Либерман-яйцеубийца. 38. «А с погодой повезло – выборы четвертый день»

– Так и до панночки с летающим гробом недалеко, – перекрестилась мать. – Может они не говногномы, а леприконы какие-нибудь залетные?

            – Угу, эльфы, – ехидно улыбнулся отец. – Гномы-девственники верхом на белых единорогах. При поддержке вспомогательной пехоты из добрых фей и злых геев. Или наоборот: добрых геев и злых фей.

            – Вить, а как же так можно из другого измерения к нам провалиться?

            – Если ты имеешь представление об тессеракте, то…

            – А попроще можно? Без ругательств?

            – Это как самодельный импровизированный аквариум, сделанный из трехлитровой банки: рыбки плавают в нем в трех измерениях, меняют свои координаты в водном пространстве и времени, но выйти за пределы аквариума не могут и весь их эмпирический опыт их начисто лишает такой надежды. Но я могу взять и засыпать в аквариум корм или засунуть руку и без труда вытащить рыбку из пруда или шланг воткнуть и слить всю воду. Таким образом, я для рыбок в аквариуме есть существо из высших измерений, по своим возможностям в онтологическом смысле сравнимое с натуральным божеством. Следовательно, рыбка может узнать обо мне лишь умирая, когда я ловко сграбастаю ее не совсем чистой рукой и вытяну во враждебную смертоносную для нее среду. Либо по весьма косвенным признакам: вкусив насыпанную мною «манну небесную». Или когда меняю воду в банке – тогда они это как катаклизм, вызванный божьим гневом.

            – Ничего себе, – восхитилась мать. – Мощно!

            – Внушает?

            – Еще как!

            – Либо в виде зыбких теней за пределами банки, навроде как тени в пещере у Платона.

            – Вить, так это и я для рыбок могу богом стать? – воодушевилась мать.

            – С определенной погрешностью – да.

            Пашка даже присвистнул от восхищения.

            – Ты не свисти, а то денег не будет! – одернула его мать. – Вить, а может это просто гоблины какие-нибудь были или, ну там, демоны?

            – Нет, говногномы это были.

            – Вить, а топор твой оттуда? Из Медовой лощины?

            – Разумеется, классная штука, не нарадуюсь. Медовую лощину «электрики» с электрических конвертопланов выжгли огнеметами дотла, один топор только и остался, мной прихваченный на память.

            – Вить, а с говногномами змея лиловая была?

            – Я думал об этом. Судя по описанию Моргуна и прочих свидетелей, размерами змеи схожи, но та не лиловая была, а какая-то разных оттенков серого и пятен черного, типа камуфляжа или контурной карты, до которой еще не добрался прилежный ученик с большим набором цветных карандашей или ластиком. Да и короны на ней не было. И она не разговаривала. Короче, совпадает только размер.

            – Она могла здесь просто одичать, – сказал Пашка.

            – Или без короны не может разговаривать, – предположил я. – Корона как миелофон у Алисы.

            – Не умничайте, – мать погрозила нам пальцем, – а то возгордитесь и вознесетесь, а там опалите крылышки и камнями рухнете на самое дно.

            – Вить, значит, Институт уже тогда через сектантов деньги делал?

            – Они еще с советских времен любили помимо официального финансирования еще и в мутной водичке рыбку ловить. Их эксперименты дорого обходились, а через официальные каналы, даже через военных, такие суммы могли вызвать лишние вопросы. Вот и ловчили, как могли – мне дядя Коля рассказывал. Хватит терять время. Павел, покажи лучше, что там с листовками? А то мы несколько отошли от темы нашего сегодняшнего заседания.

            Компрометирующие листовки у Пашки получились на славу, гнусные донельзя, даже мать оценила.

            – Редкостная срамота, – сказала она. – Похабень! Подсвинки торжествуют.

            Тем более, Пашка еще и чайник из отцовского рассказа с фантазией применил.

            – Умеешь же, – с некоторым даже уважением признал отец, – если захочешь. Не просто в меру шкодливые, а вызывающие. Руссо свинарь – облико морале. Отлично подчеркивают нравственное убожество и духовную нищету адепта свинокульта. Вот тебе бабушка и метаморфоза: из примерного бизнесмена – свиновода в извращенца – свинолюба. Вот он, звериный оскал либерализма, ха-ха-ха. Овидий бы рыдал от зависти. Дарвинист широкого профиля. Не сотвори себе кумира, особенно из свиньи. Хорошо бы добавить истории из жизни гельминтов, но и так неплохо. Пока не нахожу нужным искать другую форму выражения. Мы бросили запал, вставили фитиль, а уж доброхоты его быстро раздуют, из искры – вседеревенский пожар. Науськаем на свинопатолога народ на славу. Ни один кандидат не остров, обретающийся на трибуне сам по себе. Каждый претендент на роль главы – часть деревни, часть единого социума. Группы поддержки кандидатов не следует рассматривать как некие статичные категории, замершие сформированные структуры. Они не статичны, но крайне динамичны. Раздробим пенсионерский конгломерат. Можешь драть хоть козу на возу, хоть быка-производителя на совхозной ферме, но не светись перед соглядатаями и соседями, подрывать общественные устои при этом не смей – свершай свои сексуальные мерзости тайно, не выноси грязное белье из избы.

            – Натуральный брендель. Тут надо еще разобраться, – ощетинилась мать, – на каких таких похабных сайтах он исходные картинки набрал.

            – Валентина, не до чистоплюйства нам сейчас! Судьба нашего кандидата и самих выборов висит на волоске! Зато внушает, – отец довольно потер руки. – Свинолюб у нас в руках. Наша белокурая бестия переплюнет проспиртованного свинолайка. Не буду приводить нелинейные модели общей циркуляции предпочтений электората. Не буду рассказывать о механизмах компенсации политических возмущений в обществе. Нет более убедительной теории, чем практика. В любом случае, общественное мнение есть гигантский инерционный маховик, вполне способный как сбалансировать, так и загнать политическую систему в разнос. Скоро вы все увидите своими глазами и сами убедитесь a posteriori, на основании опыта, в извечной правоте моих слов.

            – Политика дело опасное, – сказала мать, – как бы нам эти выборы боком не вышли.

            – Не волнуйся, до самих выборов мы уже успеем свалить, собрав все сливки. Да и по политиканам нанесем удар, нечего простой народ обирать, – отец потряс кулаком, едва не сшибив зеркало заднего вида, – простых старых клюшек, точнее спиц, молочниц и свинарок.

            – И пастухов, – подсказала мать.

            – При чем тут пастухи?

            – Свинарка и пастух.

            – Пастух и свинарка, они, если честно, не пара, не пара, не пара, – пропел отец.

            – Тьфу на тебя, Витя.

            – Можно еще народу намекнуть, что Шендерович своим салом снабжает «онижеготовились» или мочепрельников или любых других безгимников каких-нибудь.

            – Да, сатанистов – импофренов никто не любит, – согласилась мать.

            – Нынешний исторический повод выровнять социальную неровность просто грех упускать: на одной чаше весов богатый свиновладелец, свиноранчеро нашего времени, а на другой – человек наемного труда, современный батрак! Это же интереснейший социальный эксперимент, это адаптированная под местную специфику критика чистого выбора. Но что же нам выбрать? Подчеркнутая политическая нецелесообразность голосования за свинаря или тонкая идеологическая диверсия? Что выбрать? На чем остановиться? Политический кризис им тут, что ли создать?.. Мы будем играть с ними, как голубь в шахматы, будем действовать в такой же парадигме.

            – Это как? – не поняла мать.

            – А вы не впадете в беспокойство, ежели я вам расскажу?

            – Рассказывай уже, хватит себе цену набивать!

            – Надо рассматривать данный вопрос во всей полноте и глубине, а не зацикливаться только на том, что лежит на поверхности.

            – Не тяни кота за причиндалы! Что мы собираемся делать?!

            – Не будем размениваться по мелочам: сместим дискурс, предложим релевантное решение. Но это была преамбула. Теперь амбула.

            – А по-русски? Без всяких амб?

            – Я говорю так, так, чтобы умный человек понял, типичная посредственность запуталась, а среднестатистический дурак совсем сломал себе голову. Мы в избирательной кампании выпрыгнем за рамки деревенских стереотипов, растопчем здешнюю догму и супердогму, сокрушим и базис и надстройку!

            – А еще проще?!

            – Валентина, ты не понимаешь основной идеи политической риторики.

            – Это какой же?

            – Главное, чтобы звучало серьезно и непонятно.

            – Рубинштейна, тринадцать! Ты другим зубы заговаривай, а нам скажи по простому! – начала терять терпение мать.

            – Не буду усложнять свои тезисы, если грубо обобщить, то для вида сыграем в поддавки – скормим им кого-то из незначительных местных фигур, пожертвуем. А что делать? – он пожал плечами. – Не разбив яиц, не сделаешь омлет. Затем сыграем в «Чапаева», а опосля стряхнем все фигуры с подготовленной этими выборными чудаками игровой доски, по примеру Остапа Бендера бросим горсть фигур в изумленные лица оппонентов, прикормим тут целую стаю Черных лебедей, а потом насрем на эту доску и улетим. Но не как Карлсон, а безвозвратно. И хотя я у вас мужчина в самом что ни на есть соку, в полном расцвете сил, возвращаться сюда я ради собственного долголетия не планирую. Внешне мы будем действовать хаотично и бессмысленно, нешаблонно, импровизируя на ходу, перемещаться по безумным непредсказуемым траекториям, но это будет ложный нарратив, хотя и убедительный. Внешне наши действия не будут иметь ни положительной ни отрицательной обратной связи с событиями, но внутренняя целостность нашего замысла будет поражать доступной лишь посвященным красотой. Они запутаются, устанут и бессильно опустят руки. Короче, наш вариант понажористее будет, как Нажор Давидович. Наша непостижимость и непредсказуемость будет ослеплять их ярким светом, как луч лазера в руках пьяного хирурга. Эволюция нашей концепции окончится блистательным финалом, по сути своей приближающимся к вспышке Большого Взрыва. Наши блестящие перформансы станут надежным инструментом их невротизации. Будем вести их от одной катастрофы к другой, все более и более масштабной. Ситуация будет меняться как в калейдоскопе. Разовьем в них параноидальное ощущение угрозы, которое, как червь незаметно, подточит их слабые мозги изнутри. Концепция за концепцией будет наслаиваться в их измученном сознании, как грубой наждачной бумагой стирая рассудки. Мы их заманим в западню, а после ликвидируем, как политический субъект. Продвинем альтернативный культурный код, создадим новый смысл для ежедневного потребления здешних ширнармасс. Налетит на этих политических аутсайдеров «чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй». Они еще позавидуют мертвым, в отчаянии бредя среди обломков той пустыни, в которую мы превратим окружающее их пространство. Таким образом, приход самодовольного свинюка Шендеровича к нам является довольно неуклюжим тактическим ходом, не достигшим своего результата.

            – Полный штрудель. Веселому Пятачку не до веселья, – скаламбурила мать.

            – Верно и точка!

            – Может лучше того?.. – понизила голос мать.

            – Чего того?..

            – Ну это, по старинке – устранить физически.

            – Валентина, мы не ищем легких путей! Тут битва интеллектов, масштабный проект, а ты предлагаешь все опошлить и просто шлепнуть додиков. Не выйдет: это не наш метод. Точнее наш, но не в данном частном случае. Устранение оппонентов не панацея. В данном случае имя им легион, и на место Печкина и Шендеровича встанут новые бойцы, до того момента нам не ведомые. Некий Вася или Петя или Ваня или Маня. От этих мы хоть знаем, чего ожидать, а с новыми придется менять стратегию и тактику на ходу, в режиме клюнувшего в задницу жареного петуха. Петуха в хорошем смысле слова, но все равно – нежелательно, хотя я и славен, как мастер импровизации. Мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться, как говаривал Гамлет, принц наш датский. Лучше знакомый черт, в хорошем смысле этого слова, чем незнакомый ангел или какой-нибудь забубенный праведник.

            – И чего от них ожидать?

            – Рулит в преступном дуэте детектив-контрацептив одиозный самодовольный многостаночник Печкин, в своем лице визуализирующий эволюцию палки-копалки. А бухающий на дармовщинку незадачливый свинолюб деградант полувялый производитель Шендерович, под влиянием халявного алкоголя трансформирующийся в полноценного неполноценного, «Джекил и Хайд» мумуевского разлива, лишь фасад, лишь ширма, сателлит, креатура и просто выполняет его тайные преступные директивы. Сам то Шендерович шире своего свиноводства перспектив не видит, ему и IPO с «Сельским свиноводом» за глаза будет. По-простому говоря: он клеврет циничного прихлебателя Печкина. Самокат у него украли, ишь ты! Их союз носит вовсе не формально-декларативный характер. Этот дуумвират лишь охвостье. Ну, где-то в таком разрезе.

            – Полный плексиглаз. Вить, Печкин то точно по Ленину действует: почту, телефон и телеграф под себя подмял. Не прост он, совсем не прост.

            – Это ничего не значит. Думаешь, он сумеет поиметь меня? Он, приезжий, меня – местного? Хоть по Ленину, хоть по Карлу, хоть по Марксу с Энгельсом пускай действует, хоть по Троцкому. Все по барабану, как комлевому Якубовичу. В любом случае, нюанс, как минимум, любопытный. Даже не подумаешь, что такой солдафон читал программные работы Владимира Ильича. Если только в армии конспектировал?.. Но он вовсе не стар, Советскую армию застать не мог… Но он не может быть актором. Все не так просто: за этими пиявками, за этими трусливыми двурушниками явно скрывается некий руководящий Дуремар. Тяжелая мохнатая лапа с густой черной шерстью. Сам Печкин не такой уж унтер Пришибеев, как хочет казаться. Он явно является приспешником, действует в интересах скрытых бенефициариев, сообщников, зачинщиков, подстрекателей, застрельщиков мирового мора, стратегов «золотого миллиарда»… Возможно даже – определенных морально растленных олигархических коллаборационистских групп. Или «пятой колонны». Или иностранного капитала. Или реваншистов. Или истеблишмента. Или еще каких-нибудь законченных мерзавцев. Или повелителей тьмы, насилующих рабовладельцев. Или венчурных инвесторов. Или религиозных фанатиков. Или неоколониалистов. Или денежных богов. Или Давоса. Или «Бнай-Брит». Или англосаксов или саксоанглов. Или постGoogle. Или Римского клуба и Трехсторонней комиссии. Или Клауса Шваба. Или нью-иезуитов. Или розенкрейцеров. Или наследников Тевтонского ордена. Или Королевского института международных отношений. Или Бильдербергской группы. Или банка J. P. Morgan. Или геронтологической плутократии из страны «золотого полумиллиарда», или сколько их там уцелело? Или Procter and Gamble. Или Рокфеллеров, Гогенцоллернов, Ротшильдов. Или клонов Киссинджера, Бжезинского и Сороса. Или Disney. Или неких архитекторов мирового хаоса. Или недобитых остатков НАТО. Или «Председателя Цука». Или международного масонства и Illuminatenorden – ордена иллюминатов. Или некоего Вселенского зла. Или суперхабов. Или Rand Corporation. Или Ост-Индской компании. Или некоего magnum ignotum, великого неизвестного. Или Хаусхофера. Или двенадцати рыцарей Круглого стола. Или ТНК. Или Всемирного экономического форума. Или Брайана Джонсона с его кишечником. Или «глобальных специальных интересов». Может быть, клонированных Никсона, Джимми Картера, Джеральда Форда и Пабло Эскобара.

            – Сраные лакшери. Полный гомруль. Говорят, они до Линкольна и Вашингтона всех президентов собираются клонировать, – опасливо сказала мать. – В каждом штате по своему президенту.

            – Нам не страшно, они друг друга сами и перемочат. В сортире Белого дома. Трамп вообще уже грозится их отстрелять, как лишенных души. Рыжий старичок хотя и сильно не в себе, но пушку в руках еще удержит. Особенно в экзоскелете. И правильно сделает. Они уже Гавайи и Аляску потеряли со своими безрассудными игрищами, пускай забавляются дальше. Вернемся к нашим баранам. В любом случае, они ширма кого-то. Да хоть кремнийорганической формы жизни. А то может даже и рептилоидов, если они существуют. Трудно искать белых котов в белой комнате, особенно когда они в ней.

            – Если уж инопланетяне в Жабово прилетали, говногномы из другого измерения сюда проваливались, то почему бы и рептилоидам не существовать?

            – Логично, – кивнул отец, – вполне даже логично допустить, что за Печкиным стоят рептилоиды.

            – Вон англичанка, что много веков нам гадит, Лизавета или как ее там, из рептилоидов и ничего.

            – Вопрос королевы – матери заслуживает отдельного обсуждения, лежащего за границами нашей нынешней дискуссии. Рептилоиды они или зомбоящеры, высунувшие жала, чавкала и мандибулы – поговорим об этом позже. Теории глобального заговора оставим на потом, обсудим на досуге. Пусть это пока будет для нас лакуной, для нашей кампании это сейчас не важно. Сейчас опустимся до масштабов отдельно взятой деревни.

            – Интересно, кто они?

            – На данном этапе это не столь важно. Пусть это будет даже уцелевший китайский суперкомпьютер «Тяньхэ-2», продолжающий свои замороченные алгоритмы по уничтожению западного капитализма, пост-глобализма и оставшегося человечества.

            – Вить, ты поаккуратнее, – мать понизила голос, – говорят, этот суперкомпьютер все слышит и у него еще остались ракеты с самонаведением.

            – Не столь уж я великая фигура, чтобы на меня оставшуюся ракету тратить, – отмахнулся отец. – Я, конечно, величина, но ракета денег стоит и запас их у китайского компа конечен, так что могу пока спать спокойно. Во всяком случае, не ожидая подвоха со стороны бывшего Китая.

            Китай действительно вымер, таковы были последствия проводимой там политики «нулевой терпимости» и попытки перепрограммирования генов для достижения бессмертия, и даже Монголия не рисковала соваться на обезлюдевшие территории бывшей КНР. Говорили, что там ни осталось вообще живых существ, кроме нескольких ИИ на базе квантовых суперкомпьютеров, технология производства которых канула в Лету вместе с Китаем, играющих друг с другом в бесконечную игру. «Золотой щит» не давал выбраться им во внешний мир, но уж внутри периметра китайской карантинной зоны они развлекались, как могли. Ходили слухи, что китайские диаспоры, уцелевшие в большом мире, намерены возродить Китай, но пока что никто из разведчиков обратно не вернулся. И даже посланные на рекогносцировку роботы и дроны не подавали сигналов. Юани что бумажные, что цифровые, что «бит-юань» при этом стали мировой резервной валютой ибо больше не выпускались, своими конечными запасами приобретя схожесть с биткоином, что автоматически исключало их инфляцию. По этой же причине резервной валютой стала рупия. Хотя в народе их прозвали «мертвые деньги», после падения доллара они оказались приемлемой заменой. А спекулянты прозвали их «киндийским (китайско – индийским) золотом».

            – Полный Бреттон-Вудс. Говорят, еще их автономные космические станции летают.

            – Есть такое, не все еще сбили, но эти недостатки будут исправлены и устранены, дайте только срок.

            – Китайцы хитрые, – поджала губы мать, – вон что с Тайванем перед тем, как вымереть, учудили. С ними даже после смерти надо держать ухо востро, за ними нужен глаз да глаз.

            – Они узкоглазые, – засмеялся отец, – не углядишь.

            – Напрасно веселишься, Витя. Ты же знаешь, у меня интуиция. Они же могли где-то сохраниться и теперь выжидают, чтобы размножиться.

            – Где сохраниться? В Антарктиде, с нацистами Третьего рейха? – пренебрежительно отозвался отец. – Не было такого никогда и вот опять. А с Тайванем они правильно тогда. За дело. Сколько помню компьютеры «Формоза» – те еще тормоза были.

            – Святая подагра! При чем тут формоза? – удивилась мать. – Это же у муравьев?

            – Тайвань раньше Формозой назывался, – важно объяснил Пашка, успевший потыкать в планшет.

            – Как все перепутано, – согласилась мать, – тут – тормоза, там – Формоза… Но суборбитальные дроны китайские по прежнему еще летают на орбите.

            – С орбиты меня не видно.

            – Хотелось бы думать.

            – Может даже быть и такое, что их самих, Шендеровича с Печкиным используют втемную и они мнят себя самыми хитрыми, но это вовсе не так.

            – Тритоны сраные. Как-то же им указания поступают? – резонно заметила мать. – Хоть даже и тому же Печкину.

            – Не зря же он на почте кантуется, – задумчиво сказал отец. – Кстати, я рассказывал, как мы почту ограбили в детстве?

            – Нет, – оживился Пашка, обожавший истории про детство отца, который хвалился, что у него «память как стальной капкан». Лично мне казалось, что отец в рассказах о детских годах сильно прибрехивает и сгущает краски. Хотя, учитывая нашу полную приключений и опасностей жизнь, все могло быть. Но родители в его рассказах почему-то будто были срисованы с самого отца и матери. Наших… – Расскажешь?

            – Попозже, сейчас не время для детских воспоминаний; надо делать «реал политик»; надо ковать железо не отходя от кассы. И в финале – снять эту кассу под долгие продолжительные аплодисменты восхищенной публики. Ни одни выборы в мире, ни одна ярмарка политического тщеславия не происходят без участия закулисных сил, без использования тайных договоренностей. Тут надо себе еще вот какой вопрос задать…

            – Какой?

            – С чего вдруг эти жалкие невротики зацепились за эти выборы? Что в Мумуевке такого, что заставляет за власть над ней бороться? Какие скользкие делишки или полные непотребства они собираются тут проворачивать и обтяпывать? И это не просто срать в общественный унитаз и не смывать или неумело пиликать на скрипке под чужими окнами в половину четвертого утра, а после нежеланного концерта сломать смычок о голову разбуженного соседа и высадить невинной скрипкой окно. Или пьяное нищебродство, основанное на собирательстве пустых бутылок и алюминиевых банок. Тут занять не у кого – на овчине сидят, а на горностая пальцем показывают.

            – Свинарня? – задумалась мать.

            – Свинарня, ферма, спицы – все это и так по сути их. Тут что-то сурьезнее…

            – Может тут нефть или торф? – пробурчал Пашка. – И они хотят концессиями на добычу торговать?

            – Нефти тут точно нет, – отец помотал головой, – алмазов и рубинов – тоже.

            – Какая-нибудь бокситовая руда под здешними полями?

            – Сомнительно, тут же не Гвинея.

            – Может тут месторождения «белого водорода»? – внес я свою скромную лепту в конкурс отгадок.

            – С чего тут водороду быть? – Начала спорить мать. – Он в таких местах не встречается, это не грибы.

            – Ну, если даже во Франции его нашли…

            – Тут вам не Франция! – Отрезала она. – Хотите как в Париже?

            – Нет! – Мы с братом дружно покачали головами.

            – И с водородом тема сомнительная. – Сказал отец.

            – Тогда тут могут быть полиметалические руды? – Высказал я еще одно предположение.

            – Фаградальсфьядль тут! – Ядовито заметила мать. – Алмазы, рубины, бриллианты в три оклада! – Едко иронизировала она. – Ум у тебя уж больно пытливый! Не лез бы ты поперек родителей в пекло!

            – Тут когда я еще маленьким был, геологоразведку проводили. – Отец покачал головой. – Здесь, вдалеке от Кинешмы, где от весны не ждут телес, никаких полезных ископаемых, кроме картошки, не имеется. Да и та родит не каждый год, а с пятого на третий.

            – А вдруг тут окаменевшие динозавры? – не унимался Пашка.

            Мать молча посмотрела на него и покрутила пальцем у виска. Отец был более участлив и снисходителен:

            – Ты перетрудился непривычной мыслительной деятельностью, сын мой. Из динозавров тут только я.

            – Инопланетяне тоже не так просто сюда прилетели! – отстаивал свое Пашка.

            – Во-первых, их никто из нас не видел, все основано на бреде Брута, а во-вторых, может, это они ко мне прилетели, опыт перенимать.

            Теперь мать покрутила у виска уже в сторону отца.

            – Да и Шеппе не просто так за это место бьется. Из самой Германии прикатил.

            – Вот и я про то же. Что-то им тут всем срочно понадобилось.

            – Ага, «золото Наполеона» или «колчаковское» тут прикопано, – язвительно сказала мать.

            – Уж не за дяди Колино ли наследство битва? – предположил я.

            – Набить до отказа собой могилу – это значит наследовать землю, – процитировал отец. – Что же такое наследовать землю? Это значит исчерпать терпение. Но дядюшка Коля вовсе не дядюшка Скрудж, скажу я вам. я это хорошо знаю – папаша все серии «Утиных историй» смотрел в надежде разбогатеть, подсмотрев некие идеи и методы у утки – миллиардера. Хотя, утку Скруджа он сам бы мог поучить скупости и скопидомству. Я вот временами даже думаю, что про него самого хорошо бы было мультсериал снять.

            – Про всех вас, – льстиво предложил Пашка.

            – Хорошая идея. Отрок. Так даже лучше, ты прав. Про меня есть, что поведать миру.

            – Чушь! – отрезала мать. – Святой Устин! Кому эта халупа нужна?

            – А знаешь, Валентина, в этом что-то есть… Там же не только халупа, но и, так сказать, если можно так выразиться, духовное наследие.

            – Ты еще культурное наследие, охраняемое ЮНЕСКО, сюда приплети, – фыркнула мать.

            – Темный ты человек, Валентина, – вздохнул отец. – Не слышишь ты зова предков.

            – Сраный Трифон! Зато ты, после второго литра, и зов предков и звуки космоса слышишь, – ехидно захихикала мать. – Там царь Копей над златом чахнул. – Она фыркнула. – Нищебродом он был и пропойцей, тащил из Института всякую секретную рухлядь, но так и не разбогател. Полна жопа голубцов.

            – Он был великий эконом, – возразил отец, – то есть умел судить о том, чем государство богатеет и чем живет и почему не нужно золото ему, когда простой продукт имеет.

            – Не простой он продукт гнал, если тебя, алкоголика с луженой печенью, от него так штырит.

            – Может у него тут вообще свидетельство на астероид или кусок Луны спрятано? – попытался уйти от скользкой темы отец.

            – Полный Улан-Батор! Держи карман шире. Говна пирога у него тут кусок. Кстати, – осенило ее, – нейралинк Маск со свиней внедрять начинал!

            – Думаешь, его интересует «Звезда свиней»?

            – Я откуда знаю, – раздраженно отозвалась мать, – что этого марсианского извращенца может интересовать? Может и решил запустить свои щупальца в здешних свиней.

            – Ладно… как вариант вполне допустимо… Как один из вариантов. Будем воспринимать данную гипотезу как некую рабочую модель.

            – Говорят, Маск и на Венеру киборгов заслал.

            – Я в это не верю, – отрезал отец. – Там, на Венере, сейчас ловить совершенно нечего, даже киборгам и дата-людям. Там сутки дольше года длятся. К тому же, до сих пор нет ясности в вопросе, снятся ли андроидам электрические овцы?

            – А еще говорят, он хотел Юпитер взорвать.

            – Про это я слышал, чтобы ускорить переход Юпитера из состояния газового гиганта в звезду, второе Солнце.

            – О мертвые мои родители! Вить, а зачем ему страсти такие?

            – Дабы Каллисто, Ио, Европу и Ганимед колонизировать.

            – Но если он Юпитер шандарахнет, нам кранты на Земле?

            – Кранты, но на это у него тоже пока кишка тонка – силенок маловато, пупок от таких проектов развяжется. Ему бы на Марсе усидеть, а то желающих его оттуда сковырнуть полно. Вот только аэрокосмический сектор подтянут и выставят посттрансчеловекам счет к оплате. Дай срок, мы освободим оккупированный постлюдами и киборгами несчастный Марс, депосттрансчеловечим его, окончательно решим вопрос. Устроим им «Войну миров» наоборот и «Аэлиту 2049» в одном флаконе. Как тебе такое, Илон Маск? Чат-боты не спасут от справедливых воинов заслуженного возмездия.

            Кладбище было за околицей на противоположной от лачуги дяди Коли стороне Мумуевки. «Бумеру» пришлось проехать всю деревню насквозь, мы с Пашкой под довольный хохот отца выбрасывали листовки из окон; ветер, будто пособник, гнал листы к домам, прижимал к калиткам и окнам. Дорога от деревни до кладбища вела строго по прямой. «Бэха» остановилась перед поросшим деревьями кладбищем.

            – За мной, дети мои, – отец выскочил из машины. – Прошу обратить пристальное внимание на рассыпанные по дороге семена мака, – указал пальцем на семена.

            – Вить, и зачем это?

            – Если вампир выберется из могилы, то увидит их и начнет считать. Их много, будет считать до рассвета и в деревню не попадет.

            – Тут есть вампиры? – встревожился Пашка. – Как в Гагаузии?

            – Пока что в деревню не приходили, этот простенький математический фокус останавливает – все считают, хи-хи-хи. Но в конце 17 века году эдак в 1693 тут была документально зафиксированная вспышка вампиризма. Но потом местные того, уважать себя заставили.

            – Что-то давно как-то? – усомнилась мать.

            – Вампиры еще в самом древнем Вавилоне были известны. Их там экимму на местный манер именовали. И вообще, если вспомнить иудаизм, то первой женой Адама была не Ева, а Лилит, вампирша. Ева уже потом была, когда Лилит свалила от Адама на курорт демонов на Красном море.

            – Вампирская маца! Еврейские штучки! – мать трижды поплевала через левое плечо.

            – Нечего бабу одну на курорты отпускать, – рассудительно сказал отец. – Все беды от этих курортов. Вообще, вы правы: политика вампиров притягивает, но пост главы сельской администрации настолько мелок, что ни один уважающий себя вампир до него ни снизойдет. Если только летучая мышь – вампир, но она не пройдет антропоморфный фильтр в ФБУСП, так что бояться с этой стороны нам совершенно нечего. Тут важно понимать, что тут вам не здесь и даже не тута, Вагатуту. Здешний вампир любого трансильванского вампира на один зубок положит и сожрет, хоть даже и Влада Дракулу, сажателя на кол. Тут самого бы Сажателя на кол посадили, из здешнего крутого лихого народца выходят крутые лихие вампиры. Даже среди цыган про наши места ходит дурная слава. Это просто чтобы вы представляли масштаб бедствия и понимали, что я вовсе не голословен.

            Он бодро устремился на поиски могилы Копейкина. На некоторых могилах трепетали огоньками черные свечи, стоящие без всяких лампадок, но почему-то не гасших. Жутковатое зрелище, я невольно начал настороженно смотреть по сторонам – мало ли что может таиться в здешних зарослях? Тем более после отцовских рассказов про здешних странных животных и прочих обитателей.

            – Вить, тьфу на тебя!

            – Между прочим, на этом кладбище похоронен и великий композитор Иоганн Себастья Пах. Фамилие такой. Но мы сейчас не к нему.

            – Полный некрополь! Натуральная мастаба!

            – Но у нас есть шанс написать свои имена на одной из этих могил.

            – Витя, – мать досадливо сплюнула, – типун тебе на язык.

            – Рано или поздно все там будем.

            – Не каркай, лучше делом занимайся!

            – Ты, дядя Коля, как никто другой продемонстрировал нам поразительный и неповторимый духовный аскетизм. – Выкрикивал отец. – Ты наш парадоксальный гений, чужой среди чужих. Твой великолепный интеллект пронизывал пространство и время подобно радиации. Твоя гениальная прозорливость стала отличительной чертой твоей прозорливой гениальности. Окружающие тебя люди, в первую очередь в моем скромном лице, не имели никаких сомнений в твоей гениальности. Сила твоего интеллекта могла сравниться лишь с силой твоего интеллекта! На кого же ты нас покинул? Как же неблагодарное человечество проживет без светоча твоей мысли, костра твоего таланта? Твоя активная жизненная позиция была им как кость в горле! Ты был как кот Шредингера для нашего времени, утерянный код идентификации, Кулибин в морге. Ты был этаким греком среди римлян. Греком – в хорошем смысле слова, а не олимпийским слабозадышем. На кого же ты нас покинул? Вы знаете, каким он парнем был? – Отец оглянулся на нас. – Он во время оно даже пытался БКС, боевые космические станции и спутники СОИ[1] сбивать из самодельного электромагнитного рельсотрона, построенного на песчаном карьере на основе украденных с «чугунки» рельс. Так сказать, наш ответ Рональду Рейгану. И даже сбил на испытаниях один из спутников серии «Ки-Хоул»!

            – Что за хоул такой? – Подозрительно поинтересовалась мать.

            – По англицки это означает «замочная скважина».

            – В скважину даже подсматривали. – Перекрестилась мать.

            – Верное замечание: они различали на поверхности Земли объекты размером менее десяти сантиметров.

            – Ничего святого для шпионов нет! Сраное ЦРУ! И в сортире от них не спрячешься.

            – Толковый был мужик, талантливый, ничего не скажешь. Он бы и настоящую «Звезду смерти» сшиб, не то что объект вшивого пентагоновского проекта.

            – Полная вобуляция! Скажешь тоже!

            – Он уже собирался создать источник энергии, использующий искусственный распад протона и запитать от него лучевое оружие, осилить задумку просто планетарного масштаба, но алкоголь и краденые гуси сгубили его. А молодого гусекрада несут с пробитой головой, – жалостливо напел он.

            Отец запнулся о заросшую травой могилу, над которой гордо главенствовал окрашенный в лиловый цвет большой металлический крест с шестиконечной звездой на навершии, и с размаху грохнулся на землю, в падении расколотив головой ветхую деревянную лавочку.

            – Вот тебе, бабушка, и ветхий пень! – перекрестилась мать. – Вить, ты живой?

            – А что мне сделается? – отец упруго вскочил с земли. – Дети в джедаев в парке играли… Ииииийеху! Маэстро, урежьте туш!

            – Все-таки головой треснулся…

            – Там одна кость, в голове, – отец гулко постучал себя костяшками согнутых пальцев по лбу, – ей ничего не будет. Кто-то маразмом страдает, а кто-то – наслаждается!

            – И то верно… Тем более, твой мозг натурально плавает в алкоголе, как заспиртованная гадюка, это смягчает удары.

            – Я родился со спиртом в крови. – Отец махнул рукой, словно отгоняя назойливо гудящего комара.

            – С этим не поспоришь, – мать тяжело вздохнула. – Я прощаю тебе твое тяжелое психологическое состояние. Вхожу в твое текущее трудное положение.

            – Меня мать в детстве поила самогоном, и в моем алкоголе всегда есть кровь.

            – Кто бы сомневался?..

            – Едем обратно.

            – А могила дяди Коли?

            – Уже не надо, я уже все знаю. Не будем напрасно терять времени. Раз пошла такая пьянка – режь последний энурез! Молибден и возвращение молибдена. Бакелит не повредит. На ваши «Пифагоровы штаны» натянем мы «Кальсоны Михельсона»! Филарепусы возвращаются!

            – Сотрясение, – прошептала мать и сделала страшное лицо. – Боюсь, совсем спятил. Стал с приветом, будто из дурдома сбежал, почти как душевнобольной дядя Коля. Галлюцинации, атеросклероз, альцгеймер, паранойя…

            – Лучше паранойя, чем геморрой. – Отозвался отец. – И пользы больше и не чешется. А алказельцер геймерам не помогает.

            – Тебе виднее. Витя…

            – А на голову не обращайте внимания, на голову попросту плюньте.

            – Как скажешь…

            – А теперь загадка: с виду не съедобно, но съедается удобно.

            – Вить, и что это? – осторожно спросила мать.

            – А я откуда знаю? – Отец пожал плечами. – Если вы не отгадали – мы напишем в Лимпопо! Поспели вишни в саду у дяди Вани. У дяди Вани их как говна за баней. Славное море – Мертвое море, нам помогает в печали и горе. Кто-то собирает алмазы и рубины, а я собираю редкие вина. Этот индюк напротив смотрит в мои глаза. Этот индюк не против, он совершенно за! Раньше куры были просто куры, оказались эти куры дуры. Не стойте и не пойте, не пойте, не пляшите, там, где идет строительство или подвешен гнус.

            – Святое дерьмо! – перекрестилась мать. – И правда сотрясение!

            – Как на наши именины привезли с собой мы фен, каравай, каравай и строительный фен. Я пожираю бутерброд с мацой. Без мацы бутерброд полный отстой. Если бывают грибные дожди, то бывают и рыбные и мясные… И даже макаронные! Мажу маслом бутерброд, думаю, а вдруг Нимрод? Дарт Вейдер очень любил спирт… А вы знаете, что на самом деле «Одиссея» называлась «Моисеей», это потом ее из политкорректности переименовали?

            – Вить, что ты несешь?

            – Но что не говори, сгорбиться от любви не может ни один ни один король. Сгорбиться от любви способен только тролль! Упала шляпа, упала на кол, упала на кол вместе с головой. В Африке, в сезон дождей, плесень может все покрыть, а веселый топинамбур от погоды может сгнить. Зеленые человечки свили гнездо за печкой; свили гнездо за печкой зеленые человечки. Люди на мальчика глянули косо; мальчик в ответ на них строчит доносы. Веселить с Папой Карло собирается народ; если ты враг Буратино, то проваливай, урод!

            – Поехали отсюда к чертям!!! – Закричала мать.

[1] СОИ – Стратегическая Оборонная Инициатива – Strategic Defense Initiative