Je t’aime mélancolie

Каждое утро мы расходимся по разным углам, как боксёры на ринге. Твой тренер змеино нашёптывает тебе в ухо, мой – орёт на меня, подстёгивает кнутом. Кажется, это называется мотивировать. Думаю, это слово произошло от монтировки. Одновременно рычажное и ударное. Монтировка одинаково хороша и чтобы бить в висок, и чтобы размыкать створки коленей.

Твой тренер убеждает, что правильно настроившись, ты сможешь выверенно точно плюнуть ядом в мой открытый в приглашающем крике рот, и бой закончится бесшумно и, возможно, раз и навсегда.

Но ты приберегаешь яд на потом. Облизываешь губы, чтобы ни капли не пролилось раньше срока.

Ночью мы сходимся. Иногда делаем фальшивые пробные броски уже с вечера, но это так – перебрёх. Ковыряешь мою спину, проверяя, не начинается ли линька; а, может, я уже сбросил змеиную кожу, став одной из съеденных тобой мышей. Целуешь в ладонь, будто склёвывая крохи…чего? Любви? Это слово слишком очеловечено, а значит, ложь. Целуешь терпкий живот. Вылизываешь. И не сплёвываешь. Я _не_люблю_ тебя, как преданнейший из псов. Преданнейший – потому что ты меня сто раз предавала и ещё сто раз предашь. Ну и что.

Я интуитивно верю что тот, другой твой рот, не ядовит, но на всякий случай выглядываю между бёдер - успею ли отступить?

Вечером мы идём в бассейн. Снова расходимся по разным раздевалкам. Мне любопытно, как ты ведёшь себя. Разглядываешь ли других, удовлетворённо кривя губы, прищуривая ли разочарованно глаза? Я жду тебя в бассейне, жду и после. Я жду псоле. Я – преданнейший из псоле.

Мы спускаемся с противоположных лестниц, входим в воду с разных концов, расплываемся по разным сторонам дорожки. Разворачиваемся и плывём навстречу друг другу. Поравнявшись, каждый синхронно думаем об одном: как славно и удобно было бы притопить другого.

Всё заканчивается ничьей, но даже во сне ты никак не можешь разжать кулаки.

Ты хочешь победы. Хочешь, чтобы я хоть раз заснул позже, подле, псоле тебя.