Нет пророков в своём Отечестве

Жара под сорок градусов давила всей мощью агрессии и  тупости на степь, речку, прудовый ставок у прямоугольной лесопосадки и на автобус, заблудившийся среди степей, станиц и крохотных хуторков. Внутренности салона кипели солнцем и огнём, воздух жарился, но пока ещё не булькал и не разбрыгивался как на сковородке, он покорно смирившись выражал лишь только свое внутреннее несогласие погоде и всему автобусному парку Донских диких и заросших падольником степей, изрезанных мелкими речушками, прудовыми бликами, гирлами, буераками и оврагами.

Автобус уже третий час после полудня стоял на пыльном, отсыпанным мелким углём вперемежку с тырцой дороге, посередь рыжего, переспелого поля, сползающего левым краем в огромнейший глинистый разрез оврага, поросшего местами в доньях ивовым кустарником и взлохмаченным ковылём.

Внутренности автобуса, состоящие из десяти пассажиров, клокотали, шумно ругая местную администрацию, областное начальство. Досталось не только им, но всему Закавказью, Приазовью и даже Волго-Донскому каналу за нерачительное использование водных ресурсов. Особенно буйствовал загорелый до черноты, но крепкий на вид пассажир, стриженный налысо, загорелый до черноты, Он, зачухренный каплями пота, щекотавшие спину, грудь, шею, прижимал к груди пузатую папку, забитую чем-то непонятным и не поддающего воображению.

Когда он, напрягаясь до ломоты в скулах, выдавливал из себя слова, перебивая других, и слал проклятия на головы пассажиров, весь салон превращался в дальнобойную артиллерию, которое глушило и заставляло умолкать весь окружающий степной мир вместе с щебетом птиц, вскликами ястребов и шумом ветра в лесопосадке. Тем не менее каждая партия его слов заканчивалась одним и тем же:

- Я не такой как все! Поняли, быдлаки, мулячьи! В грязи ваше место!

Людей это бесило ещё больше и в ответ ему летели те же колкости и подтыривания исподтишка:

- Давно ли коров пас, гавно босяковыми ногами по фермам месил!

- Ха-ха…Он типа городскый… не чета нам казакам…

- Ну, ну… быдло то издалека мычит и где лепёшки кладёт, там и жрёть… и он всё туда же… Че не городскый…

Водитель, возившийся в моторе, под крышкой автобуса, слушал их, но ничего не говорил, будто жара и зной ему окончательно откусила язык, а глаза крепко слиплись.

В очередной раз выбросив в толпу кучу гадостей, он, громогласный пассажир, зашлёпанный жизнью, отерев с лица пот, не то, чтобы проговорил , а почти выплюнул:

- Да я такой, умею с быдлом разговоры разговаривать… у меня к нему… к быдлу этому… страсть как полная неуважуха…

Казак в кепке, с безобразным рубцом на верхней губе, сощерился беззубым ртом и проговорил тяжко с надрывом, будто перед кончиной:

- Так ты ж, не такой как все… Чё заело, да?! Пластинка запиленная ! Вон, вижу, как вывернула тебя наизнанку. А когда ты курей у меня со двора воровал по молодости, дык не гутарил, шо ты не такой, как все, а в курятнике у меня перепуганный мычал как телок, спутанный, шоб не убёг с поля. Что забыл, чертяка, укропа рассыпная, укрученная в сигарету…, можа ещё раз напомнить?!

- Точно-точно… - встрепенулась соседка мужика, толстая и сисястая до неприличия, но красивая лицом, награждённая Богом голубыми, почти небесными глазами. - Он у меня, вахлак, тоже в курятнике мычал… Нет, шоб свою живность завести, так чужие сараи ограблял.

- Не было этого! - Завопил «не такой как все» - Я по чужим изгородям не лазил, штаны не рвал. Эх, вы! Куды вас понесло. Совсем обезличили свою совесть! Я не такой как все!

- Да он совсем забыл, как потом в курятнике средь дерьма сидел до утра… - продолжала соседка.

– Вот его я тогда тряпками ссаными до калитки гнала… бежал, отбрыкивался руками, падал… кувырками шёл… ха-ха…

- А я его оглоблей утянул по хребтине, душевно отблагодарил… - Перебил её казак в кепке.

- Не было этого! – Снова завопил загорелый. – Потому что я не такой как все!

Между тем, покуда грызлись между собою пассажиры и пассажирки, водитель наконец-то вставил новенький ремень между распредвалом и каленвалом, закрутил гайки, чтобы масло не подтекало, и накрыл крышкой мотор. Он искоса глянул на автобус, вытер руки о траву, и, по-прежнему не обращая внимание на взбесившихся пассажиров, залез на водительское место. Завёл мотор и рванул места так, что сисястая баба ударилась об поручень сиденья… и взвыла:

- Аааа… Больно же, Ванька! Ты шо так дёргаешь с места!? Сказился шо ли? Синяк же будет… ой, больноооо… шишака точно вырастеть…

Весь салон то же ахнул, когда тронулся автобус, пассажирьи головы так и мотнулись назад, кто-то жалобно захныкал, но никто этого не услышал, потому что мотор автобуса ревел, как тигр и глушил все разговоры. Слышалось лишь одно:

- Я не такой как все!

© Copyright: Юрий Алексеенко 3, 2024
Свидетельство о публикации

Жара под сорок градусов давила всей мощью агрессии и  тупости на степь, речку, прудовый ставок у прямоугольной лесопосадки и на автобус, заблудившийся среди степей, станиц и крохотных хуторков. Внутренности салона кипели солнцем и огнём, воздух жарился, но пока ещё не булькал и не разбрыгивался как на сковородке, он покорно смирившись выражал лишь только свое внутреннее несогласие погоде и всему автобусному парку Донских диких и заросших падольником степей, изрезанных мелкими речушками, прудовыми бликами, гирлами, буераками и оврагами.

Автобус уже третий час после полудня стоял на пыльном, отсыпанным мелким углём вперемежку с тырцой дороге, посередь рыжего, переспелого поля, сползающего левым краем в огромнейший глинистый разрез оврага, поросшего местами в доньях ивовым кустарником и взлохмаченным ковылём.

Внутренности автобуса, состоящие из десяти пассажиров, клокотали, шумно ругая местную администрацию, областное начальство. Досталось не только им, но всему Закавказью, Приазовью и даже Волго-Донскому каналу за нерачительное использование водных ресурсов. Особенно буйствовал бледнолицый, но крепкий на вид пассажир, стриженный налысо, загорелый до черноты, Он, зачухренный каплями пота, щекотавшие спину, грудь, шею, прижимал к груди пузатую папку, забитую чем-то непонятным и не поддающего воображению.

Когда он, напрягаясь до ломоты в скулах, выдавливал из себя слова, перебивая других, и слал проклятия на головы пассажиров, весь салон превращался в дальнобойную артиллерию, которое глушило и заставляло умолкать весь окружающий степной мир вместе с щебетом птиц, вскликами ястребов и шумом ветра в лесопосадке. Тем не менее каждая партия его слов заканчивалась одним и тем же:

- Я не такой как все! Поняли, быдлаки, мулячьи! В грязи ваше место!

Людей это бесило ещё больше и в ответ ему летели те же колкости и подтыривания исподтишка:

- Давно ли коров пас, гавно босяковыми ногами по фермам месил!

- Ха-ха…Он типа городскый… не чета нам казакам…

- Ну, ну… быдло то издалека мычит и где лепёшки кладёт, там и жрёть… и он всё туда же… Че не городскый…

Водитель, возившийся в моторе, под крышкой автобуса, слушал их, но ничего не говорил, будто жара и зной ему окончательно откусила язык, а глаза крепко слиплись.

В очередной раз выбросив в толпу кучу гадостей, он, громогласный пассажир, зашлёпанный жизнью, отерев с лица пот, не то, чтобы проговорил , а почти выплюнул:

- Да я такой, умею с быдлом разговоры разговаривать… у меня к нему… к быдлу этому… страсть как полная неуважуха…

Казак в кепке, с безобразным рубцом на верхней губе, сощерился беззубым ртом и проговорил тяжко с надрывом, будто перед кончиной:

- Так ты ж, не такой как все… Чё заело, да?! Пластинка запиленная ! Вон, вижу, как вывернула тебя наизнанку. А когда ты курей у меня со двора воровал по молодости, дык не гутарил, шо ты не такой, как все, а в курятнике у меня перепуганный мычал как телок, спутанный, шоб не убёг с поля. Что забыл, чертяка, укропа рассыпная, укрученная в сигарету…, можа ещё раз напомнить?!

- Точно-точно… - встрепенулась соседка мужика, толстая и сисястая до неприличия, но красивая лицом, награждённая Богом голубыми, почти небесными глазами. - Он у меня, вахлак, тоже в курятнике мычал… Нет, шоб свою живность завести, так чужие сараи ограблял.

- Не было этого! - Завопил «не такой как все» - Я по чужим изгородям не лазил, штаны не рвал. Эх, вы! Куды вас понесло. Совсем обезличили свою совесть! Я не такой как все!

- Да он совсем забыл, как потом в курятнике средь дерьма сидел до утра… - продолжала соседка.

– Вот его я тогда тряпками ссаными до калитки гнала… бежал, отбрыкивался руками, падал… кувырками шёл… ха-ха…

- А я его оглоблей утянул по хребтине, душевно отблагодарил… - Перебил её казак в кепке.

- Не было этого! – Снова завопил загорелый. – Потому что я не такой как все!

Между тем, покуда грызлись между собою пассажиры и пассажирки, водитель наконец-то вставил новенький ремень между распредвалом и каленвалом, закрутил гайки, чтобы масло не подтекало, и накрыл крышкой мотор. Он искоса глянул на автобус, вытер руки о траву, и, по-прежнему не обращая внимание на взбесившихся пассажиров, залез на водительское место. Завёл мотор и рванул места так, что сисястая баба ударилась об поручень сиденья… и взвыла:

- Аааа… Больно же, Ванька! Ты шо так дёргаешь с места!? Сказился шо ли? Синяк же будет… ой, больноооо… шишака точно вырастеть…

Весь салон то же ахнул, когда тронулся автобус, пассажирьи головы так и мотнулись назад, кто-то жалобно захныкал, но никто этого не услышал, потому что мотор автобуса ревел, как тигр и глушил все разговоры. Слышалось лишь одно:

- Я не такой как все!