Сено

(основано на реальных событиях) 

Ибрагим-абый давно уже приметил этот жирный стожок на отшибе деревни. 

Оставалось только дождаться посевных, когда сельчане, как один, выйдут в поле и ничто не помешает ему оттяпать кусок халявного маслица на свою горбушку. 

Ибрагим - коренастый мужичок, лет пятидесяти с хвостиком, со знатным татарским пузцом, мозолистыми руками, загорелым, как казан, лицом, темно-карим прищуром прытких от природы глаз, уверенно зыркавших в сытное, непременно счастливое будущее. 

Работа любила Ибрагима, да вот только Ибрагим-абый не всегда отвечал верной спутнице взаимностью. А потому, стащить "ничейного" сенца для крепкого крестьянского подворья было для него делом святым, почти законным. 

Приземистая лошадка, по кличке Зухра, крепко знала свое ремесло: медленно, но верно телега подвигалась к означенному месту по утренней зорьке. 

На заветном повороте Ибрагим-абый ловко скатился с облучка, торопливо, но цепко огляделся по сторонам и, не теряя времени даром, смачно харкнув в ладони, схватился за вилы, выдрал из стога увесистый пук. 

Повернувшись к пустой телеге, однако, не обнаружил за собой Зухры, которая за пару мгновений оттащила повозку метров на пять в сторону (видимо в поисках молодой весенней травы), нарушив, тем самым, настроенный технологический процесс. 

- Блят тарэ... 

Ибрагим, с запинающимся от волнения сердцем, зло развернул повозку, взялся было за вилы и... 

Не тут-то было! 

Норовистая кобылка, словно американский стелс в беззвучном режиме, незаметно, но верно вершила тот же шайтан-маневр, преспокойненько потчуясь молодой порослью вне досягаемости броска Ибрагима. 

- Кахэр сугкан нарсакяй, утря тырган хайван! Койда жерийсен инде-е? Тыр монда, тик кена!*

Ибрагим-абый глухо, но узористо выматерился, почти было вернул Зухру на законное место, как вдруг, с темнеющего на фоне молочного неба минарета, гулко запричитал местный мулла, со свом ежеутренним азаном**. 

От неожиданности Ибрагим слегка даже присел, спал с лица, не растеряв однако начальной уверенности в задуманном.

Минуту спустя, телега вновь стояла на своём месте, на вилах приятно тяжелело золотое, в алмазных капельках, сено, а Зухра... как ни в чем, рвала сочную траву где-то поотдаль. Ибрагим прямо дар речи потерял от обиды и злости... 

Беспомощно моргая детскими глазками, хотел он было впаять очередной отборный "выговор" непокорному животному, да только осекся...

Пространство вокруг вычищала звонкая, как стрела Ангела молитва. 

Ещё несколько раз, покуда выси не умолкли окончательно, Ибрагим-абый предпринимал бесплодные попытки заполнить телегу вожделенным сеном, да только все было тщетно...

Наконец, когда последние звуки азана растворились в воздухе, Ибрагим устало махнул рукой, сел на ощетинившуюся зеленью кочку, принялся тоскливо оматривать окрестности. 

Над полем ещё качались прозрачные клочки расползающегося по швам тумана, пусть зорянки и горланили вовсю свой птичий подъем, а небо светилось тем насыщенно-сладким цветом, который заставил прослезиться даже ко всему привычный глаз Ибрагима.

Сытно, с аппетитом втягивая в себя, сырой, колодезной свежести воздух, незадачливый расхититель общественной собственности плелся домой, ведя под уздцы недовольно фыркавшую Зухру. 

А в пустой голове, как чай с молоком, плескалась одна, однако же совершенно счастливая мысль: "Слава, слава Аллаху, не дал дураку совершить грех, уберег от нечестивого! Ай, шайтан, шайтан... "

- А тебе, плутовка, задам я ещё дома порки, грозил подельнице страшной карой неудавшийся сенокрад, ласково, при этом, похлопывая карие, лоснящиеся в движениях бока. 

Тем временем, солнце совсем уже выспалось, освоило широкий горизонт. 

Зачинался новый, нетронутый, как лист первокласника, день. 

А ведь и дел-то сегодня впрямь было невпроворт. 

                             ~~~~~~

* - непереводимый татарский фольклор, означающий примерно следующее: 

"Ах, ты нечестивое животное! Где ты там шляешься? Стой смирно вот тут."

** - азан призыв к исламской молитве - намазу. 

(прим. автора)