Аксолотль

Она играла на виолончели. Эстетика её движений, та самая гармония единения с инструментом, была какой-то совсем не типичной. Казалось, что на её пальчиках есть специальные подушечки, которые, словно присоски, приклеились к струнам и грифу. И именно от этой их особенности звук становится ещё чуть более чувственным, по-новому изящным и поразительно точным.

Исполнялась партия из квартета для фортепиано и струнных ля минор. Малер был категорически бесподобен, но имей он возможность услышать именно этот вариант подачи и то волшебное дыхание, которое она сумела извлечь из старой, но великолепной «Валенсии», он, наверное, был бы изумлён, как был удивлён я, когда вдруг заметил, что кожа её рук неожиданно изменила оттенок. Она стала бледнее, и просвечивающиеся розовые жилки словно олицетворяли присутствие жизни в её худом, утопающем в музыке теле.

С каждым новым звуком она становилась все прозрачнее и как будто тоньше. Волосы, собранные в два пучка тонких косичек, подрагивали в такт движениям её бледного подбородка, который, как и её лицо, все больше терял естественные формы и становился более обтекаемым, сливающимся и призрачным. На моментах эмоциональных пиков её трансформация была ещё более стремительной. Я едва различал в полутьме уже ставшие практически прозрачными руки. Самым ясным в её теле оставались маленькие чёрные глазки, которые, не моргая, смотрели в только ей ведомое пространство.

И музыка. Музыка была ясной до невообразимости.

Я был и удивлён, и очень напуган всем происходящим, потому не постеснялся толкнуть в бок мужика, который сидел рядом и ел бутерброд с красной рыбой, щедро запивая это всё дешёвым бутылочным пивом:

- Простите, а что происходит?

Жующий вытаращился на меня так, словно я нарочно плюнул ему на обувь:

- Исполнитель растворяется в музыке. Ты чё, дундук, вообще в музле не шаришь?

- Да я как-то не предпо…

По моему плечу тихонько постучали сзади. Я обернулся, автоматически принося извинения за разговор во время концерта:

- Я приношу свои…

Закончить я не успел.

- А я на входе покупаю.

- Что покупаете? – не понял я.

- Бинокль, разумеется. Но тут не бинокли, а сплошное посмешище. Вот у деда моего был военный с цейсовскими линзами, вот это, я вам скажу, оптика. Сейчас такое уже не делают. До сих пор жалею, что продал на благотворительном аукционе.

Сидящая рядом с мужчиной дама в красном вечернем платье прыснула:

- Где вы, а где благотворительность. Людей не смешите. И этот любитель рыбы сидит, умничает. В музыке, мол, растворяется, ещё браво начните орать, как полудурошный.

Потом, обращаясь, видимо, уже ко мне, но глядя на исполнительницу, задумчиво добавила:

- Есть ведь очевидная разница между раствориться в музыке и уплыть. Она уплывает, разве вы не видите? Ну ладно эти, но вы… А еще в брюках сидите! Не совестно?

Я опешил:

- Это вы мне? Про брюки?

- Господи, да причем тут брюки? Вы за шелухой зерна не видите.

Она протянула мне приличного размера подзорную трубу:

- Держите, только не разбейте. Так виднее будет. Да вы не на меня смотрите, милейший, на сцену гляньте.

Совершенно сбитый с толку, я взял трубу и посмотрел.

Смычок двигался абсолютно самостоятельно, а старинный инструмент буквально висел в воздухе. Однако качество исполнения никак не изменилось. Звучание было великолепным. Я оторвался от трубы и повернулся к даме. Она мне казалась в тот момент наиболее подходящим собеседником:

- Но как это возможно? То есть виолончель сама…

Дама резко меня оборвала:

- Не говорите чепухи! Инструмент ни при каких обстоятельствах не может самостоятельно играть. Если только пару нот, и то фальшиво. Вы меня удивляете, честное слово.

- Но как же тогда…

Мужик с бутербродом вытер жирные пальцы о спинку впередистоящего кресла:

- Усилием воли, разумеется. Вот ведь дурень-дурацкий, приперся на концерт, а сам ни в зуб ногой. Какое потрясающее невежество! Просто убийственная некомпетентность. Срам! Пива хочешь?

Полненькая девочка, сидящая напротив мужика с пивом, резко повернулась:

- Слышь, урод, если я просру тот момент, когда мама полностью… Короче, я тебе циркуль в глаз воткну. Вот этот.

Она достала из-под сидения здоровенный деревянный циркуль с острыми стальными наконечниками на концах.

Дама в красном оживилась:

- Какой замечательный винтажный аксессуар! Не уступите?

Девчонка скрутила смачную плотную фигу.

- Ответ понятен?

Дама не собиралась отступать:

- А если обмен?

- Интересно, что дашь? Трубу даже не пытайся, у меня их штук двести уже.

- Бинокль с цейсовскими линзами возьмёшь? На благотворительном аукционе купила.

Девочка возмутилась:

- Улётный антикварный циркуль за эту дешёвку? Издеваетесь?

Я решил как-то разрядить обстановку:

- Так это мама ваша играет?

- Ну не ваша же! Вы первоход, что ли?

- В смысле?

Чертовка гневно отвернулась и пробурчала:

- Пускают на концерт кого попало, а потом удивляются…

Дама в красном больно ткнула меня в плечо:

- Вы или смотрите, или трубу верните. Что за бестактность.

Я снова посмотрел в трубу. Сцена неожиданно стала заполняться водой, как будто находилась в огромном чистом аквариуме. Виолончель продолжала играть, но музыка стала значительно глуше. Исполнительница плавно скользила в воде, её коричневое платье слетело и опустилось на дно. Перед зрителями предстало полупрозрачное, почти не видимое существо, которое улыбнулось в зал странным беззубым ртом. Затем, помахав лапкой пухленькой девочке, оно глухо рассмеялось и с последними звуками затихающей виолончели то ли растворилась, то ли просто исчезла без следа.

Зрители взорвались овациями.

- Браво!

- Великолепно!

- Какое чувство!

- Это просто потрясающе!

- Так раствориться в музыке! Это просто необыкновенно!

- Уплыла!

- Растворилась!

- Уплыла!

- Вы идиотка? Растворилась! Ну очевидно же.

- Боже, какая тупость! Вас нужно током лечить. Кто же так растворяется? В растворении совсем другая гармония! Ну ладно этот имбецил с красной рыбой…

Дама в красном снова ткнула меня в плечо.

- А вы, первоход, что думаете? Я же вам специально трубу дала. Вы её своими руками две минуты мацали. Отвечайте немедленно! Уплыла или растворилась?

В полной тишине на меня уставился весь зал. Стало так неловко, что я даже встал.

- Да какая разница? Вы что, совсем сума сошли? Где она? Что это было вообще?

Пухленькая девочка повернулась и хлопнула себя по лбу:

- Форменный дебил.

Мужик с красной рыбой вытер сальные губы рукавом серой рубашки:

- А я всегда говорил, что он дилетант. И вид чмошный, хоть и в брюках. А ты… – он указал толстым пальцем на даму в красном платье. - … дура размалёванная.

Дама терпеть не стала и сразу же вцепилась ему в патлы, успев отдать мне строгое указание:

- Трубу только не разбейте!

И потом началась драка. Просто страшная, лютая бойня. В ход пошло все: туфли, когти, красное платье, рыба, ножки от кресел, страусиные перья, шпаги, тромбон, керосиновый факел, сирень и томик Шиллера. К тому времени, как приехала полиция, я был уже на улице и нервно курил у чёрного входа.

Спустя некоторое время ко мне подошел детектив в штатском:

- Вы свидетель?

- А вам других мало?

Полицейский кивнул в сторону филармонии:

- Эти, что ли? Так их мнение совершенно предвзято. Следствие не может опираться на такое разногласие. Одни орут уплыла, другие кричат растворилась. Мне, гражданин, что прикажете в отчёте указывать?

Я подумал и неожиданно для себя и детектива решил.

- Напишите просто – исчезла. И потом забудьте.

Страж порядка просиял:

- Вот это, я понимаю, уровень. Вы, наверно, из знатоков? Давно филармонию посещаете?

- Первый раз, если честно.

Полицейский неожиданно крепко обнял меня и дрогнувшим голосом сказал:

- Талант у тебя, родной. Талант. Смотри, в землю не зарой. Такое не каждому выпадает.

Мы тепло попрощались, и я уже собирался пойти домой, как вдруг услышал странный царапающий звук и оглянулся.

В свете луны от здания отделилась странная парочка. Закутанная в темный плащ фигура держала за руку девочку, которая опиралась на большой деревянный циркуль. Они неспеша, словно лодочка из кусочка бересты, отдалялись от меня, оставляя на асфальте мокрые, почти мгновенно высыхающие следы.