда Антонины Павловны. Значит, будет час, будет встреча. Выше по стене, на расстоянии вытянутой руки, из засиженной мухами рамы глядит молоденькая девушка. С легкой улыбкой на округлом лице. С прекрасной, бархатной кожей. Девушка смотрит на Антонину Павловну снисходительно, но тепло. Тонечка, 1962.
Приходит тихая лунная ночь. И тишина обитаема. Тишина стрекочет, шелестит, перетирает маленькими ладонями темноту. Тишина громогласна, она звучит тысячью оркестров. В окне, за которым живет юная девушка, зажигается свет. Кажется, будто этот свет заставляет вещи подняться в воздух, удерживая их в невесомости. Девушка смотрит на Антонину Павловну. Антонина Павловна тоже не в силах отвести взгляд.
***
- Так, теперь можешь изящно склонить голову? Нет, не надо на меня смотреть. Вот, как мать на колыбель смотрит. Да.
- Ты скоро помешаешься с этой штукой. На какого-то черта похож, весь взъерошенный. Хотя, нет. Ты на тигра похож. Когда над камерой нависаешь, как будто нападаешь. А, тигрушка?
- Замри! Нельзя двигаться. Запрещено… Накладываю вето на любое движение. Вето на табу. Ох, Тоня! Это не фото, это икона.
- Ну, хватит уже. Я верю, что и так все прекрасно.
- А вот сейчас ни звука. Умоляю. Смотри вот так, не двигайся. Сейчас только ты. Нет мира. Больше ни мысли, ни чувства, ни памяти. Ничего нет. Только твоя всепоглощающая красота. Поразительно. Просто поразительно. Задержи дыхание, не дыши, не надо. Вот так… вот так. Вот и всё.
У меня больше пространство образов, чем повествование. Расчет на личные ассоциации читателя, чем на буквальные сюжетные трактовки. Здесь также сосуществуют разные времена, прошлое и настоящее (поэзия создает динамичные миры, которые изменяются во времени, даже внутри сравнительно небольшого текста).
|
Я на секунд)) Вот с этого места начни, и всё ясно, почему поэтический (псевдо):
А бывает, что потолок превращается в снег. В погожий мартовский день. Когда мороз уже по-старушечьи добродушен и дружит с солнцем. Снег покрывается коркой наста, а под ней остается пушистым и сладким, как сахарная вата. Антонине Павловне двенадцать. |
Наверно потому, что текст псевдо-поэтический) Спасибо.вот только собирался уходить на сегодня) теперь рассказывай, что ты понимаешь под псевдопоэтическим в прозаическом)) не срочно, мой камент шёл долго, просто я уцепился за слово. теперь интересно |
Ты отправил этот текст на поэтический чемп, я примерно в то же время отправил свой на прозаический. И хотя мой текст не пошёл совсем, интересным остаётся факт, что писали мы об одном и том же.не то, что об одном и том же, но всё близко, да. я далёк сейчас от того, чтобы проводить параллели, но тем не менее. слушай, ну зашёл рассказ, действительно. спасибо, Игорь. буду читать |
там двусмысленно получается: некоторые убеждены, что наш мир с большой долей вероятности является симуляцией.
|
Взгляд умирающей женщины и настенный ковёр — последняя инстанция, где замыкается память о некогда живом человеке.Игорь, вот честно, я ни за что бы не догадалась без подсказки( Оживает тигр, вышитый на ковре, в позе нападения, молодой и красивый. Постепенно свет из янтарного становится перламутровым. Глаза тигра светятся изнутри голубовато-белым, похожие на два объектива фотокамеры.здесь я не вижу, что он уже умер, я вижу, что она помнит о нём |
мне понравилось про потолок.
Повинуясь голосам невидимых богов, что переговариваются числами. о чем ты думал, когда это писал? что ты подразумевал под этим? похожие на два объектива фотокамеры. сначала я думал выделить этот отрывок в комменте вместе с 0_о |
Добрый!
фотограф появился и зависЭто значит, что читателю чужд ход моих мыслей, и все непроявленное — оно же недоэкспонированное. Я думал, достаточно детали с вышивкой. Бабушка ушла в фотографию, фотограф — в тигра на ковре. Здесь моё понимание души — мы уйдём в то, что является памятью о нас. Я хотел сказать, что фотографа давно на Свете нет, и о нем никто не помнит. Взгляд умирающей женщины и настенный ковёр — последняя инстанция, где замыкается память о некогда живом человеке. |
Для «нормального» человека, вообще все должно звучать, как бред. Только тогда текст будет «прецедентным».
Но я только начал. Заканчивать Вам. Именно «сценарий». То, что прокручивается в каждом отдельном «кинотеатре», под названием человек. |
Привет! А у меня все стилистистически повторяется. Это будет продолжаться до тех пор, пока не будет написан прецедентный текст.
Я из тех авторов, для которых литература это чистилище. |
Игорь, добрый день, а я сначала решила, что ваш текст последний. Так получилось, что 2 и 4 похожи между собой и 1 и 3. И, выбирая между вашим и четвёртым, победа ушла к четвёртому.
У вас тоже хорошо, но мне не очень понравился постскриптум, фотограф появился и завис. Чего-то мне не хватило, в общем. Хотя сюжет для меня тоже вторичен. Но поздравляю, вы прошли этот путь) |
Вот так… вот так. Вот и всё.Не успела почитать в чемпе. И к лучшему. Как бы я голосовала тогда? «Ты узнаешь ее из тысячи: по словам, по глазам, по голосу». Согласна с Annabel — это фрагмент. Он имеет смысл в потоке и ослабляется без него. То есть нам зачем-то нужно узнать, как происходит умирание тела и возрождение души. К этому читателя подводит сюжет. Когда Толстой, тот еще канцерофоб, пишет «Смерть Ивана Ильича», он начинает не с болезни. Получается, что тут мы видим часть повести, которая финализируется потоком сознания (кстати, очень качественным). Жанр фрагмента тоже существовал — и в романтизме, и в модернизме. Ну, допустим, это фрагмент. Тогда его стоило резче оформить: оборвать и сверху, и снизу. Для фрагмента здесь слишком многое сказано прямо, как будто большое целое свернулось до клубка, но из клубка торчат части пышного тела. Насчет аппендикса с фотографией. Идея классная! Она обыгрывает застывание жизни, «остановись, мгновенье». Позирование и кадр — как жизнь и мгновенная смерть. Нет ничего более мертвого, чем фотография. Но опять же — нельзя оставить, как есть. У тебя сделан акцент на флирте фотографа и модели, и его надо либо убирать, либо усиливать, доводя мысль до конца: любоваться-любить-убить. Это хорошо, но… Вот так… вот так… вот так. Нет, не всё! |
В первом приближении, бегло отредактировал весь текст.
Можно ещё почистить и оставить почти только ощущения. Так видится мне: Антонина Павловна лежит последние десять лет. Десять лет из семидесяти восьми. Мир Антонины Павловны ограничен дугой обозримого пространства от окна до стены, и точка фокусировки зависит от того, как и куда будет повернута голова. Если дежурит платная сиделка, то все проходит незаметно. Смена утки, постельного белья, обмывание тела. Ни слез, ни поглаживаний, ни обещаний. Голова строго по центру подушки, глаза в потолок. Потолок это будни, повседневность. Это работа. Потолок кажется непрерывным, гладким полотном, но сосредоточенный взгляд различает на нем рельеф. Поверхность предстает неспокойной, изрезанной холмами впадинами. Иногда, по вечерам, по потолку разрастаются нервные тени мотыльков, тени демонов, пляшущих на раскаленных углях Бывает, что потолок превращается в снег. Снег покрывается коркой наста. Антонине Павловне двенадцать. Сойти с лыжни и осторожно лечь морской звездой прямо в эту хрустящую корочку, отпечататься в полный рост. Пульсируют облака, в их едва различимом движении рождается странный ритм, где нет времени, просто все идет своим чередом, все в порядке. Ощущение выше счастья. Дороже родителей, что успели унестись далеко вперед. Об этом страшно думать. Лучше поднести к лицу варежку, с ледышками, и втянуть запах наступающей весны и холода. Мерцание лампы похоже на дрожание кинопленки. Прошлое становится прошлым. Если дежурит дочь, все длится очень долго. Влажная губка, которую нельзя ощутить. Слезы, которые не разделить. Слова, которые не понять. Антонина Павловна не различает слов. Антонина Павловна слышит краски, слышит черное облако, распадающееся на тонкие и колючие иголки. Распадающееся облако потери, раскрошенное на годы. Дочь считает, что нужно разворачивать голову матери к телевизору. К этому калейдоскопу в коробочке. Официальные источники заявляют, что персональные санкции против российских граждан, продлены еще на шесть месяцев, в связи с действиями, подрывающими или угрожающими… Антонина Павловна опасна для этого мира. Персональные санкции. Не двигаться. Не говорить. Не есть. Не улыбаться. Не… Время остановилось и качнулось назад. Так останавливается товарный состав, разрезая колею пронзительным свистом. Вдоль состава растекается тяжёлый вздох, как вдоль мезозойского хребта, колеса совершают долю оборота назад, прежде чем окончательно остановиться. Великая дань всему, что движется – живому и неживому. Мир сворачивается в точку, сгущая тьму, сгущая гравитацию. А если голова повернута в сторону окна, она встречает свет – тяжелый и пыльный, как янтарь. Вещи втягивают свет. Он падает, оседает, плавится на ресницах. Оживают фарфоровые слоны в серванте и множатся в зеркалах, оживает тигр, вышитый на ковре, в вечном прыжке, молодой и красивый. Постепенно свет из янтарного становится перламутровым. Глаза тигра светятся изнутри голубовато-белым, похожие на два объектива фотокамеры. Внучка приносит с собой непредсказуемость. В её резких, брезгливых движениях – надежда Антонины Павловны. Значит, будет час, будет… Выше по стене, из засиженной мухами рамы глядит молоденькая девушка. С легкой улыбкой на округлом лице, с прекрасной, бархатной кожей. Девушка смотрит на Антонину Павловну снисходительно, но тепло. Тонечка, 1962. Тихая лунная ночь. Тишина обитаема. Она стрекочет, шелестит, перетирает маленькими ладонями темноту. Тишина громогласна, она звучит тысячью оркестров. В окне, за которым живет юная девушка, зажигается свет, заставляя вещи подняться в воздух, удерживая их в невесомости. Девушка смотрит на Антонину Павловну. Антонина Павловна не в силах отвести взгляд. *** — Так, теперь можешь изящно склонить голову? Нет, не надо на меня смотреть. Вот, как мать на колыбель смотрит. Да. — Ты скоро помешаешься с этой штукой. На какого-то черта похож, весь взъерошенный. Хотя, нет. Ты на тигра похож. Когда над камерой нависаешь, как будто нападаешь. А, тигрушка? — Замри! Нельзя двигаться. Запрещено… Накладываю вето на любое движение. Вето на табу. Ох, Тоня! Это не фото, это икона. — Ну, хватит уже. Я верю, что и так все прекрасно. — А вот сейчас ни звука. Умоляю. Смотри вот так, не двигайся. Сейчас только ты. Нет мира. Ни мысли, ни чувства, ни памяти. Ничего. Только твоя всепоглощающая красота. Поразительно. Просто поразительно. Задержи дыхание, не дыши, не надо. Вот так… вот так. Вот и всё. |
Есть великопнейшее произведение Бретона, по-моему, об отце семейства, сидящем несколько десятилетий в инвалидном кресле у окна. Перед ним проходит череда жизни его женщин: жены, дочери, внучки… Работников фермы, служанок… Все их страсти, интриги, похоти… А у Вас? Старушка решает умереть. А если нельзя, если пробовала, если мир больше кровати? Нет?)
|
Привет!
А я увидел схожесть с вашей предыдущей конкурсной работой «Ноги». Стилистически очень похоже. Хороший текст. |
Когда сыщик мыкается, слоняется по своему подсознанию, когда ему плевать абсолютно дворецкий убил или жена конюха. Когда он в конце или молча уходит, или сам убивает кого-то.Это же Дэвид Линч! Если так, то я категорически за) Спасибо за разговор. Ваша позиция понятна. |
«Простите, при голосовании вы написали — нет мысли-якоря. Почему она вообще должна быть? Вы ждете все то же повествование, и неважно — хотите ли вы узнать, является ли дворецкий убийцей или как старушка дошла до жизни сей. И как она шла. Я не говорю, что справился с задачей, но меня удивляет, что вы держитесь за это, даже с учетом понимания текста.»
Нет. Не держусь. Постараюсь объяснить. Представьте себе стандартный «изолированный» детектив. Некоторое количество людей заперты в доме и происходит убийство. Есть среди этих людей сыщик. Дальше, если бы это был сюжетноориентированный рассказ, мы бы чего ждали? Расследования, допросов, скелетов в шкафах. Вотэтовотвсе. Я бы хотела другого. Когда сыщик мыкается, слоняется по своему подсознанию, когда ему плевать абсолютно дворецкий убил или жена конюха. Когда он в конце или молча уходит, или сам убивает кого-то. Или вообще отсутствует внятный финал. Когда я вижу человека, а не сюжетную функцию персонажа. Понимаете? Есть рассказ у Сорокина «Лошадиный суп». Там вроде бы кроме сюжета ничего и нет, а когда прочитаешь до точки, окажется, что сюжет и не важен от слова совсем. Почему должна быть мысль? Просто потому что мы мыслим. Видели наверное как в храмах священники читают молитвы? Это уже не молитвы, это мантры. Без мысли. При том что такой способ коннекта с миром легален, он все же не есть исскуство. Справились ли вы с задачей может ответить только тот кто задачу вам поставил. Вы справились? Посмотрите теперь под другим углом (это я предлагаю). Всякая ли задача должна быть поставлена? Всякая ли задача нуждается в том чтобы быть поставленной? Всякая ли задача имеет решение? «Можно ли говорить о чем-либо нестатичном, о живом событии, если речь идет о состоянии, противопоставленном жизни? Любое подобие динамики, даже глубоко интроверсивное, разрушит задумку. Это будет рассказ о лежачей больной. Здесь нет живого человека. Есть поиск жизни, но я надеялся, что о нем скажет читатель.» Конечно можно. И даже нужно. В литературе все ведь как в жизни, то есть в физике. Многое, если не все зависит от наличия или отсутствия наблюдателя. Иными словами, к примеру, какая может быть динамика у сознания мертвеца? Без нас с вами никакой. Но вот появляется автор (наблюдатель н. 1) и пропускает сознание мертвеца через свое, живое. Вот появляется читатель, наблюдатель номер 2, он пропускает через себя сразу несколько сознаний. Мёртвое сознание мертвеца, мёртвое сознание мертвеца через призму живого сознания автора, живое сознание автора, живое сознание автора во взаимодействии со своим сознанием. Динамика, как и красота в глазах смотрящего. В этом же и смысл со-творчества автора и читателя. Молитву из псалтыря произнесенную миллиард раз милиардом человек уже не наполнить живой мыслью. Она зацементирована навечно. “Заметьте, вы и здесь видите пояснение. Хотя, я вкладывал в концовку другой посыл. Разговор по ту сторону окна. Мистика без мистики." Вот именно. Неважно что вы вкладывали. Акт сотворчества произошёл когда я прочитала текст. Кот мёртв или кот жив только когда я открою ящик. " То есть, сделать текст более эклектичным?" Я ж говорю уже не об этом тексте. В целом. Да. Современная проза должна быть смелее. Обязана. Ессесно везде имхо. |
Я не про луну и солнце. Я про ставится.Ухты. В упор не видел. Простите, при голосовании вы написали — нет мысли-якоря. Почему она вообще должна быть? Вы ждете все то же повествование, и неважно — хотите ли вы узнать, является ли дворецкий убийцей или как старушка дошла до жизни сей. И как она шла. Я не говорю, что справился с задачей, но меня удивляет, что вы держитесь за это, даже с учетом понимания текста. Можно ли говорить о чем-либо нестатичном, о живом событии, если речь идет о состоянии, противопоставленном жизни? Любое подобие динамики, даже глубоко интроверсивное, разрушит задумку. Это будет рассказ о лежачей больной. Здесь нет живого человека. Есть поиск жизни, но я надеялся, что о нем скажет читатель. Про после звёздочек.Заметьте, вы и здесь видите пояснение. Хотя, я вкладывал в концовку другой посыл. Разговор по ту сторону окна. Мистика без мистики. А ещё было бы хорошо поиграть стилями внутри формы. Сейчас думается нужно искать, создавать новые выразительные средства. Устраивать качели. Если вы понимаете о чем я.То есть, сделать текст более эклектичным? |
Дело не в наличии или отсутствии сюжета. Дело в сопряжении стиля, формы и содержания. Говоря вам об истории, я не имел в виду топорный пересказ событий.Хорошо отмечено! |
Дело не в наличии или отсутствии сюжета. Дело в сопряжении стиля, формы и содержания. Говоря вам об истории, я не имел в виду топорный пересказ событий.Хорошо сказано! |
Я не про луну и солнце. Я про ставится.
Проза от сюжетности уже давно отошла. На это есть спрос, мода, да что угодно. Сейчас прозе скорее в сюжетность нужно возвращаться. Дело не в наличии или отсутствии сюжета. Дело в сопряжении стиля, формы и содержания. Говоря вам об истории, я не имела в виду топорный пересказ событий. Истории, сюжеты, события они же процентов на девяносто протекают внутри нас, остальные десять остаются на физический мир. Этот ваш кусок статично-описательный. В нем героиня не меняется. Нет события. Нет предмета внутреннего развития. Обыденная, дажа банальная история должна послужить фоном к личностному изменению героя, через него читателя, через творческий процесс и самого автора. Если это получится отразить, тогда получится создать живого человека, живой мир, живую вселенную. Про после звёздочек. Дурно потому что автор нам этим вот что говорит: «Итак, господа, для тех кто тут туповат я щас, внизу в финале дам подсказочку, как это все правильно понимать про засижанную мухами раму». И ещё там у вас воспоминания про зиму варежку и т. д. Придумайте другое. Это слишком частое. А ещё было бы хорошо поиграть стилями внутри формы. Сейчас думается нужно искать, создавать новые выразительные средства. Устраивать качели. Если вы понимаете о чем я. |
«из янтарного ставится перламутровым»Солнечный и лунный свет По большей части согласен. Да, это просто некий фрагмент, который я выстриг из внутреннего диалога. Сейчас вижу, что это типичная ошибка неопытного прозаика. И все же, мне казалось, что прозе пора отходить от сюжетности. Я рискнул, и избавил очередной текст от сюжета и фабулы практически полностью. И не буду останавливаться на этой попытке. Всё что после *** очень дурно. Выкиньте на фиг.почему? |
Понравилось.
С одной стороны — всё понятно после первых двух абзацев. Но, с другой, интересно читать дальше. Вам удалось передать движение неподвижности. Если существует Жизнь в Вечности, то, возможно, она именно такая. |
Мнение:
из теста вычистил бы автора/наблюдателя/комментатора, оставил бы только сухую цепочку мыслей и яркие «оживания», без пояснений почему, кто. Текст только выиграл бы от углубления во взгляд лг. Если непонятно выразился, то напишу более подробнее. Прозу почти не читаю, но ваша в исключениях. |
«из янтарного ставится перламутровым»
? Это хороший кусок текста. Почти замечательный. Здесь у вас проклюнулось нужное зрение на мир. Очень симпатичное моему вкусу. И все же это лишь не самостоятельный кусок. Вам нужно написать большой рассказ, нужно найти неочевидный угол зрения на очевидную историю. Используя тот творческий транс, в который вы себя погрузили в этом художественном упражнении. Желаю удачи. Всё что после *** очень дурно. Выкиньте на фиг. |