Алфавит бумажной зимы

Круглая таежная высота. Далеко-далеко, прямо под небом, на верхушке разлапистой ели, сидит птица. Ворон или коршун, не разберешь. Ей издалека виден весь алфавит белой бумажной зимы.  Шепотом говорит снегопад, и птица дрожит гортанью, выкрикивая что-то на своем, птичьем. «Боже! Какая зима!» -- тяжело дышит бесконечная тайга. А я в унисон: «Снег кружится, снег ложится — Снег! Снег! Снег! Рады снегу зверь и птица и, конечно, че-ло-век!»

Стоишь в зиме, среди сугробов, смотришь в непостижимую высоту. Сосны, ели, березы, укрытые по самую верхушку снеговым мехом, по кругу подвешены к тяжелому, низкому небу. Лиственный лес и хвойный смешивается с высотой. Земля слышит снегопад.  Снег, белый, нежный, искрящийся, обнимает глину. Легкий мороз шумит, ветер нежный, еще не испорченный, не злой, доверчивый, как ребенок. Пробежится неслышно по верхушкам елей, сосен, осыпет тебя снежной солью и спрячется невесть где. Ты слушаешь зиму, и зима слушает сама себя и тихо вздыхает. Звук струится – белый, золотой, серебряный и прямо в сердце дышит мягкой стужей. Небо прижимается к земле, падает к тебе на плечи. Идешь по таежным тропинкам, распарывая валенком сугробы, и несешь небо. Или небо тебя несет? Снег под валенками поет: шепчет, всхлипывает, поскрипывает, подвывает, свистит… Поднимешь  голову вверх - всюду небо — светом, сверканьем, белизной, высотой и ознобом…Ознобом от чего-то большого, бесконечного, Вышнего, тайного, от какой-то всепоглощающей и страшной Любви. Эту мощь, эту мысль, это небо, эту дрожь невозможно повторить. Чувствую в себе присутствие души. Она кричит в озябшую высоту: а-а-а-у-у-у, э-е-ей! Кто тебя выдумал, русский снег?! Кто тебя выдумал, русская тайга?! Огромный лес отвечает оттуда — сюда долгим эхом: а-а-а-у-у-у, э-е-ей…. Душа моя вздрагивает.

Коршун (ворона) вскидывается прямо под самое небо, кружит надо мной, как черная шапка. Он знает меня. И я знаю эту черную птицу. Идешь и в сотый (тысячный раз) изучаешь синтаксис уральских тропинок. И отовсюду смотрят на тебя голубые глаза зимы.