Тариф на лунный свет 18+

Боже, сейчас придëт! Что он скажет, как встретит? Не выдать ни намёком, что всю трясёт от страха! Юбка такая тесная, и блузке второй год, блядь... Так, юбку повыше, чтоб колени. Вот так, хорошо.
– Привет.
– Здравствуй, милая! Вау, потрясающе... выглядишь!
– Спасибо! Я старалась.
И улыбка, самая еë беззаботная и лучезарная.
Да! Паренёк поплыл, смотрит… о, как он смотрит! Ну, мать, давай, не облажайся.

Апрельской лунной ночью они идут из ресторана по переулкам старого города. Пьяны, но больше друг от друга, чем от вина. Смеясь, прыгают через лужи. Вдруг он, резко наклонившись, легко, как пёрышко, подхватывает её на руки. С её ноги слетает шпилька. Вот чëрт! Но он садится с ней на руках на корточки и подбирает, а она, вцепившись в его шею, заливисто ржëт. Вытянув правую и согнув левую ногу, дает надеть.

За что ей никогда в жизни не будет стыдно – это за её ноги. Длинные даже для её роста – выше среднего. Икры почти идеальной формы, упругие стройные бëдра, маленькие, гладкие, будто бескостные колени и миниатюрная стопа – как на них всегда заглядывались мужики, как зло косились вслед подружки.
Ноги – наследство по отцовской, польской линии. Такие ноги были у её тётки Ядвиги. Да вдобавок занятия гимнастикой, танцами – шлифуя её фигуру, они жадно кроили свободное от школы время на лоскутки успехов и неудач, новых знакомств, компаний, впечатлений. Класс её никогда не интересовал. Кроме одного парня. Который сейчас держит её на руках и смотрит щенячьими влюблёнными глазами.
Некрасивый, но рослый и сильный. Очень умный. Спокойный с равными и дерзкий с превосходящими по силам.
Лучший ученик школы, не боявшийся ни одного хулигана в округе.
Они расстались в девятом, когда развелись родители, и мама увезла её из шумного северного города в родовое захолустье. Так большая жизнь с интересными людьми и напряжëнным графиком для неё закончилась.
Она не осуждала мать за отъезд, старалась её понять, зная, как та любила отца и тяготилась его уходом, но её собственная жизнь казалась ей сломанной, не успев толком и начаться.
Последние два года она почти не училась – провинциальная школа после элитной гимназии была синекурой. Успела прослыть столичной фифой, стать белой вороной. Спасали книги, обширная библиотека потомственных провинциальных интеллигентов, и быстро растущий алабай Семëн, щенком подаренный маминым давнишним воздыхателем при переезде. Но насколько её не любили в школе, настолько и побаивались. И не только Семëна. Ведь клинья подбивал гроза города, жиган по кличке Серебро, Олег Смеян. Домой из школы она ездила на его машине, и к тихому ужасу мамы, редкий раз входила домой без букета.
Тонкий, с кошачьей грацией и красивым порочным лицом, черноглазый цыган Олег, главный местный сердцеед, держался с ней джентльменом. Умная девочка, она уже тогда знала, как взять под уздцы, как действовать мягкостью, где зубки показать, а где и словом резануть, как бритвой. Никто не учил, будто родилась с этим навыком – мужиками крутить. Олег ей был не особо нужен, но защиту от гопников-одноклассников и их тупых злобных подружек давал.

Девственность потеряла не с ним, а с Эдом, человеком втрое её старше и умнее, и на эоны опытнее.
Обладавший тяжёлым властным обаянием, но лиричный и грустный, наизусть знавший треть наследия Серебряного века, игравший на "Стейнвее" Баха и Рахманинова, смотревший CNN без перевода, от одного взгляда кого опускал голову даже гордый цыган Олег, перед кем в струнку вытягивались ДПС-ники и городская обслуга, Эдуард объездил её, как норовистую злую кобылку – неторопливо, бережно, умело и со вкусом, а потом просто потерял интерес. Но не лишил знаков внимания, походов в свет и атрибутов высочайшего статуса.
Отказа она ни в чëм не знала. С единственной подругой Дашкой, красивой, но глупой и развратной провинциальной стервой, днями напролёт листали каталоги и вырывали странички, фломастером обводя нужное. Вечером за страничками приходил бритый шкафообразный амбал от Эдуарда, и через несколько дней приносил упаковки и коробки.
Цыган Олег куда-то пропал, Эд уехал за границу на неопределённое время, его бычьë две стервы не удостаивали и взглядом, но иногда в лучшем ресторане города строили глазки подвыпившим парням, а после того, как те начинали ломиться за их столик, появлялись гориллы Эда, и под громкий хохот девиц незадачливых ухажёров куда-то быстро уводили. Или уносили, так как все амбалы были из спортивного клуба единоборств, основанного Эдуардом Кирилловичем. Номер работал безотказно, но недолго. Народ в провинции был смекалистый.
– А я Эдуарда Кириллыча, между прочим, блядь! – часто гоготала пьяная Дашка в людных местах, и ничего платить не буду. Владленыч, рассчитайся!
Владленычем звали маленького седого тренера-каратеку, правую руку исчезшего папика Эдуарда. Владленыч был кривоногим и стремительным, носил шпионские усики и был очень юморным мужиком. Шутившим, но не позволявшим лишнего.
Зов молодой плоти девицы удовлетворяли с инструктором по фитнесу, настолько упрощённым, что казалось, он совсем не умел говорить, но в своëм деле опытным, потрясающе сложенным, и к тому же приятно пахнущим. Открыла его Дашка. Выработали график, и иногда от скуки играли в карты на очередь "к пиздатому тренеру".
– Коля тренер пиздатый, – часто хихикали самым шлюхоподобным образом.
А больше в глухой провинции заняться было нечем. Мать долго болела и вскоре тихо умерла, а королевство Эдуарда стало сыпаться после его то ли ареста, то ли убийства.
– Ну всё, маруси, амба, – сказал в один из хмурых дней стремительно, как всегда, вбежавший в зал Владленыч.
– То есть как амба, Владленыч? – в один голос воскликнули девицы, сделав круглые глаза.
– А так. Дом продан. Через три дня въезжают заклятые друзья-цыгане. Не, ну хотите – оставайтесь. Но попадёте в гарем, а там дамы страстные, нравы опасные, отравят – и не пикнете, – сладко в усы улыбнулся Владленыч.
Вернулась к себе. А Дашка по слухам осталась. "Я этим цыганским шмарам сиськи-то поотрываю!" Владленыч дал по пять тысяч баксов каждой. Деньги с непривычки разлетелись у неë за два месяца.
"Уехать в родной город, домой, найти отца" – часто стучалось в голове. Но там Антон, одноклассник. Как он? Кто он сейчас? Как увидимся? От нерешительности, а точнее, разучившись что-то решать, оставалась в маминой квартире. Кутаясь в воротник и пряча лицо, ходила за продуктами в лавочку у дома к маминой подруге Гале. Та её жалела, вспоминала маму, и в конце второго месяца открыла кредит. А могла бы и полгода кормить за свой счёт, потому что разбогатела на них с Дашкой изрядно, сын мотался в большой город закупаться специально под барышень. А наценку никто не считал.
Замуж выскочила как-то по инерции, после годовщины со смерти матери, за сына одной из её подруг. Муж был тихим интеллигентным человеком, сверчком, знавшим свой шесток, и представления не имевшим о прошлой жизни невесты. Женский консилиум тётушек и мамочек, постановив: стерпится – слюбится, вынес ему вердикт, не подлежащий обжалованию. А ей и ладно – хоть какая-то определённость и какой-никакой, но статус и довольствие. Да и фитнес-тренер никуда пока не делся, но стал брать абонентскую плату, сукин сын.
Денег новый муж зарабатывал по местным меркам приличных, но надо ли говорить, насколько это было мало после её былого пансиона. Пришлось искать работу.
Однажды супруги поехали в большой город, на её родину, друзья мужа зазвали погостить.
У метро столкнулась нос к носу с Антоном, вскрикнула, уронила сумку с продуктами, разбились банки и бутылка вина.
Оказалось, Антон только недавно развёлся. Обменялись телефонами.

Лунный свет манил её всегда. Часто, заезжая к маме, гуляла лунными ночами по рощам и пустырям с могучим псом Семëном и маленьким перламутровым дамским пистолетом, подаренным Эдом, из которого научилась неплохо стрелять.
Смотрела, как луна серебрит курганы и комья мëрзлой земли на вспаханных полях, вспоминала всё, что читала про лунный свет – Пушкина, Иешуа и Пилата, Цветаеву, Мандельштама, Бунина, Гумилёва…
Вспоминала Лунную сонату, и эту песенку полузабытой американской группы, которую так любил Эд:
In the moonlight,
See the greyhound rollin' on,
In the moonlight,
See the greyhound rollin' on,
Flyin' through the crossroads,
Rosie ran into the hound.

И вот сейчас, когда она в руках Антона, таких сильных и ласковых – так гибельно и мучительно, до спазмов внизу живота, до сладостной влаги в паху, светит развратница-Луна.
– Хочу его! Сейчас! Дать ему прямо здесь… Хорошо, не на улице – в подъезде!
Дура, что он подумает!!
Так, пизду в охапку, всему свой срок.
Ну-ка, взяла себя за шиворот, шмаренция!
Вот, то-то же.

А Антон шагал, а может, плыл по лунным лужам, уже не разбирая дороги. Ведь прижавшись к его плечу, ему улыбалось само совершенство, волнующе тяготя предвкушением натруженные совсем другими весами руки.

Эдуард появился в городе, исхудавший, пожелтевший, помятый, потëртый, в окружении угрюмых типов с лицами, подобными висящим на стенде "Их разыскивает…".
Дома её ждала вся компания, мужа не было, хотя давно настало время ему прийти.
– Тáк, значит, ждала меня, Жанночка?
– Где Саша?
– Он задержится, минут на двадцать, скоро вы увидитесь.
– Да, Эд, не ждала. Тебя не было десять лет. И ты не муж мне, и ты…
– Молчи, сука! Слышишь, заткнись! Мне жить может пара недель осталась, чтобы с тобой ещё базлать. Но ты меня не дождалась.
– Эд, но я же не знала, но я же не…
– Молчи! Просто помолчи, девочка моя. Просто помолчи. Подойди ко мне, не бойся. Дай я налюбуюсь на тебя…
Дай мне руку.
…
Прости, что накричал, прости за всë. Я там оставил… на кровати, найдёшь. Свëрток. Тебе на всю жизнь хватит. Мы уходим. Будь счастлива. Если сможешь.

В свёртке была Сашина кисть с обручальным кольцом на пальце.
Рванулась к окну, прочь шторы – в комнату с кровавым свёртком на кровати ворвалась равнодушным светом яростная и мощная в морозном небе полная луна.

Дашка обабела. Она торговала у цыган "лунным светом" – новой китайской синтетикой с почти стопроцентным привыканием. Она и научила, что к чему – как торговать, как колоться.
В первые дни хотелось сразу передознуться, вкатить "золотой укол", но то ли организм вывозил, то ли от неумения, то ли бодяжили безбожно, и не брало. Лишь деревенело внутри то немногое, что оставалось ещё живого.
И в бездне, ласково размыкающей объятия, кроме череды печальных роковых компромиссов вспоминался тот апрель, те переулки, лужи, полные лунного света, сильные мужские руки, и ещë почему-то огромный пëс Семён в искрящейся лунной ауре.

Посетитель был высоким широкоплечим парнем в капюшоне и бейсболке с козырьком, закрывавшим лицо.
Шнырь в предбаннике попытался заглянуть под козырёк, но тяжëлая ладонь легла на плечо и придавила к себе, а другая рука, обхватив шею, резко дëрнула за подбородок. Человек ничего не почувствовал. Тело плавно улеглось в полумрак между баулами в прихожей.
На шум выглянул другой обитатель, крепыш в рваной пятнистой майке и военных штанах с карманами.
– Толëк, я от Арсена, тебе звонили.
– Ну проходи, всë на столе.
Войдя, высокий заглянул в спортивную сумку, привычно взвесил её в руке.
– На доверии, как всегда?
– Всë ровно, не сцы. Вмажешься?
– Толëк, а мартышки есть? А то потом захочется.
Прошли в большую комнату. Там на полу сидели или лежали девушки и женщины, одетые, полуголые, помоложе, постарше.
– Возьми потом вон ту, грязную. Она ебëтся хорошо. И вообще ничего такая, если отмыть.
– Понял, спасибо.
Нож вошёл Тольку плавно под лопатку, рот зажала широкая бугристая ладонь.
В большой минивэн, который подогнал к подъезду Владленыч, и где сидел связанный цыганский барон Олег "Серебро" Смеян, высокий плечистый парень в тëмно-синей толстовке завëл и усадил восемь женщин, а девятую пропустил вперёд и разместил в кабине.
Минивэн тихонько отъехал от подъезда унылой облезлой хрущëвки на окраине города, и аккуратно разгоняясь под моросящим ледяным дождëм, взял курс на северо-запад.
– Всё хорошо, милая! Всë позади. Мы скоро будем дома.

ноябрь 2022