Предательство. Павел Недоступов. Виктория Косенко

 Смерть — чужая печаль. Мертвецу плевать. Не он ест на поминках кутью и рыбные щи, не он лопает блины и разбавленный спирт. Он, заколоченный, на другом уже уровне, в другой даже плоскости, в отличии от живых. Мертвец вроде бы ещё и на Земле, но не "на", а "в", да и буква маленькая вместо большой. И нечто ещё важное отсутствует в покойном, в усопшем. Нине с детства казалось странным называть человека усопшим. Будто человек высох, а не умер. Много позже, начитавшись всяких книг, Нина поняла — имеется в виду временное засыпание. От того странностей не убавилось, ведь теперь, когда Нина наконец овдовела в тридцать лет, ей вовсе не хотелось ничего временного в отношении смерти мужа. Хотелось постоянства от него хотя бы в этом. Верности смерти.

 «Нет уж» — думала Нина — «Умер, так умер. Будь добр»

 Муж, тем временем, усопший и заколоченный, думал не о временном своем положении и не о Нине. Ему до жути хотелось кутьи и своей секретарши. Но мертвое его сознание стало несколько путанным. Иногда Нинин муж звал секретаршу Кутьей, а думая о кутье, называл ее про себя не кутья, а кристина. Смерть свою Нинин муж воспринял хладнокровно и даже как-то заслуженно. Его не смутил инфаркт молодого тридцатилетнего сердца.

 «Нет уж» — думал Нинин муж — «Умер, так умер».

После гроба, венков, земли, оркестра, ладана, после толп скорбящих и псевдоскорбящих Нина наконец могла и выдохнуть и отдохнуть.

 Выдержать порядочный траур Нине не было в тягость. Она на пол года стала пьяницей. Отечность и несвежесть лица коллеги относили к душевной травме. Неопрятную Нину одежду знакомые считали признаком опустошения. А Нина просто каждый вечер пила и смотрела сериалы.

 «Когда бы ещё» — думала Нина — «Смогла бы я познать такую беззаботность? Студенческую в чем-то беспечность»

 Прошли порядочные шесть месяцев и Нина, как тот феникс восстала из тёмного траурного пламени (или из пепла — Нина не всегда теперь точно все вспоминала), из синюшных своих подглазных кругов. Явилась миру возрождённая женщина, почти снова дева — так чиста была ее кожа, так ярок незамутненный похмельем взор. И понеслась мимо этих голубых, по-детски распахнутых миру глаз череда ухажёров, вечеринок и незнакомых кроватей. На кладбище Нина не приходила ни разу.

 Нинин усопший муж познакомился с соседкой по левую руку. Сознание его за полгода полностью прояснилось и он мог подолгу разговаривать с Элеонорой.

 Она при жизни была учителем младших классов, после успения говорила о детях исключительно гадости. Для Нининого мужа такое было в новинку — ни Кутья, ни Нина о детях не говорили вовсе.

 — Знаете что я думаю о детях, Элеонора? — спрашивал соседку Нинин муж.

 — Скажите скорее, откуда же мне знать! — отвечала Элеонора Нининому мужу.

 — Дети, — начинал усопший, — Как влюбленные. Я из офиса ходил на лэнч в парк Столыпина. Садился на лавочку, жевал бурито и смотрел на ребятню. Она игралась на площадке. Они как влюбленные, Элеонора.

 — И в чем же сходство? Подробнее, прошу!

 — Они хватаются за новое с радостью, визгом и счастьем в ладошках, а когда новое перестает обладать новизной, стараются побыстрее забыть и освободиться. Что бы было место для нового.

 — Это как в том фильме, да?

 — В каком, Элеонора?

 — В том где барышня с фиолетовыми волосами платит чтобы стереть память о возлюбленном.

 — Ах, да, точно! «Мгновенное угасание тёмного безумия». Но это всё фантастика! А реальность такова, что мы с Вами - соседи по гробам и мы уже знаем,  что такое -умирать.  Расскажите,  как с Вами это произошло.

— Умирание? Я же ещё совсем молодой женщиной была. Не готова была к остыванию. Жила широко, радостно.  Знаете,  сколько у меня мужчин было при жизни? Вот я Вам сейчас расскажу.  Жорик,  Лёня и два Петра – только в последний год жизни,  а до них – рота или взвод,  я плохо разбираюсь в воинских формированиях. Ещё и муж был Савелий. Думаете,  что нехорошо мужа обманывать? Ну, а что делать,  если он ездил всё время в командировки,  а когда возвращался,  то ложился спать и не обращал на меня никакого внимания.  Я от него слова доброго не слышала никогда. Правда,  не пил,  не курил.  Но такая скукотища,  детей-то мы не родили. А с любовниками хорошо было. Меня сначала секс не интересовал, было интересно смотреть, как мужчина ухаживает, в кровать укладывает,  ну или там – быстро воспламеняется, оприходывает и остывает.

 Я сначала ничего не чувствовала, только наблюдала как вот мужчина берёт, пыхтит,  глаза закатывает,  мычит или буробит что-то. Один так вообще - взвизгивал прикольно,  как поросёнок или декоративный пёсик какой. Самый чувственный момент, сказать какой был? Пришла я к одному арабу – большому  красивому. А я сама – маленькая,  в шляпе с широкими полями – настоящий мухомор! Красавец подходит ко мне, осторожно снимает шляпу и аккуратно кладет её на табуретку. Так осторожно,  что внутри что-то будто оборвалось и мурашки поползли. Думала,  что до самой смерти буду помнить этот момент,  но ошиблась – помню и после смерти.

А ещё я с одним любовником ездила за город в сауну. Часто ездила,  по воскресеньям, как в общественную баню всё равно что. Так и мужу говорила,  что иду в баню с подружками. Он верил. Да ему безразлично было: где я и  с кем. Так вот, приехали мы в очередной раз в сауну,  накупались-накувыркались,  выходим и столкнулкиваемся с владелицей заведения,  в прошлом – мамкой дома терпимости. Так вот, эта «мамка» уставилась на меня и говорит моему полюбовничку,  что какая же девушка у него красивая! И такой взгляд оценивающий,  что мне аж страшно стало,  думаю,  вдруг эта тётенька меня присматривает куда или кому. Но так-то,  что греха таить,  приятно было  - знающий человек как-никак комплимент  сделал.  А потом я читала отзывы об этой сауне и узнала,  что эта тётка котятами камин растапливала. И стыдно мне стало за эту радость от комплимента. 

А ты изменял жене? 

— Да так,  по мелочи.  Несерьёзно. Любил я жену.  Только сейчас здесь и понял,  что,  скажем,  секретаршу хотел,  а жену любил.  Ну, так как же ты умерла?

—  Так это… Выпила лишнего и палёного. Я же пила много в последнее время. Со мной, сцуко,  любовь приключилось. Неразделённая…

Однажды утром  Нина протрезвела,  протрезвела и всё вспомнила. Банальная история,  просто баанальшейшая: забыла дома кредитку, в перерыв  заскочила домой, а там – жалобненько так муж стонет, кинулась к аптечке,  дурёха… 

И увидела сначала расплывчато,  потом чётко,  потом снова расплывчато…  

Знать никогда не поздно.

Через несколько дней Нина была другой: сосредоточенная,  спокойная – женщина чётко знала,  что делать и как, пожалуй,  только первый раз,  насыпая измельченную противосердечную таблетку,  дрогнула рука. А потом… Смерть — чужая печаль. Мертвецу плевать.