Притчи

Притчи

 - Все, что нас не убивает, делает нас сильнее. Так Ницше сказал, потом сошел с ума, а потом умер. Потому что это красивые слова, но это неправда. Оно ведь не полностью нас убивает, а по капле. Убивает нашу доброту и доверчивость. Нежность и искренность. Открытость, щедрость. И можно себя утешать – я стал сильнее! Но в душе еще один хрустальный колокольчик затих. Что-то или кто-то там умер, в душе, – добрая фея или маленький ангел. Которые были нашей частью...

Аня цитирует притчу из Фейсбука. Не люблю чужих цитат, но это - хороший пост. Найти подобный сторис по случаю тоже надо уметь. Я вынужден признать: эти слова цепляют. Как лес порою цепляет случайного путника кустами малины, когда пытается остановить его, накормить напоследок своей сладкой ягодой, налюбоваться им и дать надышаться собой, наговориться, наслушаться, оттягивая тот неизбежный момент, когда путешественник отправится дальше, а лес опять загрустит в своём одиночестве.

И хорошо в такой момент быть матёрым путником в брезентовой штормовке: проскочишь по кустам и не заметишь. Они едва слышно скользнут по тебе колючками: вжик-вжик. Но я - неопытный пилигрим. И на мне тонкий свитер, с катышками и утяжками. А под ним - натуральная кожа. Два кустика, большой и маленький, цепляют ее больно, до мяса. Я отрываю их осторожно, по одной иголочке, чтобы не сильно поранить. Психологи трындят, что это жестоко, но по-другому я не умею.

Я хочу поделиться с Аней своей притчей, взятой из Инстаграм.

Однажды внук спросил бабушку:

- А правду говорят, что когда-то ты была красивая, как богиня?

- Да, – рассмеялась старуха, и глаза ее засияли от воспоминаний, – даже очень! Отгоняла поклонников, как назойливых мух. А еще была остроумная, и нежная, и верная.

- Что ж тогда дедушка от тебя ушел к другой? Неужели она была лучше тебя?

- Лучше, хуже... Разве это так важно, малыш? У нее было то, чего у меня никогда не было и быть не могло.

 – И что же это?

- Он принадлежал ей, понимаешь? А она ему. Они были так созданы Богом. Сразу вместе. Одинаковые. Даже не в этой жизни, а когда-то очень давно. Ничто на свете не может стать на пути у них: ни красота, ни власть, ни богатство. Тут даже смерть бессильна. Умерев, они рождаются снова, чтобы искать друг друга. Это такая вечная игра. В нее играют вслепую, путаются, ошибаются. Но иногда встреча случается и все препятствия исчезают.

- Слушай, так может, и у тебя такой есть: который твой и навсегда единственный?

 - Конечно, есть! Просто в этой жизни я его не нашла...

Моя притча-алаверды не цепляет Анну:

- Завел пластинку про свою половинку... Это она тебе навнушала?

- Нет, это внутреннее ощущение, - отвечаю я.

- Спроси-ка у него еще раз, - делает Аня отчаянную попытку, - только чур, наедине с собой. Потому что если ты сейчас побежишь к ней, сломя голову, то мы окажемся в неравных условиях. Пообещай хотя бы пару дней побыть в одиночестве и как следует прислушавшись к себе, сделать выбор.

Я обещаю три.

Саломенный бычок

- Дались фам эти полофинки! - Фридрих нервно расставляет шахматы на доске. Белые фигуры он, естественно, собирает возле себя. Ницше перевозбужден, как жертва кофеиновой ломки. Его усы топорщатся, брови кустятся, вихры беснуются. Впрочем, в первые минуты все репликанты выглядят очумелыми.

Как я додумался их создавать? Рецепт прост: слабоумие и жадность. Озадачившись выгодным вложением средств, пару лет назад на выставке технических достижений я увидал 3Д принтер нового поколения и влюбился в него.

- Он у вас не окупится, - лениво поведал консультант. - Разве что, если массово делать биопротезы для больниц. И то, у нас нет столько инвалидов. Их, конечно, может наплодить война или стихийное бедствие. Но вы же понимаете, что война в современной европейской стране в двадцать первом веке - это утопия...

- Что ты возишься с этой игрушкой, как ребенок? - ворчала Анна, - квартиру бы лучше купили!

Но я был невменяем, поскольку имел простой план: заполнив лоток водой, органикой и неорганикой в верных пропорциях, создать не протез, а целый организм. Тела получались размером с кота, поскольку емкость лотка была ограничена, но это были точные копии людей: с мышцами, рефлексами и мозговыми клетками, прописанными при помощи нейросети...

- Принесите мне несколько яблок и нож, - просит Фридрих Вильгельм, - с фашим ушасным немецким наглядный пример помошет лучше, чем пересказ.

- Апфель, - кладу я овощи на стол, - битте.

Ницше двигает пешку на b5, а затем довольно резво, учитывая свою лилипутскость, кромсает яблоки пополам и тасует их:

- Найдите среди них две полофинки!

Я довольно быстро определяю две части одного из яблок, но Фридрих выхватывает их из моих рук с криком:

- И что?! Что с того?

Философ прижимает кусочки друг к другу, и когда отпускает, они, разумеется, падают по разные стороны стола.

- Хороши полофинки, а? - продолжает он. - При перфой же слошности: обычном земном притяшении, разлетаются как ошпаренные, понимаете?

Я понимаю.

- А теперь смотрите, - мудрец отгрызает по кусочку от разных сторон каждого полуяблока, стучит ими о столешницу, превращая в смятку, - теперь они похожи?! Допустим, их поистрепала жизнь, они же не с рошдения фстретились?

Я киваю головой и подвигаю слона на f4, угрожая белому коню философа.

- Пойдем дальше! - не унимается ученый и съедает одну из половинок. - Где теперь вторая найдет себе пару, а? Нету половинки для нее! Закончились, блять! Война, эпидемия, онко, да что угодно!

Ницше начинает лихорадочно поглощать яблоки. Это нормально, его организм требует витаминов. Я ведь не все микроэлементы учел.

- А как же Луиза, - я возвращаю слона на с1, - разве она не была дана вам свыше?

- Не сметь! - брызгает яблочной слюной Фридрих Вильгельм. - Не сметь называть это имя фсуе! Лу Саломе - не есть чья-то полоффинка! Она есть Убервумен - самый высокий и редкий тип челоффека! В отличие от прочих диких самок, природа не предусмотрела для таких достойных партнерофф!

Я читал "Заратустру" и для меня эта теория философа не новость: все бабы никчемны, кромы единичных полубогинь. Мне остается только протестировать клон ученого методом Тьюринга, чтобы узнать, насколько мысли, сгенерированные программой, близки к человеческому сознанию.

 - Фридрих, как вы понимаете смысл этого двустишия:

"Медвежонок Ветчину Закусил Малиной

Юный Суслик Уронил Ножик Перочинный"?

- Я понимать это так, что фы не есть зрелая личность. Фы способны мыслить лишь на урофне спонтанных отождестфлений. Фы пустое место, слабое, неспособное сущестфофать самостоятельно...

Я вновь подвигаю ладью на f4. Что-то в этом спиче Фридриха мне очень знакомо. Не иначе, Аннушка подлила "масла" в базу данных, прибираясь у меня в гараже. Но тест пройден, реакция ученого вполне живая. Ведь если бы он догадался о том, что этот странный стишок был придуман для запоминания детьми названий планет солнечной системы, то вряд ли мог бы претендовать на гордое звание биоорганизма.

- Фы потеряшка,  - не унимается философ, - живущая моментом, щепка, которую носит океан, шертва глупых концепций, которыми переполнено коллективное бессознательное...

Я бью белого коня и Ницше окончательно сходит с ума.

Серебряный тверк

 Владимир щурится, смотрит осоловевшими глазищами. Под ними мешки. Впалые щеки, небрежная щетина, в свои тридцать семь выглядит как старик.

Я начинаю сразу с Тьюринга:

- Владимир Владимирович, Кем Ощущается Жестокий Звон Гонга Сопротивления Фатальности?

Поэт морщит лоб, и через пару минут выдает:

Кем ощущается жестокий звон

Гонга сопротивления фатальности?

Сеем мещанство, в восторге от войн

Долго в отступлении катаемся,

Чтоб в крошечном морге, с дыркой в груди,

Героем фильма ужасов отлеживаться,

С наброшенной на ногу биркой:

"Гляди, ещё один свихнувшийся от нежности!"

Тест пройден, поэт не догадался о цветах радуги, зашифрованных в выражении. Не теряя времени, я задаю классику главный вопрос про половинки.

Маяковский обводит взглядом помещение гаража в поисках подходящего наглядного пособия и узрев под слоем тряпок скрипку в потёртом футляре, хобби моей юности, просит подать ему инструмент.

Я протираю скрипку от пыли и протягиваю ее Маяковскому.

Он елозит смычком по струнам, извлекая вырвиушные звуки:

- Ну как, нравится?

- Нет, - содрогаюсь я от адской какофонии.

- Правильно, - кивает поэт, - потому как я играть на этом инструменте не умею. А как вы думаете, если перебрать несколько смычков и найти "тот самый, единственный", скрипка зазвучит?

- Вряд ли, - отвечаю я.

Затем подмигиваю Володе: - Разве что если попытаться ублажить ее нетрадиционно, в два смычка...

Каменное лицо гения свидетельствует о том, что моя шутка-намек не зашла. Тогда я задаю вопрос напрямую:

- Зачем тогда вы, не умея играть, выбрали для личной жизни такой мгм.. мудреный инструмент?

- Если вы о Лиле, - отвечает поэт, - то она, напротив, была самым доступным инструментом изо всех возможных! Жертва эмансипации, нимфоманка, она вообще мало кому отказывала. С другими дамами у меня не было бы шансов...

- Позвольте, - столбенею я, - но ведь вы знаменитость, богатый человек, у таких отбоя не должно быть от поклонниц?

- Это глупые стереотипы, - бормочет гений, - что наши слава и деньги могут помочь совладать с женщиной.

Новость! Теорию о том, что любая женщина - богиня, я от богемного человека услышать не ожидал.

- Есть такое поверие, - продолжает удивлять меня Владимир новой притчей, - что давние предки мужчин некогда были воинственными гигантами (атлантами, титанами, в Библии их еще называли ангелами) четырехметрового роста, прибывшими с иной планеты. Женщины были аборигенами и внешне не отличались от современных. Единственным оружием женщин против исполинских пришельцев, была их гибкость и выносливость. Единственным способом вразумить буйных забияк была любовь. Возможно, первым допотопным (от слов "до потопа") Иисусом была какая-нибудь женщина, которая пожертвовала своей жизнью во время родов для того, чтобы вразумить гигантов. Не случайно ведь до сих пор влюбляясь, мужчина становится робким, а женщина смелой.

Я с жалостью смотрю на сгорбленную фигурку поэта и вспоминаю признание Лили Брик, которое она оставила незадолго до смерти:

"Мы любили заниматься любовью с Осей. Запирали Володю на кухне и забывались в экстазе. Он рвался, хотел к нам, царапался в дверь и плакал. Я казалась себе монстром, но Маяковский такую и любил: с хлыстом..."

Разложение лишнести

- Один юноша влюбился в девушку. - Виктор затягивается сигаретой. Его густые волосы всклокочены, лицо помято, изо рта пахнет гитарой. - Но у этой девушки не было отбоя от поклонников, сама же она не могла сложить себе цену, купаясь во внимании, и на очередного скромного воздыхателя не смотрела.

Тогда он решил стать героем. Пошел в армию и даже поучаствовал в войне. Но на его медали девушка лишь мельком глянула: в ее окружении хватало смельчаков.

Тогда он решил стать богатым. Затеял бизнес, заработал легких денег и начал присылать своей пассии дорогие подарки. Но она лишь складывала их до кучи к дорогим подаркам от других богатых женихов.

Тогда он решил стать умным. Учился, много читал, защитил диссертацию по филологии. Но в окружении красавицы хватало и задротов.

Тогда он прокачал себя духовно и даже съездил на Тибет. Вернувшись, он основал школу эзотерики и... перестал обращать на девушек внимание.

- Но ведь совсем без женщины он не остался? - я не до конца понимаю смысл иносказания музыканта.

- Нет, наверное, - Виктор подкуривает новую сигарету от предыдущей, - возможно, та девушка, повзрослев душой и постарев телом, пришла в школу духовного развития и влюбилась в ее наставника.

- А если бы она не пришла? - разгоняю я табачный дым.

- Значит, пришла бы какая-нибудь другая.

- То есть, красивый роман героев этой притчи не был предопределен на небесах?

Виктор просит сделать ему чай. Я завариваю напиток и ставлю перед рокером маленькую чашечку.

- Какой вкусный чай, - Виктор прикрывает свои щелочки-глаза от удовольствия.

- Обыкновенный, цветочный чай.

- Вот видишь? Для тебя это обыкновенный цветочный чай. Для меня - вкусное питье с нотками барбариса и жасмина. Для третьего - ароматный тонизирующий сбор. А для кого-то - самый божественный нектар. На небесах был предопределен всего лишь чай. А от нашего восприятия зависит: для кого он станет "тем самым", а для кого "одним из".

- Но ведь тогда, чтобы найти свой сорт, нужно перепробовать много разных?

- Это лишнее. Одного-двух будет достаточно, остальное подскажет подсознание.

Что ж, позиция Цоя мне ясна. Все женщины одинаковы, красота в глазах смотрящего. Остается соблюсти формальность и проверить на Тьюринга музыканта.

- Виктор, что ты думаешь об этом двустишии:

"Юная Аннушка, Старая Аннушка и Афанасий

с Евой, Аркадием и Анатолием падали наземь"?

- Первые буквы имен соответствуют начальным буквам земных материков, - недолго думая отвечает Цой.

Тест провален.

- Ну конечно, - бормочу я вслух, озадаченный результатом, - он ведь создан роботом...

- Робертом, - поправляет Виктор.

- Робертом, - киваю я растерянно.

*           *          *

Она появляется неожиданно и долгожданно. Обнимает сзади мою голову, успокаивает ее ласкою лучше любого эйфоретика, прикрывает мои воспаленные глаза прохладными ладошками, мол, угадай: кто? Напрасно, ведь я узнаю ее из тысячи, из восьми миллиардов! Я узнаю ее спиной, третьим глазом, шестым чувством, верхним слоем эпителий, кончиками волос. Определю ее присутствие по дуновению сквознячка из приоткрытой ею двери, по неуловимому запаху феромонов, по всплеску уровня фенилэтиламина во влюбленном мозгу.

- Ты знаешь историю про притчу и правду? - ее голос звучит божественной музыкой. В ней все семь нот, семь вечных ценностей:

Dominus

Rerum

Miracle

Family

Solis

Lactea

Siderae

Гамма чувств, гамма любви, гамма совершенства.

Я стараюсь не поддаваться волшебным чарам, не слушать ее голос, вникать только в суть ее слов, ведь я обещал.

- Однажды по городу шли две женщины. Одну звали Притчей, а другую Правдой. Притча была прекрасной, но никто не мог этого оценить: хиджаб и пышный балахон прикрывали от всех ее красоту. Правда одежду не носила вовсе. Она была несовершенна: жители города смотрели на ее шрамики, морщинки, целлюлит, на кривизну ее ног и прочие изъяны. Смотрели и не могли оторвать взгляд...

Я чувствую спиной прикосновение ее сосков и понимаю, что она обнажена. Ее нежные пальчики скользят по моему лицу, ранятся о щетину, я покрываю ранки поцелуями. Не в силах больше терпеть, я резко разворачиваюсь, усаживаю ее к себе на колени, сжимаю в неистовых объятиях. Впиваюсь губами в ее глазные яблоки: в каждую половинку по очереди. Ловлю языком цветочный чай из ее уст. Ввожу свой дюжий смычок меж нежными струнами ее страсти...

- Кха-кха, - деликатно покашливает Фридрих Вильгельм.

В любовном исступлении я совсем позабыл про моих новых друзей.

- Я не подсматриваю, - по привычке отворачивается Владимир.

Виктор нервно сминает в кармане пачку сигарет.

- О, у нас гости, - она смущается, натягивает мою футболку, одергивает края. - Предлагаю в честь знакомства устроить чаепитие!

Гости кивают своими кукольными головешками.

Я накрываю игрушечный столик, достаю посуду из детского набора: чайничек, чашечки, блюдца. Расставляю детские стульчики, сажаю на них три мужские фигурки. И четвертую, свою любимую, женскую.