Либерман-яйцеубийца 22. «Эх, яблочко, куда ж ты котишься?»

– Вить, а что там за история с яблочной лихорадкой была?

            – Забавная вышла история, прикольная.

 

– Страна живет в эпоху великих перемен, – самозабвенно токовал папаша, успевший в субботнее утро разбавить молдавский коньяк чаем, – хозрасчет, перестройка, гласность. Вам понятно? – посмотрел на нас.

– Угу, – отозвался я.

Виталик зевнул.

– Гога, тебе не интересно? Ты как Фридолин, нахальный барсучонок?

– Почему не интересно? – испугался брат. – Очень интересно! Очень! – выхватил ежедневник за 1986 год и приготовил карандаш. – Не нахальный я!

– Почему ты тогда зеваешь?

– Спать хочу.

– А ночью чем занимался?

– Заборы воровали.

– И как улов?

– Четыре пролета унесли, – доложил я.

– Молодцы, все в меня. Так вот, продолжим. Гласность, ускорение, хозрасчет. Хозрасчет, это когда деньги сами зарабатывают. Записал?

– Нет еще, – пропыхтел брат.

– Ты поторопись, умные мысли ждать не станут. Ты это, того, поспешай. Потом издашь мои речи, – папаша приосанился, как породистый голубь перед голубкой с сельской помойки, – денежку заработаешь. Так говорил Либерман, – показал рукой, будто вынимает слова из воздуха. – Золотое тиснение, кожа, обрез…

– Володь, у тебя язык без костей, – ехидно сказала из кухни мать. – Если б хоть часть твоих высказываний сбывалась, ты бы давно уже был министром.

– Дай срок – стану министром, – он задорно подмигнул нам.

– Ты же брешешь как сивый мерин, какой из тебя министр?

– Я может это, – покрутил пальцем, – даже выше стану. Членом Политбюро стану! – хлопнул по столу ладонью.

– Нет уже Политбюро! Трепло.

– Сама ты трепло! – обидевшись, вскочил, схватил с лосиных рогов любимую коричневую шляпу. – Я на работу! – хлопнул дверью.

Мы с Виталиком вышли следом.

– Нам бы тоже хорошо какой-нибудь, – брат заглянул в книжку, – хузучет провести.

– Зачем?

– Денег заработаем, – мечтательно вздохнул брат.

– Ты уже хотел простыни продавать и что?..

– То простыни, а то хозучет. Понимать надо, – совсем по-отцовски принял важную позу, – текущий момент.

– Ты тоже трепло, вроде бати.

– Сам ты трепло! Вот ты ничего придумать не можешь, а я могу!

– Могу я придумать, – без особой уверенности возразил я.

– Не можешь!

– Мы с Пятачком почки продавали.

– Это давно было. Ты что-нибудь новое придумай.

Я молчал.

– Не можешь, не можешь!!! – брат, размахивая руками, начал скакать по двору, распугивая разомлевших от жары кур. – Не можешь, не можешь!!!

Пестрый петух, посмотрев, начал прыгать рядом, так же вскидывая крылья. Белый петух, молодой, вздохнув, нехотя присоединился к пляскам. Индюки, выстроились в ряд вдоль забора и осуждающе кричали, возмущенные падением нравов. На шум выглянула мать.

– Виталий! – рявкнула она. – Хватит пыль по двору гонять!

Петухи сделали вид, будто их тут не было, и прыснули в стороны, Виталик замер посреди прыжка, индюки смущенно замолкли и степенно отошли.

– Не следишь ты за братом, падла, – укорила меня мать, – совсем не следишь.

– Я слежу.

– Чего он тогда скачет, как козел? Чего он от рук отбился?

– Не знаю, – я пожал плечами.

– Виталий, ты чего зикаешь, как козлина безрогая?

– Я это… – глаза брата судорожно заметались за стеклами очков, – для здоровья.

– Для здоровья надо яблоки есть, а вы не едите, – мать осуждающе покачала головой. – Все нам с батькой приходится да коровам есть, а вам яблоки и в нос не влипают.

– Я уже не могу их есть, – мрачно признался я.

Яблоки уже не лезли в рот, от них надувался и бурчал живот, но экономная мать, волнуясь, что столько яблок пропадает, заставляла есть их едва ли не силой.

– Надо, Федя, надо. Ты думаешь, партизаны – подпольщики хотели есть хлеб из мякины? Ты думаешь, бабушка ваша, покойница, хотела лебеду есть? А ведь ела! Еще и нас кормила, земля ей пухом! И вы будете жрать, иначе удавлю, дармоеды! – потрясла внушительным кулаком перед моим носом.

– Будем, – понурился я, – куда мы денемся?

– Он еще пререкается! – не глядя, нащупала на полочке для обуви старый ботинок и швырнула в меня.

Я был научен горьким опытом – ловко увернулся и проскочил в калитку – под защиту забора. И не зря. Второй ботинок заставил забор вздрогнуть.

– Только попробуй яблоки не поесть! – прокричала мать. – И ботинки на место положи, скотина, – скрылась в доме.

– А по мне не кинулась, – дурашливо высунул язык Виталик.

– Невелика заслуга. Хорош кривляться, слушай, что я придумал.

– Что? – брат подбежал. – Деньги будут?

– Не знаю насчет денег, но что яблок придется есть меньше – это я тебе гарантирую.

– Яблоки не надо есть? – заинтересовался он. – Как? – выхватил свой ежедневник, готовясь записывать.

– Слушай, – я вкратце пересказал рассказ Джека Лондона с «яичной аферой».

– А мы тут при чем? У нас же яиц нет?..

– У нас есть яблоки, а сделаем мы вот что: ты расскажешь своим друзьям – шалопаям…

– Кому? – перебил Виталик.

– Шурику, Рашпилю и Башкиренку, можешь Пепе, что кто-то покупает яблоки.

– Дорого?

– Само собой. Вот ты им расскажешь, что кто-то дорого покупает яблоки, они начнут искать яблоки на продажу. А мы будем продавать им яблоки дешево.

– Ты что, дурак? – покрутил пальцем у виска. – Зачем нам продавать им дешево, если мы можем продать дорого?

– Затем, – терпеливо начал я, – что никто их не покупает, а мы продадим.

– А если мне не поверят?

– Скажешь, что видел объявление.

– Где?

– На заготконторе, – на ходу придумывал я.

– Там есть объявление?

– Будет! – план обретал все более четкие очертания. – Объявление я беру на себя. Только ты не в лоб говори, а деликатно, вроде как невзначай. Понял?

Мы разошлись. Виталик отправился на поиски приятелей, а я устремил кормящие ноги в правление. Папаша мирно сидел в кабинете, закинув ноги на стол и полулежа в кресле и был занят важным делом: плевал из трубочки жеванной бумагой по мухам, лениво ползающим по потолку. Я вспомнил про висевшего здесь предыдущего директора и поежился…

– Почему без стука? – вскинулся папаша. – А, это ты… Чего приперся? Не видишь что ли, что я работаю?

– Вижу.

– Чего тогда пришел? Мешать? Я тут, между прочим, не груши околачиваю, как некоторые, а глобальные проблемы решаю. Мирового, можно сказать, уровня. Так что тебе?

– Я хотел…

– Погоди, хотел ты. Рано тебе еще хотеть.

– Можно?..

– Можно Машку за ляжку и козу на возу.

– Я на машинке попечатаю?..

В предбаннике перед кабинетом было что-то вроде каморки секретаря. За столом стояла старенькая печатная машинка.

– Зачем тебе?

– Интересно же.

– Интересно ему, – с осуждением покачал головой, – мне вот интересны фильмы про кишлаки. Есть в них что-то, понимаешь, доброе…

– Так я попробую?..

– Долби, только дверь закрой, дабы не мешать мне думать.

Я закрыл дверь в кабинет, уселся на секретарское место. В машинку были заправлены три листа бумаги с проложенной между ними копиркой. Быстро настучал двумя пальцами текст: «Объявление. В ближайшие дни будет производиться закупка яблок у населения. Дорого» Подумал и добавил: «Потребсоюз» – так солиднее выглядело. Прокрутил лист и ниже набрал точно такое же. Вытащил листы, по линейке разорвал пополам. Вот и шесть объявлений. Прихватил из стола коробку кнопок. Первое прикнопил на двери правления, втрое на двери почты. Третье украсило дверь АТС. Четвертое – дверь клуба. Пятое закрепил на двери дощатого здания: старого магазина и заготовительной конторы. Последнее оказалось на двери нового магазина. Довольный и с гудящими от бега ногами вернулся домой. Брат с вороватым видом сидел на лавке напротив веранды.

– Ты где ходишь? – кинулся ко мне. – Там правда яблоки покупают.

– Ты откуда знаешь?

– Батя Рашпиля объявление видел.

– Где?

– На почте.

– Хорошо, – я довольно потер руки, – все идет по плану.

– По какому плану? – брат по-матерински всплеснул руками. – Надо успеть продать яблоки, а то купят сколько им надо и уедут.

– Кому продать?

– По объявлению.

– Никто ничего не покупает.

– А объявление?

– Это я написал.

– Ты?! – глаза за стеклами очков широко распахнулись. – Ты?!

– Ну я, – я скромно потупился.

– Ничего себе, – брат пораженно покачал головой. – И что теперь?

– Теперь надо только подождать.

Ждать пришлось недолго. Из дома выскочила мать:

– Вы чего тут ждете?

– Стоим…

– Вы стоите, – всплеснула руками, как только что Виталик, – а умные люди не стоят! Умные люди яблоки продают!

– Какие яблоки? – спросил я.

– Зиночка звонила: на магазине объявление висит, что яблоки покупают. Понятно?

– Угу.

– Что ты как болотная сова тут угукаешь? Вы их бесплатно жрете, дармоеды, а можно денежку неплохую заработать! Ясно?!

– Ясно.

– Что тебе ясно? Не стойте, а идите яблоки собирать, дармоеды.

– У нас на веранде два мешка целых, – возразил Виталик.

– Два мешка – это на один зуб! Идите собирать!

Вооружившись ведрами и мешками, мы пошли в сад. Потрясли приглянувшуюся яблоню, стали собирать яблоки. Минут через двадцать подбежал Шурик:

– Привет, что вы делаете?

– Яблоки на продажу собираем, – ответил я, – мать велела.

– Слушайте, – Моргуненок заюлил, будто хотел сходить по малой нужде, да негде, – а вы мне не продадите яблок?

– Зачем тебе? – спросил Виталик.

– Ну… – замялся, – поесть…

– Бери, ешь, – я подмигнул брату.

– Мне домой бы…

– Возьми несколько штук, – разрешил я.

– А все ведро можно взять?

– Ты что? Того? Как мы без ведра будем? Нас мать удавит за ведро.

– Я со своим приду.

– Нет, ведро это много. Нам не хватит, мать рассердится.

– Давайте, я куплю у вас ведро яблок.

– За сколько? – вскинулся Виталик, впитавший от родителей любовь к деньгам.

– Десять копеек дам.

– Ты что, – удивился я, – ведро яблок за десять копеек?

– А сколько вы хотите?

– Ну не знаю…

– Рубль! – выкрикнул Виталик. – Рубль хотим!

Я осуждающе посмотрел на брата, но было поздно – слово не воробей.

– Хорошо, – Шурик сорвал с головы кепарик и хлопнул им о землю, – за рубль ведро.

– Только в твое ведро, – уточнил я.

– Идет, я сейчас, – довольный Моргуненок убежал.

– Рубль получим, – Виталик довольно потер руки.

– Ты вечно спешишь, – нахмурился я, – а могли бы больше получить.

– Сколько?

– Рубля два…

– Два?! – брат едва не заплакал. – Два?!

– Почему нет? Если бы у него было два рубля, получили бы два.

– Я не подумал.

– Оно и видно.

Прибежал Шурик с мешком.

– А где ведро? – не понял я.

– Вот, – он протянул две мятых бумажки и пятьдесят копеек, – два с половиной ведра. За мешок.

Мы с Виталиком переглянулись. Брат едва не плясал от радости, что получит так много.

– Давай, – закричал он, но я толкнул его локтем и посмотрел на Шурика:

– Мы договорились на рубль?

– Да.

– За ведро?

– Ну да, – закивал.

– Но за одно ведро, так?

– За одно? – Шурик поник.

– Конечно, нам же самим яблоки нужны.

– А два? – Моргуненок умоляюще смотрел на нас.

– Только для тебя, как друга, второе ведро за полтора рубля, – сжалился.

– И сала принеси! – выпалил Виталик.

– Хорошо.

Мы отгрузили Шурику два ведра, и он, пыхтя, поволок их домой.

– Два с полтиной, – сказал я, глядя вслед, – неплохое начало.

– Думаешь, еще кто-то купит?

– Еще не вечер.

Я как в воду глядел. Через час прибежал Рашпиль, узнавший от Шурика о продаже и столковался на ведро за два рубля. Потом Башкиренок, купивший ведро за два с половиной. Пришла Катька – младшая сестра Башкиренка и на тридцать копеек купила два десятка крупных яблок. Опять прибежал всклокоченный Шурик:

– Продайте еще два ведра, – едва не плача, совал два с половиной рубля.

– Уже ведро стоит два с половиной, – ехидно сказал Виталик. – И где наше сало?

– Я принесу.

– Вот когда принесешь, тогда и отсыплем. Если останется.

– Сейчас, – Шурик рванулся бежать, но я придержал его:

– Ты где деньги взял?

– Ну… это…

– Где?!

– Я продал яблоки.

– Кому?! – закричали мы.

– Ирке и Ленке.

Ирка и Ленка – это двоюродные сестры Шурика, дочки деревенского токаря Толика.

– Дорого?

– Ну…

– Ну?

– За пять! – выпалил Шурик.

– И ты хочешь у нас за два с половиной, а сам за пять? – медленно спросил я. – Ты что, еврей?

– Нет, – Шурик поник, как одуванчик.

– Ладно, тебе как другу, за три рубля. Берешь?

– Беру!

– И сало, – напомнил Виталик.

– Принесу.

Насыпали ведро и Шурик убежал.

– Ничего себе, – пораженно сказал брат, – за пять рублей продал, вот хитрец!

– Хватит болтать, собирай яблоки.

Детей деревни охватила самая настоящая яблочная лихорадка. Они перепродавали друг другу яблоки, потрошили свои копилки. В ход пошел натуральный обмен: меняли на яблоки детские сокровища в надежде выгодно сбыть неизвестному покупателю.

К вечеру объявился взбудораженный папаша:

– Там яблоки покупать будут, а вы чего лежите?

– Володя, они не лежат, – успокоила мать. – Я им велела яблоки собирать.

– Да? И где яблоки? – грозно уставился на нас.

– Ну… – я неопределенно развел руками.

– Что ну? – вскинулась мать. – У нас только на веранде три мешка яблок.

– Уже нет, – скромно потупился я.

– Что значит, нет? – не поняла мать. – Недавно стояли.

– Уже нет…

– Куда же они делись?

– Мы их съели.

– Съели?! – глаза матери едва не выскочили. – Три мешка?

– Ну да.

– Три мешка? – не поверил папаша.

– Ну да.

– Ну вы и проглоты, – папаша с уважением смотрел на нас. – Такое даже я не смог бы сделать – сожрать три мешка. Нет, ну надкусить бы смог, но съесть… – он почесал затылок.

– На такое даже корова не способна, – покачала головой мать. – Как бы они не лопнули.

– Лопнут – страховку получим, – обрадовался папаша.

– А на похороны расходы? – сварливо спросила мать.

– Похороны можно и дешево сладить, без поминок.

– Володь, ну что ты городишь? – всплеснула руками. – Как же без поминок? Что про нас люди скажут? – чопорно поджала губы.

– Скажут, что мы настолько убиты горем, что забыли про поминки.

– Если только так.

– Короче, – хлопнул ладонью по столу, – пока не лопнули, идите и собирайте яблоки. И не вздумайте жрать!

Мы переглянулись и отправились за яблоками. До темноты успели продать еще несколько ведер.

– Как дела? – из сумрака соткался папаша с огоньком сигареты в зубах. – Живы еще?

– Живы, – пробурчал Виталик.

– Много набрали?

– Мешка два, – я показал на мешки.

– Мало, дети мои, ничтожно мало на фоне окружающего нас фруктового изобилия. Ну ничего, ночь большая. Собирайте, – закинул мешок на плечо. – СтаршОй, подсоби.

Я закинул второй мешок ему на другое плечо.

– Мешки, если что, в сарае берите, – он ушел.

– Нам что, в темноте собирать? – не понял Виталик.

– Угу.

– Долго?

– Я откуда знаю? Не отвлекайся.

Собирали часов до двух ночи, пока не пришла мать.

– Вы не забыли, что надо дров найти, свиньям завтра варить? – спросила она.

– За заборами идти? – прямо спросил я.

– Можете ошлепки всякие поискать.

– В темноте?

– Не трепи мне нервы! Идите за заборами!

Отнесли домой собранные яблоки и привычно отправились на охоту за заборами.

– Пошли к конторскому саду, – предложил я. – Там еще кое-где забор остался.

– Пошли.

В конторском саду шумело, шуршало, трещало и ухало.

– Чего это? – испуганно прошептал брат.

– Яблоки добывают, – сообразил я. – Придется искать забор в другом месте.

– Давай дверь на почте украдем, – зевнул брат, – а то спать охота.

– Сколько там с той двери дров? Она же из оргалита.

– Бруски деревянные.

– Ладно, – я тоже хотел спать, – пошли за дверью.

Дверь сняли быстро – сказывался опыт. Поволокли по липовой аллее в сторону клуба, потом нырнули в лесопосадку, потом в наш сад.

– Стой, – прошептал я, услышав в саду подозрительный шорох. – Там есть кто-то.

– Леший? – испугался Виталик.

– Какой еще леший? Леший в лесу, а это сад.

– Мог из посадки забрести.

– Не выдумывай, – я опустил дверь на землю. – Пошли, посмотрим, что там.

Я достал из опущенных в карман старых папашиных брюк охотничий нож.

– А если это хрущи – людоеды? – Виталик схватил меня за рукав.

– Нет, там что-то крупное. И сейчас не май, для хрущей – людоедов не сезон.

– Вдруг это енот – трупоед на яблоню залез? – трусил Виталик. – Они же ловкие, могут и на дерево забраться.

– Посмотрим, что там за енот.

Осторожно углубились в сад.

– Вон, смотри, – указал я на сгусток темноты в кроне яблони. – Эй, ты чего там? – спросил громко.

Фигура замерла.

– Ты кто?

Ответом была тишина.

– Учти, батя любит по тем, кто яблоки ворует, стрелять, – предупредил я. – В ворошиловского стрелка играть. Сейчас его позовем!

Откуда-то со стороны асфальта послышался топот убегающего человека.

– Ну что? Звать?

– Нет, не надо. Это я, Сысой, – просипели с яблони.

– Что ты там делаешь? Решил, как Фирс, на яблоне ночевать?

– Яблоко хотел сорвать – что-то в горле пересохло.

– Из-за одного яблока на дерево полез?

– На дереве посочнее.

– Слезай.

Сысой, идейный местный маргинал, слабосильный забулдыга и матерый браконьер, отсидевший пять лет за угон совхозного комбайна, покорно слез. Как и всегда, он был одет в широкие клетчатые штаны и увешан бусами и шарфами, за что его любили бить местные подростки. На животе Сысоя болтался плотно набитый рюкзак.

– Чего это ты как кенгуру стал с сумкой на пузе ходить?

– Не знаю, кто такой Кенгура, а мне так это… удобнее, в общем. Никто со спины не срежет… Я пойду?

– Что в рюкзаке?

– Каком?

– Что на пузе.

– Ах это. – Он хлопнул себя по лбу. – В этом?

– Угу.

– Это… это…

– Что это?

– Вещи мои. Зимние. Хотел простирнуть. На озеро шел.

– А в горле по пути пересохло, да? – подсказал я.

– Ну да. Я пошел?

– Рюкзак!

– Ладно, ладно, – он перевернул рюкзак, вываливая на траву яблоки, – и сорвал-то всего ничего. Подумаешь! – с досадой откинул в темноту опустевший рюкзак. – Я пойду?

– Иди.

Он ушел.

– Ворюга, – обиженно сказал Виталик. – Только отойдешь, как воруют.

– Угу.

– Хотел украсть наши яблоки, гад. Нужно было его отпинать!

– Не надо, он безобидный. Его и так все пинают.

– Мы с Шуриком, если поймаем его, шибздика сраного, то отпинаем, чтобы не тырил наши яблоки! Гад в клетчатых штанах!

– Не ори. За что вы его собираетесь бить?

– А вдруг он посматривает, когда я с яблонь гажу?

– Вряд ли его это может заинтересовать…

– Вдруг он извращенец?

– Не, ну тогда да, – я развел руками. – Если только так, то да.

– И вообще, если он в клетчатых штанах ходит, то может он вовсе немец!

– Немцев и без него тут хватает. Надо рюкзак найти и яблоки собрать.

Домой пришли только в четвертом часу утра. Сгрузили яблоки и дверь, легли спать.

Назавтра в деревне только и разговоров было, что о торговле яблоками. Все ждали скупщиков. Мы с Виталиком выгодно продали еще несколько ведер.

– А хорошо, – брат снял очки и мечтательно щурился на солнце, – и я блоки есть не надо и деньги несут. Хорошо ты придумал.

– Угу, – какое-то странное предчувствие не давало мне покоя. Неужели все так хорошо закончится? В рассказе кончилось не очень, неужели у нас получилось?

– Дураки какие, да?

– Кто?

– Все. Поверили объявлению.

– Это да.

– Может, еще про что-нибудь повесить? Листья там какие-нибудь покупать или песок?

– Листья везде есть, с листьями не получится. А песка – полный карьер.

– Ну, не знаю, – почесал затылок, – надо что-нибудь такое, что у нас есть, а у других нет.

После обеда пришел грустный Шурик.

– Привет, пецики. Слышали, яблоки покупают?

– Слышали, – усмехнулся Виталик, хитро подмигивая мне. – А ты чего грустный? Зуб болит?

– Я уже свои яблоки продал, теперь нести нечего.

– Куда нести? – Не понял я.

– К правлению.

– Зачем? – спросил Виталий.

– Там покупают.

– Кто?! – в один голос спросили мы.

– Не знаю, кто-то покупает.

– Дорого? – брат схватился за голову.

– Говорят, что дорого, – Шурик вздохнул, – а я уже продал.

Мы молчали, пытаясь понять.

– Ты кому продал-то? – спросил я.

– Оресту продал, Ирке с Ленкой, Быре.

– Ничего себе! – Виталик взглянул на приятеля по-новому, с уважением. – Ты и правда еврей.

– Денег много выручил? – небрежно поинтересовался я, прикидывая, что можно еще яблок продать.

– Почти двенадцать рублей.

– Неплохо, – наш барыш был крупнее, но все равно, успехи Шурика внушали уважение.

– А я вам сала принес, – он достал из кармана завернутое в газету подтаявшеее сало, – и хлеба, – из второго кармана показался другой сверток.

– Спасибо, – поблагодарил я.

– А лук? – спросил жадный Виталик.

– И лук, – Шурик вручил другу две крупные луковицы.

– Давайте поедим, – брат воровато оглянулся, не подкрадывается ли кто-нибудь отнять еду.

– Давай, – я достал нож, поделить на троих.

Сели на траву, быстро сжевали свои порции.

– Жалко, что мало, – вздохнул Виталик.

– Я чтобы мамка не заметила, – оправдываясь, сказал Шурик.

– Да ладно, – успокоил я, – нормально все.

– Нормально, но мало, – вставил Виталик.

Пришлось пнуть его ногой:

– Не жадничай!

– У меня растущий организм, – обиженно повторил он коронную отцовскую фразу.

– У Шурика тоже растущий, но он же столько не ест.

– Не ем, – закивал Шурик. – А вы правда четыре мешка яблок вчера съели?

– Кто тебе сказал?

– Лобаниха мамке говорила, а я слышал.

– Нашли кому верить, она и не такое придумает. Помнишь, как сочинила, что Виталик помер?

– Это да. Сказала, что ей Зиночка Башкириха сказала.

– Понятно, – значит, мать не утерпела и сказала Зиночке, а та начала трепаться по деревне. – Мы меньше съели.

– Вы правда теперь лопнете?

– Если сало есть, то не лопнем, – мгновенно сориентировался брат.

– Так я вам еще сейчас принесу, – вскочил обрадованный Моргуненок.

– Подожди, – остановил я, – пока не надо, мы только поели. Пока хватит.

– Точно хватит?

– Точно.

– А то я могу.

– Не надо.

– Дети!!! – от дома послышался крик матери. – Вы где?!

– Ладно, нам пора, – я встал и подхватил мешок с яблоками.

– До вечера, – Шурик убежал.

Виталик взял ведра, и мы пошли к дому. На лавке сидел довольный папаша и дымил «примой», как пароход на Миссисипи.

– Автомашину куплю с магнитофоном, – голосом Косого мечтал он, – пошью пиджак с отливом. Поеду на Кавказ: хачапури буду есть, воду минеральную пить. Вы только подумайте, обычная вода, но от сотни болезней помогает. А вот потом…

– Что потом? – не выдержала мать.

– И заживем в полном порядке, – самодовольство из него так и перло, как из хряка-производителя. – Радуйтесь, оболтусы, ваш батя гений коммерции, а не праздношатайка какой-нибудь!

– Что случилось? – осторожно спросил я.

– Дельце одно провернул, – он довольно потер руки.

Я насторожился еще больше: обычно все «дельца» папаши оборачивались убытками для семьи.

– Спер что-то? – ляпнул Виталик.

– Почему сразу спер? Выше бери! – папаша ткнул пальцем в небо.

– Тебя министром сделали? – радостно прокричал брат.

Родители переглянулись.

– Кать, надо было делать аборт, – папаша покачал головой, – говорил же.

– Уже поздно. Короче, – объяснила мать, – батя ваш все яблоки скупил.

– Какие яблоки? – не понял я.

– Все деревенские яблоки, – родитель расплылся в широкой пугающей, – можно сказать, на корню.

– Зачем? – в животе появился какой-то ледяной комок, и он все разрастался, словно катясь со снежной горки.

– Кать, я же говорю, они балбесы. Ладно, – он сиял будто начищенный самовар, – объясню. Все яблоки у меня – значит, я монополист, как капиталист, и могу устанавливать цену. Ясно?

– Ясно, – кивнул я, – но кому ты их будешь продавать?

– Приедут покупать скоро.

– Кто?

– Объявления на всех столбах висят, что будут покупать яблоки дорого. Это вы ничего не читаете, а батька ваш не спит! Они приедут, а тут я такой! Опа-на!

Мы с Виталиком потрясенно переглянулись.

– Я не из тех, кто упускает удачу, особенно если она сама идет в мои руки! – папаша широко раскинул руки, будто намереваясь на Масленицу обнять столб с призами и гордо выпятил грудь. – Я не позволю этой лакомой добыче достаться перекупам, не пущу их на богатую поляну! Какой бы малой не была вероятность срубить бабла, ее нельзя отвергать заранее.

– Володь, а вдруг это… – мать испуганно прижала ладонь ко рту… – яблочники?..

– Какие яблочники? Что за яблочники?

– Это такие злые кукольники: они подсовывают человеку колдовское яблоко как в Белоснежке и семи гномах и когда человек это яблоко съедает, то яблочники начинают им управлять, как гаитянским зомби. Короче, люди становятся их послушными марионетками. Гамельнского крысолова помнишь?

– Есть такой момент в мифологии загнивающей Европы.

– Так вот, яблочники – это его дети, прижитые от крыс, и ученики.

– От крыс?!

– Он же не просто так крыс уводил… – глаза матери зловеще блеснули. – Так что ты поменьше с яблонь гадь, – посмотрела на Виталика, – а то встретишь там яблочника да и запекут тебя как румяного молочного поросенка с яблоком во рту.

Брата аж передернуло от этих слов.

– Сам Кашпировский с ними связан – это доподлинно известно!

– Х-м, если сам Кашпировский… – папаша Кашпировскому не то чтобы верил, но «заряженную» им и Чумаком воду по требованию матери пил. – Хотя он для меня не авторитет…

– Для тебя, анохи, никто не авторитет! Ты никого не слушаешь и вечно попадаешь в просак! Нет, ну ты подумай! – всплеснула руками. – Кашпировского во всем мире знают, одному тебе он не авторитет!

– А спастись от них можно? – обиженно пробурчал Виталик.

– Тебе – нет! – отрезала мать. – А нормальным людям поможет пить яблочный уксус настоянный на бессмертнике. Сами они вроде больших липких медуз, только на суше живут, потому как в морях и океанах яблок не растет. Но злобно жужжат как разозленные пчелы и умеют летать по воздуху, маскируясь среди падающих яблочных лепестков. Но могут и облик людей принимать при определенных обстоятельствах – да так, что от настоящих людей и не отличишь. Правда, их тоже можно перловкой поразить. А еще как яблочники делают: вырезают из яблока фигурку человека и колют в нее высушенными заостренными черенками яблок, вызывая боли в определенных органах, вроде как у колдунов вуду, – возбужденно блестя глазами, делилась сакральными знаниями мать.

– Просто диву даешься, до чего только люди не дойдут, дабы уязвить ближнего, – удивился папаша, – как только не заморочатся, лишь бы напакостить достойному члену общества.

– Почему ты думаешь, что достойным?

– На ханыгу какого-нибудь или банального обывателя не стали бы так заморачиваться, яблоки переводить, а просто ткнули бы пером в бок или шарахнули обухом в лоб и вся недолга.

– Это да, – мать качнула головой.

– А как они фигурки вырезают и черенки втыкают, если они вроде медуз? – не понял я.

– Щупальцами, баран, – просветила меня мать. – Как же еще?

Я не знал, можно ли зажать в щупальцах нож, поэтому предпочел за лучшее понимающе кивнуть – от греха подальше.

– Зимой в спячку впадают, в больших берлогах под корнями яблонь, поэтому зимой их можно не опасаться и спокойно продавать и есть яблоки.

– Нет, до зимы с яблоками ждать бессмысленно, – покачал головой папаша, – они испортятся и покупатели больше не приедут. Продавать надо именно сейчас и никак иначе. Другой такой возможности может больше не представиться. Я не позволю себе опростоволоситься или облажаться!

– А в Японии сакурники водятся, по вишням спецы, но у нас в стране они только на Курилах бывают, так что их можно не опасаться.

– У нас вишни все равно не растут, – пробурчал обиженный Виталик.

– У тебя, неумеки, вишни из-за безделья не растут, – отрезала мать. – А если бы посадил, да ухаживал, да развел тут вишневый сад, то мы бы уже капиталец сколотили на вишневом варенье да вишневой наливочке. А ты все за родительскими спинами отсиживаешься, трутень! И братец твой такой же лентяй, лоботряс и дармоед! – сердито посмотрела на меня.

Я принял смущенный вид, надеясь, что обойдется без побоев.

– Ничего себе! – папаша поскреб лысину. Звуки напомнили трущегося боком о камень матерого варана. – Так и до грушечников со сливочниками и малинников с черничниками докатимся.

– Володя, твоя легковесная ирония в таких серьезных делах совершенно не к месту! Накаркаешь со своим длинным языком на всех беду! Тут нужно думать, как из ситуации выкручиваться, а ты стоишь и ляпаешь, как Емеля мелешь!

– Мы просто не будем их яблоки есть и все дела, – облегченно нашел он решение. – Нам это не опасно, мы яблоки все равно не покупаем.

– Они могут местными управлять… Заставят их написать на тебя анонимки. Тебе мало Корявого? В районе могут и оргвыводы сделать…

– Кать, не нагоняй ты жуть, – отмахнулся папаша (жадность явно перевесила потенциальную опасность анонимок), – здешних подкоряжников никакие яблочники не раскачают. Да и кто купит яблоки, если только что их продаст? Это нонсенс.

– Ну, смотри сам. Не говори потом, что я тебя не предупреждала.

– Это обычные перекупы, вот увидишь. – Сменил риторику папаша. – И вообще, если бы яблочники тут были, они бы давно взяли Виталика под свой контроль.

– А ты уверен, что они его не контролируют? – зловеще прошептала мать.

– Нет… – подумав, решил папаша. – С ним ничего никогда не понятно, ни в чем нельзя быть до конца уверенным.

– Вот видишь!

– Вечно ты, как только я могу немного деньжат срубить, начинаешь пророчествовать как Кассандра недобитая.

– В районе давно на тебя зуб точат с твоим черным плащом…

– Если взглянуть на все объективно…

– То что?

– У меня с районом конфликта интересов нет.

– Будет!

– Я компетентен! На кого они меня заменят? Я тут уже дольше любого директора продержался, всех здешних смутьянов и тунеядцев в кулак крепко зажал и держу. Нет у района против меня методов! Что тут скажешь? Я камаринский мужик! По своей и божьей воле стал разумен и велик! У меня талант! Мой талант выбираться из неприятностей не подводит! Я историческая личность! Я бесподобен! Я порой сам себя удивляю! Я тверд и гибок, как клинок булатный! Мне было суждено величие! Я настолько умный, что просто умные рядом со мной – дебилы! Я экономический доминант! Я уважать себя заставил! Во мне набухают семена величия!

– Вместе с манией величия!

– Мой яркий разум горит во здешнего мраке безумия, как сердце Данко!

– Во мраке твоего безумия!

– Я альфа-самец! Я слышу музыку высших сфер! У меня ребра из золота! Ну, я им всем покажу! Я отличный пример для подражания! Все делаю сам! Вечно быть правым – прямо проклятие какое-то! Я уникален! Ты даже можешь написать про меня пьесу!

– Был бы Дракулой – написала, – зло пробурчала мать. – Но у тебя от Дракулы только черный плащ. И то, что ты из меня кровь пьешь!

– Я герой будущего!

– Ты герой своей истории болезни! С манией величия! Тебя же лечить надо! лечить!!! Не пытайся шокировать меня своей галиматьей! Запомни, ты не пуп земли!

– Я не пуп земли, я ее соль! Тут надо быть мной! Я в этой области единственный директор – не идиот! Те, кто руководили тут до меня, были просто никчемными бездарями! Я всегда смогу подстелить себе соломки! Я всегда знаю прикуп!

– Если бы ты знал прикуп, то жили бы мы в Сочи, – уела его мать, – а не в этом мрачном готическом захолустье!

– Я Ален Делон своего рода, я местный Бельмондо!

– Ты местный безмозглый! Тебя по всему району зовут Чудак в плаще, по всей области уже!

– Моя слава летит впереди меня! Я обладаю бешеной харизмой! Я даже самогоноварение пресек!

– Это просто феноменальное достижение, – едко сказала мать. – Пресек ты, как же! Просто людям стало невыгодно его гнать: ты все изымаешь и сам выхлебываешь вместе с Лобаном!

– Не важно, главное, я остановил позорное бутлегерство! Я самого Горбачева с его «сухим законом» переплюнул!

– Володь, не хвались раньше времени! Они культ личности свалили, у них Горбачев в клипе пляшет, ужо на тебя управу при желании всяко найдут.

– У них самих рыльца крепко в пушку! Им не взять меня на пушку! Они сами на птичьих правах после запрета партии, еще посмотрим, кто кого! Пусть радуются, высокомерные замшелые марксистские ортодоксы, что я не с ними, но и не против них! А мог бы! Ого!

– Хватит! – мать замахала руками. – Тебя вся равно не переспорить разумному человеку, поступай как знаешь! Но помни – я тебя предупреждала. У меня интуиция! Делай как хочешь, только возьми иконку и ладанку, – сдалась она, – и я тебе еще молитвы прочитаю на защиту от яблочников и на удачную торговлю.

– Да, кстати, – папаша прищелкнул пальцами, – а если яблочное вино или, допустим, кальвадос на бессмертнике вместо уксуса настоять – поможет?

– Володь, тебе лишь бы за воротник залить, – раздраженно отвернулась мать. – Всегда повод найдешь наклюкаться.

– Как говорят в народе: не спрашивай, пьет ли, спрашивай, каков во хмелю.

– Так ли, этак ли, а все лишь бы «вмазать»!

– Раньше я мог свободно четверть выкушать. Нет, ну конечно, был романтизьм… закуска…

– Про что я и толкую!

– Как говорил великий Александр Васильевич Суворов: последние портки продай, но после бани выпей!

– Ты и до, и в, и после бани – всегда готов! Как пионер! А Суворов твой только звезды в пост горазд выпрашивать! Про то уже даже и в телевизоре показывают.

– Вы, кстати, чего стоите, пионеры? – папаша вспомнил про нас. – Гусена, там мешки в летучке у Лобана лежат – перенесите их все на веранду.

Через полчаса на веранде выстроились двадцать три мешка с яблоками. И это не считая трех наших…

– Теперь нам конец, – простонал брат.

– Угу.

Когда черед пару дней стало ясно, что никто не приедет за яблоками, мать приказала их есть. Правда, один мешок мы успели распродать не успевшим очухаться детям. От участи лопнуть от яблок спасла только соковыжималка. Я давил на ней яблоки, рядом брат вращал ручку мясорубки, перекручивая яблоки на вино. Часть яблок засушили.

Папаша, чтобы не выглядеть в глазах людей полным дураком, распустил слухи, что невероятно выгодно продал яблоки. Нам об истинном положении дел рассказывать запретил. Мать, чтобы компенсировать потраченные супругом деньги, два месяца кормила нас одними яблоками.

– Ни зьим, так надкушу, – вздыхал папаша и уныло хрустел яблоками, запивая кислым яблочным компотом и закусывая блинами, сделанными из яблочного жома. – Кать, пирожков бы что ли сделала, с яблоками.

– А тесто где взять, хамаидол? – всплескивала руками мать. – Может тебе еще котлету по-киевски сделать, опенок лысый?

– Хорошо бы.

– Нечего было деньги на яблоки тратить, жрал бы сейчас мясо! Говорила же, что яблочники тебя, дурака, дурят, а ты и клюнул, как глупый окунь, вытаращил глаза как вареный рак! Моя интуиция еще ни разу не подводила!