Отсутствие

Яро-расная фарфоровая пепельница. Всегда под руой, всегда переполнена. Пустеет в редие моменты переполнения сторонних, не предназначенных для оуров емостей - стаанов, боалов, рюмо.

Пожелтевшие от табачного дыма зубы, стены, шторы; желтыми сделались то ли от времени, то ли от все того же дыма, три фотографии в рамах, посаженные намертво на стену под вечность а замеревшими часами. 

На рабочем столе, помимо таблето от бессонницы, изжоги и аллергии, ничего примечательного. Глиняный, с позолоченным брюхом, стаан с впихнутыми, словно в гневе, в самое нутро и торчащими в беспоряде изломанными арандашами и ручами. ипы бумаг, блоноты, исписанные забытыми адресами и заблоированными номерами салфети; две, заляпанные чернилами, не отправленные отрыти с поздралениями.

Дюжина пыльных поло вдоль стены, подпертой в углу черным шафом с преимущественно черной одеждой внутри. Не менее пыльные ниги непонятых авторов дюжиной пьяных рядов гниют над столом.

Пишущая машина с бесчувственной лавишей К бездарно-затертого цвета громыхает безумолку, совершая оротие перерывы во время болезненного сна и ашля.

Единственный источни света - старая итайская лампа, салящаяся ядовито-желтым. Справа было оно, наверное, оно все еще там, за наглухо задернутыми шторами. За оном должен быть двор, раньше он там был. 

Слева, у черного шафа, грубо-срипучая дверь. Снаружи в нее ниогда не стучат, иногда лишь стучат изнутри.