Любвеобильная Маша (Rotilla + Комарова)

Совместная работа с Игорем Rotilla

Маша печально знаменита. Маша – личность, широко известная в узких кругах государственных учреждений, и единственный в мире человек, которого проигнорировал единый номер службы экстренного спасения. Не говоря уже о рядовых сантехниках, электриках, которые два года как не выезжали по вызову, только услышав адрес. Коммерческие службы продержались несколько дольше, но в последнее время Маша стала замечать, что звонки переводятся в никуда. Она не могла оформить больничный, и даже при личном посещении поликлиники ее гнали взашей. Полиция боялась ее, как огня. Пожарники боялись ее, как полиции. Книга рекордов могла бы пополниться ее именем, если бы Маша не стеснялась своего рекорда. Она исчерпала все ресурсы.

По пятницам к четырем часам в офисе задерживался только Аркадий Петрович. И только лишь для того, чтобы доесть оставшуюся часть обеда. Половину контейнера он съедал в полдень, а вторую ближе к вечеру. Маша с ужасом смотрела на примерного семьянина, и особенно на содержимое контейнера, которое за пять лет не менялось нисколько. Слипшиеся макароны-рожки и две сосиски «малышок», будто две батарейки, подобранные по размеру. Машу пугало постоянство до панических атак. Аркадий Петрович поинтересовался, почему Маша не идет домой, уложил пустой контейнер в пакет поверх сменных тапочек и направился к выходу.

К тридцати годам Маша окончательно променяла тикающие часики замужества и деторождения на жесткий диск в три терабайта, куда скинула все, что придавало смысла и красок ее существованию. Больше всего она любила фильмы про крепких, высоких парней в униформе тревожных цветов, с перепачканными сажей лицами и фонариками на лбу. Парни разбирали завалы, и едва держась на ногах, все же выносили бездыханных красавиц на свежий воздух, возвращая к жизни их благодарные тела. Художественная составляющая мало интересовала Машу, часто она обходилась и без кино. Даже блуждание по интернет-магазину спецодежды доставляло ей эстетическое удовольствие. Несколько раз Маша мастурбировала на изображение пожарной каски.

Маша зашла в столовую, закрылась на ключ, поставила на обеденный стол табуретку так, чтобы можно было спокойно достать рукой до потолка. Датчик дыма многообещающе мигал красной лампочкой, и Маша поднесла к нему зажигалку. Зажигалка сильно нагрелась в руке, пластиковый датчик поплыл и покрылся копотью, но сигнализация не хотела срабатывать. Чертыхаясь, Маша слезла с табуретки, нашла старую газету и подожгла. От газеты пошел едкий синий дым, и Маша, закрывая нос левой рукой, правой сжимала горящую газету, махая ей во все стороны и изо всех сил стараясь разбудить старый датчик.

Поначалу Маша прибегала к штампам, так как опыта отношений с противоположным полом у нее было мало. Когда недоумевающий сантехник пытался выяснить, зачем чинить исправный кран, Маша картинно конфузилась и сбивчиво лепетала, что ей совершенно нечем оплатить потраченное на нее время, демонстрируя при этом глубокое декольте. Когда сбитые с толку пожарные приезжали в идеально убранную квартиру и видели журнальный столик с фруктами и шампанским, Маша объясняла, что пожар у нее в груди. Но плата за ложные вызовы стала отнимать треть зарплаты рядового секретаря небольшой логистической компании, и дело приняло нездоровый оборот. И самое страшное – никто, совсем никто не прельстился, не подыграл, не оценил. Испуганные мужчины спешно собирали свои инструменты и уходили, крутя пальцем у виска. Некоторые писали жалобы.

По вызову от лица организации отправилась бригада молодых ребят. Все дорогу они шутили, и только Алексей хмуро молчал. Его недавно приняли в штат, и все что он видел за свою недолгую карьеру это прожженные окурками диваны и вонючие помойки. Один раз он спас кошку, да и та его укусила. А так хотелось настоящего задания. Спасти из завалов бездыханную девушку в доверчивом халате в мелкий турецкий огурец. Нести ее сквозь ад и рокот пожара, грохот лавин и зловещие стоны канализации, чтобы спасенная пересохшими губами просила воды, а он, Алексей, дал бы ей воду. Исцелил. И положил отдыхать в густую газонную траву.

Галину все за глаза называли теткой, хотя племянников у нее не было. Она росла единственным ребенком в благополучной семье. Так распорядилась генетика, что ромбовидное мордовское лицо Галины не брал ботокс, а буккальный массаж принес ощущение стыда, бесправия и приближающейся старости. К тому же любимые вещи Галины – коричневые пиджаки и юбки до середины икры – периодически выходили из моды и объявлялись обносками, пригодными для старух-процентщиц, по которым плачет топор. Галина верила, что звезда пленительного счастья еще блеснет ей из-за ночных облаков, но пока приходилось принимать жизнь, как ежедневное лекарство. Муж тоже не радовал. Аркаша рано растерял кудри, половой энтузиазм и чертовщинку в глазах. Галина готовила ему ссобойку, укладывая сосиски на макароны, и думала о том, что они с мужем так же лежат в супружеской кровати. Как параллельные прямые, которые не перекрещиваются в евклидовой геометрии. Галина отцветала горько, одиноко, страшно.

«Поступил вызов с улицы Гомера, – буднично сообщила диспетчер. – Возгорание в офисном здании». Бригада срочно выехала по адресу. Алексея мотало туда-сюда, боевка была тесна ему в паху, болел обширный синяк, полученный неизвестно как неизвестно где. Инструктаж был краткий, сухой. Алексей думал про Гомера. Старик что-то знал о жизни. В детстве Алексею попался краткий пересказ «Илиады» для детей. Подробности уже стерлись, осталось ощущение песка на руках и тугих лямок сандалий, опутывающих лодыжки. За что дрались греки, он так и не понял, а диалоги богов отвлекали от сюжета. Но он знал, что на юге, за Черным морем и даже дальше, есть множество островов с крепостями, и каждый защитник – герой, и каждый нападающий – прав, и солнце встает не само по себе, а его вывозят, как пьяного президента, на колеснице и показывают народу, чтобы тот продолжал верить в чудо.

У Маши кончилась надежда. Она легла на стол и смотрела в потолок, на котором разлапилось черное пятно. Неохотно занялись обои, курчавилась в принтере офисная бумага «Подснежник». Запах гари удивительно напоминал горькие ноты мужских духов. Происходящее казалось Маше эпизодом телевизионного стендапа, где немолодой мужчина скабрезно шутит о том, что его вообще не касается. Хотелось одновременно бежать во все стороны и остаться на месте. Чадило кресло Аркадия Петровича. Пепел от газеты перекатывался от сквозняка. Время принадлежало Маше так же, как двухкомнатная хрущевка в спальном районе. Оно было оформлено юридически, не обременено долгами, но почти не радовало. Маша вспомнила, как ликовала, когда нашла страничку суки-одноклассницы, с которой была на ножах всю среднюю школу. Лишний вес и мешки под глазами делали суку на десять лет старше. Маша тогда поняла, что бог есть.

Галина наблюдала за офисным зданием, где работал муж. Она не пыталась подловить его на измене или уличить в том, что он засиживается на работе дольше положенного срока. Ей хотелось внести ноту разнообразия в супружескую жизнь. Впрыснуть живую жизнь в дряхлеющее тело брака. Поэтому она оделась в черный плащ, нацепила солнечные очки и шляпу, взяла в руки старый дипломат, лежавший бесполезно на антресоли с советских времен. Из здания выплывал усталый офисный планктон, шевеля усиками и поджимая хвостом к телу неразвившуюся икру. Аркаша запропастился. Это было одновременно и подозрительно, и волнующе, как будто он пригласил на свидание и не пришел. Как будто пообещал подарок, и надул. Галина часто и тяжело дышала. Грудь распирала плащ-маломерку, верхняя пуговица вот-вот оторвется. Раздался вой пожарной машины. Мимо Галины пронеслось красное, огнедышащее чудовище, с матерчатым хоботом. Молодой мужчина в каске глядел на шпионку из окна пожарной машины с равнодушием пассажира трамвая. Выпав из руки, дипломат раскрылся. В одной его половинке была газета «Правда», а в другой подтяжки и бельевая резинка.

Аркадий Петрович решил выйти через черный ход. Для разнообразия и потому что перед центральным входом натекла большая лужа. Он не услышал ни воя сирены, ни криков прохожих, ни судьбоносных шагов своей жены.

Алексей поправил боевку, поморщился. Из окна второго этажа валил черный дым. Алексей получил команду войти в здание и проверить, нет ли там людей и животных, пригодных к спасению. Он бегом преодолел два пролета и открыл дверь офиса, где плавился и ядрено смердел пластик. На столе, раздвинув колени и болтая туфельками, лежала женщина. Алексей схватил ее на руки и понес, на ходу пытаясь понять, насколько плачевно общее состояние. Женщина посмотрела на него с ласковой улыбкой, протянула руку и коснулась подбородка, затем губ, проверила указательным ноздрю.

– Да вы чего? – буркнул Алексей, уворачиваясь от пальца.

Вместо ответа он услышал хихиканье. Женские руки туго обвили ему шею и, казалось, проникли под одежду и там упорно шарили, в поисках уязвимой мужественности. Алексей вспотел. Подвиг превращался в интимную близость слишком стремительно. Ни на одного героя амбразура сама не вешается. Наоборот – герой на нее. Выйдя из здания, Алексей не знал, кому нужнее кислород – ему или пострадавшей. Он опустил ее на носилки подъехавшей скорой, попробовал разогнуть спину и – не вышло! Женщина вцепилась в Алексея намертво.

– Пустите! – прохрипел он. – Мне надо… туда!

– Там никого нет, – сказала женщина и сладко улыбнулась. – Вы всех спасли.

– Тогда я должен погасить возгорание.

– Без сомнения, должны.

Руки образовали прочный хомут. Алексею почудилось, что женщина закидывает на него еще и ногу, но просто не поверил в такой поворот событий.

– А, Мария Александровна, – сказал лейтенант Красиков. – Опять вы!

Женщина кивнула.

– Отпустите Алексея, Христом богом прошу. Он новенький. Не надо сбивать рабочий настрой и ломать психику.

Лейтенант Красиков попытался рассоединить Алексея и Машу. Но Маша не зря смотрела передачи про хищников по телевизору. Разжать хватку – потерять добычу. Ее добьет и съест падальщик. Например, та странная тетка в плаще и солнечных очках.

– Помогите! – взмолился Алексей.

Фельдшер скорой наполнил шприц бесцветной жидкостью, оголил бедро женщины и вонзился в него. Сам не зная почему, Алексей почувствовал эрекцию. Но хуже всего – ее почувствовала спасенная. Ахнула – и провалилась в сон. Руки распались. Ладони женщины были покрыты сажей.

И тогда Галина поняла. Она словно проснулась. Двое, мужчина и женщина, лежали на носилках, как влюбленные. Происходившее между ними было более интимным, чем их с Аркашей воскресный секс. Сквозь сплетенные тела рвался вверх, в серое вечернее небо столб света. Мудалахара источала прану, что бы это ни значило. И мужской взгляд. О, какой взгляд! Почти французское кино новой волны. Ни грамма обнаженности, но на лицах героев такая страсть, что внутри сокращается гладкая мускулатура. Галина соединила половинки дипломата, защелкнула замки и направилась в метро.

Маша очнулась в стационаре с ожогами разной степени, больной головой и дрянными мыслями. Образ Алексея еще маячил перед ее внутренним взором, но гас, выдавленный пульсацией в висках. Маша отвернулась к стене и принялась отколупывать краску.

Аркадий Петрович купил краковскую, майонез и нарезной батон. Ему хотелось маленького праздника. Пусть двадцать третье давно позади. Пусть еще не скоро девятое мая. Мясные изделия поднимали ему настроение и не сильно огорчали жену, которая делала стойку на алкоголь и сигареты, а от них Аркадий Петрович давно отказался. Сам себя он справедливо считал праведником. Жены дома не оказалось. Он достал продукты, протер тряпочкой доску и нарезал колбасу. Положил круглые, как монеты, кусочки на батон. Вывел майонезом розочку. И открыл рот.

Взявшись за член, Алексей спешно мастурбировал в душе. Не то, чтобы это была такая настоятельная потребность, но ему хотелось чем-то занять руки. Цепкость любвеобильной Маши, про которую Красиков рассказал ему решительно все, оставила в душе неизгладимый отпечаток. Женщины вожделели Алексея, но не так, как он хотел. Не там. Не туда. Вода стекала между лопаток водопадом, огибала ягодицы и падала вниз, на синий кафель. Алексей подумал о Гомере и его персонажах. Ахиллес мастурбировал? Когда горела Троя, было много пострадавших. Но сильнее всего во время катастроф страдает сердце, хоть это и штамп.

Жена не вернулась домой. Ни в десять, ни в час, ни даже под утро. Телефон молчал и отбояривался дежурными фразами. Аркадий Петрович подумывал уже о том, чтобы писать заявление в полицию. Мало ли, куда деваются жены. Некоторые под поезд падают, а виноват, естественно, муж. Ему не хотелось вины. Когда он уже встал и надел брюки, чтобы идти в участок, дверь открылась и на ковер в прихожей упала пьяная, растрепанная Галина с огромным засосом на шее. На вопрос, кто ее так, она ответила – «пожарники». Аркадий Петрович не сразу понял, что речь не о жуках. Мир пошатнулся. Посыпались искры. Раздался гром. Это Зевс метал молнии в почву от бессильной ревности и разрушенной веры в брак.

Можно было навестить пострадавшую в больнице. Но Алексей не захотел, не смог. Он несколько раз проезжал мимо офисного здания, смотрел на копоть на стене, похожую на старинные офорты, и думал о прекрасном.

Выплакав все слезы, Маша загуглила адреса ближайшего женского монастыря, кошачьего приюта и курсов сухого валяния из шерсти.