Двести рублей и ни годом больше!

Пятое Июля. Суббота. Одиннадцать часов утра.

Старенький вентилятор, жужжа из последних сил, разгоняет горячий воздух, в почтовом отделении номер семь, радуя тёплым ветерком назойливых мух. Два медбрата, спотыкаясь, выносят бабку, лежащую на носилках и накрытую белой простыней.

***

За час до…  

Худощавая бабушка в большой белой шляпе, открыла дверь почтового отделения. Осмотрелась и не спеша прошла по разбитому кафелю, к окну с табличкой номер два.

– Вы меня пенсии лишили. Ироды – прокричала она сидящей в окне средних лет женщине, скучно наблюдающей за мухой, – вы меня слышите или нет? Вы пенсии меня лишили! Ироды.

– Что значит, лишили? – невозмутимо спросила женщина, не отрывая взгляда от мухи.

– Должны были сегодня пенсию принести и не принесли! Вот что это значит! – и, сделав паузу, добавила, – Убийцы!

– Понятно! Не принесли, значит. Это вам в соседнее окно,  – меланхолично произнесла женщина, наблюдая за мухой, с желанием её прихлопнуть.

– Ироды! Вы лишили меня пенсии, а мне восемьдесят девять лет. И я к вам на почту пешком по жаре шла. Что это такое, двести рублей дорожных принесли, а тридцать тысяч пенсии нет! Убийцы! Как я на двести рублей жить буду месяц, а? Скажете мне!?

Бабушка достаёт из кошелька двести рублей и бросает их на стол женщине, спугивая муху.

– Вы в общественном месте, ведите себя прилично – говорит меланхолично женщина и швыряет обратно двести рублей бабке.

– А я вам говорю, лишили. Бездельники! Кто тут у вас старший, а? Бабку довели до ручки, а я ведь по такой жаре к вам шла. Думала, помру. Жара, градусов сорок сегодня, а вы Ироды бабку пенсии лишили!

– Вы не кричите пожалуйста. Сейчас разберёмся. А то последние нервные клетки помрут, – произнесла чуть бодрее женщина, впервые подняв глаза на бабку.

– Нет! – топнула ногой бабка, – хочу и буду кричать. Вы мне рот-то не затыкайте. Время десять часов, а пенсии нет! Мне как жить-то на эти двести рублей, а? Скажите мне, пожалуйста? – хватается рукой за сердце, – ой, не могу, довели бабку старую. Корвалол! У вас есть Корвалол? – поднимает двести рублей с пола и кладёт их обратно в кошелёк.

– Подойдите к окну номер пять, они пенсию выдают, там и корвалол спросите. Я посылки принимаю, – сказала меланхолично женщина в окне и вновь принялась разглядывать мух.

– Кто там работает в пятом окне? Почтальон, что ли? – бабка, не получив ответа, пошла к окну номер пять.

– Никто там не работает. Ироды. Нет там никого! Кругом одни бездельники и там не работают, и вы не работаете. Вот здорово живете, а бабка помирать должна по вашей милости!

Бабка подошла к окну, засунула голову в него и бросила паспорт на стол.

– Нет тут никого, Ироды, – прокричала гневно бабка.

В это время на шум подошла приятная женщина лет пятидесяти, с короткой стрижкой и приветливой дежурной улыбкой. Подошла, молча взяла паспорт, прочитала фамилию и начала рыться в бумагах.

– У вас, когда пенсия? – коротко и с улыбкой спросила женщина.

– Шестого числа, – ответила бабка, доставая двести рублей из кошелька.

– Сегодня пятое. Вы не рановато пришли!

– А зачем ко мне почтальон сегодня пришла? А? Пришла в восемь утра и двести рублей принесла. А пенсия где? Почему она её не принесла? – спросила бабка и приготовилась бросить двести рублей.

– Вы Валентина Васильевна, всё верно?

– Да!

– Просто была «досрочка», вот она и пришла к вам пораньше.

– Куда она пришла? – удивлённо спросила бабка.

– К вам пришла! У вас, наверное, перерасчёт был. Да?

– Какой перерасчёт? – продолжая непонимающие спрашивать бабка.

– Ну вы же Замазина Валентина Васильевна, правильно? – женщина ещё раз заглянула в паспорт, убрала его на стол и продолжила рыться в бумагах.

– Да, да, это я, – произнесла торопливо бабка в нерешительности, раздумывая бросать двести рублей в окно, или нет.

– У вас сейчас пенсия тридцать шесть тысяч, – достаёт расчётный листок и показывает на цифры, – а сколько у вас было?

– Сколько, сколько? А я и не помню сколько, все мои, – взволнованно сказала бабка.

– Давайте, пожалуйста, успокоимся! У вас вот было, вот вы смотрите, – она показывает бабке другой расчётный лист, – у вас пенсия, вот какая сумма была, двадцать две тысячи, а сейчас изменилась.

– Какая сумма была? – переспросила бабка, –  двадцать две?

– Да!

– Нее, не двадцать две, а почти двадцать три! Ведь ещё же дорожных двести рублей. Так, что двадцать три тысячи у меня сейчас, почти что.

– Нет, подождите, вы не туда смотрите. У вас почти тридцать шесть тысяч теперь.

– Откуда это такая щедрость? Двадцать две с копейками всегда было!

– Нет, у вас тридцать шесть тысяч, теперь! Перерасчёт у вас был, наверное, а вы ругаетесь!

– А почему не принесли мне сегодня всю мою пенсию, а только двести рублей дорожных. Почему? Ограбить меня хотите? Ироды!

– Вы дослушайте меня, пожалуйста, и не перебивайте. Это «досрочка», она досрочно к вам пришла, почтальон, вы понимаете?  Досрочно вам двести рублей принесла. А пенсию вам пересчитали, поэтому в «досрочку» она не попала. 

– Что пересчитали?

– Пенсию!

– Кому?

– Вам! Может по возрасту вам ее пересчитали или вы ходили куда-то?

– Куда я ходила?

– Ну, я не знаю, куда вы ходили и почему вам пенсию пересчитали!

– Никуда я не ходила! Я всё время дома лежу, я ведь еле хожу. И сегодня всё утро дома была, ждала пенсию.

– Сейчас у вас пенсия тридцать шесть тысяч. Вы, пожалуйста, только не ругайтесь, вам в общем пересчитали пенсию. Поэтому она пришла к нам с центральной почты чуть позже и в «досрочку» не попала. Так-то тоже ведь хорошо, что вам пересчитали пенсию! Правильно же? Теперь она больше. Вот ведь хорошо, что мы во всём разобрались. Так что вы, пожалуйста, успокойтесь, я прошу вас, и не нервничайте.

Бабушка засовывает обратно свои двести рублей.

– Успокойтесь, ага! Как бы ни так! Я вообще расстроилась, сил нет. Теперь лекарства пить надо. Да ещё и не знай, что будет, может, придётся скорую вызывать.

Шарит по сумочке, ищет таблетки. Почтальон в окне считает деньги и выдаёт их вместе с ведомостью бабушке.

– Вот тут распишитесь.

– Где я должна расписаться?

– Вот здесь, – показывает пальцем и даёт ручку.

– Нельзя нас стареньких расстраивать, Ироды, – немного улыбаясь, говорит бабка.

– Это же не мы! Это пенсионный фонд прислал вам перерасчёт, что вы опять ругаетесь.

– Я им ещё туда позвоню. Я им там так ввалю, мало не покажется. Да! Я знаю, куда звонить.

– Вы там давайте, до всех дойдите! Вам пересчитали пенсию почти на пятнадцать тысяч, а вы сейчас там позвоните, отругаете всех! Что уж вы, в самом то деле, успокойтесь, пожалуйста! 

Женщина взяла в руки деньги.

– Давайте вместе с вами считать! – считает, –  пять, десять, пятнадцать... тридцать пять и вот ещё тысяча, итого тридцать шесть тысяч. Всё, возьмите, пожалуйста.

– Спасибо!

– Ну, вы уж, пожалуйста, не ругайтесь. Это ведь хорошо, что вам пересчитали.

– Вы тоже меня поймите, у меня нервы никудышные, – убирая деньги в кошелёк, говорит бабка.

– Понимаем, мы всё понимаем. Вы давайте, пожалуйста, не беспокойтесь и извините нас тоже.

– Уж и вы меня тоже извините, – говорит бабка и убирает кошелек в сумку.

– Ну и ладно, Слава Богу, вам пересчитали всё, видите как все хорошо!

– Вы тоже не виноваты, Пенсионный Фонд виноват, – говорит бабка и закрывает сумку.

– Они тоже не виноваты. Они прислали на центральную почту, ну, а она немножко задержалась. Вы уж, пожалуйста, извините, зато вот сумму вам хорошую насчитали теперь. Вот я вам отдам вот это – протягивает квиток.

 – Ладно, давайте. Слава Богу дожила до новой пенсии.

– Вам, неверное восемьдесят лет исполнилось?

– Да! Конечно исполнилось. Ещё было день рождения в том месяце.

– Вот, неверное, вам и пересчитали, – протягивает паспорт, – вот возьмите и ваш паспорт, не забудьте.

– Как же забыть, не забуду. Меня аж трясёт всю, разве такое забудешь!

– Успокойтесь, пожалуйста, и уж простите нас, – оправдываясь, говорит женщина с приветливой улыбкой.

– Да, за что вас прощать-то? Руки трясутся, не могу...

– Может вам водички дать?

– Ладно! Не надо воды. Корвалола налейте, от него не отказалась бы.

– Корвалола-то нет, закончился! Вы посидите, пожалуйста, маленечко.

– Посижу, конечно, маленечко. Да, посижу и успокоюсь маленечко, а потом до аптеки дойду. Ой, нет, что-то плохо мне, не дойду, по такой-то жаре…

***

Один медбрат споткнулся и упал, выронив носилки. Бабушкина белая шляпа покатилась под машину.

– Ну что вы меня совсем убить хотите? Бездельники. Вы зачем меня накрыли простыней с головой, а?

– Чтоб солнце лицо не пекло, – сказал медбрат и засмеялся.

– Ироды. Я на вас в Минздрав буду жаловаться.

– Можете сколько угодно жаловаться. Минздрав-то, перерасчёт не сделает, и лишних годков к жизни вам не прибавит…