В изгнании

Иногда, когда я наблюдаю за своим котом, сидящим на подоконнике и глядящим в окно с высоты пятого этажа, мне кажется, что он думает о мировом господстве. Причём, думает он об этом не как безнадёжно далёкий (и потому особенно достоверный) от осуществления своих фантазий мечтатель, а как всамделишный правитель, который был некогда низвержен с прежних высот и ныне находится вроде как в изгнании. Или даже, судя по его холеному виду, в почётной ссылке - так редко выпадающему бывшим правителям уделу.

Убедившись, что кот совершенно не обращает на меня внимания, я слежу за его взглядом с другого конца балкона. Мягкое утреннее солнце будто зажигает в жёлтых глазах цвета слияния львиной шкуры и саванны искорки надменной брезгливости - с такой усталостью от прошлого царствования он жмурится. Наш пятый этаж наверняка напоминает Марсу Великолепному прежние владения, хотя бы отдалённо. Но скука в его взгляде, конечно, отдавая нам, хозяевам (?), должное за приют, соответствующий статусу постояльца, говорит и о том, что голова от этой высоты у нашего кота точно никогда не закружится. Живали-с.

Время от времени кота от высоких дум отвлекают промельки птиц. В такие моменты из аристократа он превращается в охотника. Тургенева? Вряд ли. Скорее, в кого-то из мужичков, ходивших с прославленным писателем по лесам и болотам. Резкая и полная поглощенность птичками опрощает Марса до Марсика.

Но вот, утомившись наконец их недоступностью, он снова принимает благородно-созерцательную позу. Ничто, мол, кошачье мне не чуждо.

Некоторое время спустя Марс идёт ко мне по длинному подоконнику, помявкивая, будто жалуясь на судьбу.

Вместе со сверженными монархами, как мне кажется, в изгнание отправляли кого-то из прислуги - повара, например, или даже шута. В новых условиях жизни, в глухом одиночестве эти последние подданные, единственные собеседники становились, вероятно, и исповедниками души.

Кем же считает меня Марс? Скорее всего, поваром. Надо бы, кстати, проверить, не пуста ли его миска. По пути на кухню я останавливаюсь посмотреть в окно - в том месте, где сидел кот. Над городом медленно раскрывается шатёр ясного дня. Что ж, мне, простолюдину, забывшему личные шатры правителя в победоносных походах, только и остается прибегать к метафорам.