Флеш

- Женя – гопарь. Грабит хату, пока Надя по ментам, - был голос.

Да, да, именно все так и начиналось. Первый искусственный интеллект был установлен на базе нейронно-березового компьютера «Карапет» в 178-м отделении милиции. Для запуска надо было открутить пробки и осуществить залив. Красная горловина – вода с сахаром. Синяя – секретный состав с таинственным названием «Зайка-Знайка». Наконец, спирт. Куда ж без спирта. Обычная водка – нет. Разве что, армянский коньяк.

И вот, засветились синим светом индикаторы. «Карапет» был готов к работе. Первый запуск продлился всего полторы минуты, и именно в ходе этого непродолжительного отрезка стало известно о некоем Жене. Добавили чистого спирта. Положение улучшилось.

- Как фамилия у Жени? – задал вопрос майор Конский, Петр Сергеевич.

- Лук…. Лук…

- Лук?

- Нет. Заикаюсь.

- Слабый спирт. Нет. Да. Пивка бы.

Но как такое могло быть? Оказалось, плохо читали инструкцию. Для пива предназначалась неприметная плоская крышечка. Наливать надо было через воронку. Правда, замыкать внутри машины было нечему – тут использовались иные, нежели электрические, принципы.

- Можешь говорить? Как фамилия Жени? Лукман?

- Нет.

- Лукашевич?

- Лук… Лукашин….

Так была сделана первая ориентировка. «Карапет» собирал сведения прямо из пространства. Ученые называли этот метод «Информационный чистяк». Никакой дополнительный мусор не мешал машине.

- Кто такая Надя?

- Терпит она. Шпак брала.

- Какого Шпака.

- Мафонами понтовался. Соневский у него был. Кричал – только я! Кто ж в наше время кричит. С Болгарии ему Гюнтер барахло завозил. А теперь вернется с рейса, придет за бабками, ни бабок, ни мафона. Я бы посоветовал прослушку поставить. Но лично Лукашина он не знает.

У компьютера была трубочка – для слива. Надо было внизу тазик ставить. Как все составы заканчивали свой путь через березовые нейроны, начиналось так называемое квантовое испускание. Сначала сливали. Потом прочитали в документации, что это – квасок. Никто, впрочем, этот квасок пить не отважился.

Лука, так он сам себя называл (близкие на районе звали Лучок) думал, кому скинуть хабар из квартиры этой шаболды Нади.

Познакомились они у Гагарина на вписке. Шпак, фирмач её, там тоже крутился. Надя была клёвая, Лучок запал, и чтобы позлить папика, Надя ушла с Лучком пораньше. Провожая её до дома, Лучок пустил в ход все фирменные приёмы обольщения: и выкидуху показывал (два раза), и про жизнь свою лихую заливал (97% было дистиллированным враньëм), и фамилии серьезных людей небрежно упоминал (цепкая память была его единственным неоспоримым достоинством, но логика в принятии решений отсутствовала начисто). Несмотря на все Лучковы козыри Надя из обьятий выскальзывала и незадачливого кавалера довольно грубо и эффективно осаживала, поэтому в запасе оставалось лишь одно средство – коммерческий интерес. Лучок знал, что Надя барыжит шмотом, и на крючок клюнет, "а как в прихожую зайдëм – можно и на абордаж". Именно так у Лучка случилась первая, но крайне недолгая интимная близость с подругой его матери, сорока семи -летней бухгалтершей треста школьно-базовых столовых Зинаидой Овощ. Правда, абордажу тогда подвергся сам Лучок.

Но как зашли, Лучок опешил – такой прихожей (а дальше его не пустили) он не видел никогда, даже у райкомовского отпрыска Гагарина. Вся прихожая у Нади была в плакатах баб в джинсах. Не вру! А некоторые были по пояс голые. Титьки бабы прятали, но от этого ништяк становился лишь гуще и интересней.

"Вранглер» – прочитал Лучок название джинс на жопе одной бабы.

– В честь Чёрного Барона, – решил блеснуть он эрудицией.

 – Мудак, это фирма такая, "Рэнглер", – фыркнула Надя, картинно закатив глаза.

И тут Лучок набросился – стал лапать, лезть губами в рот. От Нади так пахло! Гораздо приятнее, чем от Овощ. Запах и упругая гладкость Надиной попы в колготках (у Овощ попа была дряблой и липкой, как кисель, и, казалось, засасывала в себя руку) сделали своё дело: Лучок совсем поплыл и его нехило вольтануло – кончил в штаны даже быстрее, чем с Зинаидой.

Надя чувствовала, что заигралась. Район, где она недавно поселилась, был стрёмный, и провожатый из местных был не лишним, но дать этому противному малолетке отнюдь не входило в её планы на вечер. Вероятность того, что Лучок что-то купит, была очень мала.

Выпитое стало уже отпускать.

Но как набросился, засранец!

Шанс на перепихон у Лучка ещё был, если бы он вдруг не ослабил напор.

Но так как он по вышеназванной причине напор ослабил, и Надя это поняла, быть не униженным Лучку теперь не светило.

Пётр Сергеевич Конский поднял поддон с кваском, чтобы опорожнить ёмкость, но до туалета не добежал. Надя уже подняла и почесала ногу. В моменты сильного эмоционального или умственного напряжения (Надя всегда в них путалась, как в рецептах опресноков) у неё отекала харизма ног и отвратительно чесалась условность.

Но сегодня, во время движений вниз-вверх по собственной мясной конечности, Надюха пятой умозрительной точкой обнаружила подвох –на голенях взошла картофельная ботва. «Скарлет, районированный сорт», – совершенно точно определила Надя. Расстроилась, конечно. Вечно эта баба Зина со своим: «Пойдём чайку пошваркаем с Брусничкой». Дошваркались. Вот тебе, баба Зина, и ягодки. Теперь какие свидания? Какой Лучок? Пока Надюха не откопается. Два месяца ещё ходить. Бабе Зине-то ерунда, у неё сто лет как сломанная овуляция валяется в сундуке.  Бруснике это и на руку. Ушлый! А с Надей нехорошо вышло. Был бы этот Брусника человек, разве поступил бы так? Теперь стоять Надюхе фигурой третьей – к лесу передом, и никаких французских духов из крапивного эфирного масла во веки веков.

Разумеется, у Надюхи полтора раза мелькнула мысль: а хорошо бы сейчас бритву – самую последнюю марку, с плавающими рожками, да с приводом на тополином пухе. Но Надюха теперь-то прошаренная. На всякий случай она открыла портативного голубя в интерзеркале и обнаружила, что ботва от этой процедуры начнёт колоситься ещё выше – до самого подбородка. Нет. На это Надя пойти не могла. Не шешнадцать же. Да и тут совершенно кстати вспомнила, как жена Соневского после такого бритья написала гимн Советского Союза. Причём и слова, и музыку. Побочка пробила. А у Надюхи свободных трудодней нет. И так всё в пропасть из рук валится. И щи, и борщ. Бывает лупанёт, Надя ухватом по скороварке, чтобы та быстрее вертелась. А она бац! И тыквой обернётся. Вот и Лукашин в бане себе парится, ничего про это не знает. Баню-то любит по-чёрному. Нечто там рассмотришь что. А наощупь голову не обманешь. Надька провела рукой по шёлковой, во-вот собирающейся зацвесть картофельной ботве. Тяжело вздохнула. Теперь ещё эта чёртова Скарлет. И, хлебнув изрядный порцион финишной самогонки на земляных червях, решила подумать об этом завтра.

Назавтра картоха каким-то неведомым образом была спасена, вся ботва цвела и самым выдающимся образом пахла. Надюха ничего не помнила. Зато внезапно вспомнила, что надо то ли на конюшню, то ли на ипподром.

На конюшне пороли колонизатора-рабовладельца. За враждебность советским идеалам. Как ни пороли – паролей не выдал.

- Пароли-пароли-пароли! – слегка неправильно напевая песню Далиды и Алена Делона, Надюха воодушевлённо мчалась на ипподром.

Но Надюха – не Далида. На ипподроме вместо Алена Делона её, к сожалению, ждал Ипполит. В пальто и весь мокрый. Только футболка сухая и совсем не пахнет.

- Тёпленькая пришла! – увидев Надюху, заржал Ипполит.

Ипполит любил Надюху, потому что её предшественница, Люда Конюх, оказалась чрезмерно холодна. Потом выяснили, что это труп.

А Надюха – живая. И с интерзеркалом. Шарит.

Тем временем из соседней конкуры прибежал Шарик. Начался celebrity deathmatch с участием Ипполита и Шарика.

Ипполит лягнул случайную лягуху. Потом лягнул Шарика и заржал:

- Так не доставайся же ты никому!

Шарик лопнул и никому не достался.

Мимо проходили Мимокродил, Венечка Ерофеев. Веня Пук и Лучок.

- Ну и дела! – неожиданно заржал Мимокродил.

Венечка Ерофеев немедленно выпил

Веня Пук хотел ограничиться пуком, но что-то пошло не так. Кстати, земля ему пухом.

Глядя на всё это, Лучок заплакал:

- Шарик испортился! Значит, теперь испорчусь я!

Как в воду глядел. Тут же из близлежащей лужи выскочила Зинаида Овощ. Сначала она тактично предложила Надюхе специальный, гусьсвиньенетоварищеский, celebrity deathmatch, но Надежда отказалась.

Лучок всё понял. Впрочем, с пониманием у него всегда были проблемы.  Сначала неудачное появление на свет. Он вывалился из рук пьяного акушера Гришки на кафельную плитку. Затем, в возрасте семи лет, горячая встреча его узкого лба с холодным бордюром на углу проспекта Ленина и улицы Закатной. Тогда Лучок впервые познал космос и запах нашатыря. Вокруг были тьма, звёзды и гул в ушах. Постепенно сквозь мутную пелену выглянуло белое пятно. Такое же неясное, как судьба после съеденного чебурека в кафе «У Ашота».

— Ангел? — неуверенно спросил Лучок.

— Ой, спасибо! — звонко рассмеялся чей-то женский голос. — Нет, не ангел. Но я у них на службе.

Когда зрение немного сфокусировалось, Лучок увидел свою первую любовь. Точнее образ своих будущих сексуальных фантазий. Медсестра Лиза была огненной во всех смыслах этого слова. Начиная от медных вьющихся волос и просто кончая. От её ласково-гипнотического голоса пациентам даже не требовалось обезболивающее. Особенно мужчинам. Они терпели. Выказывали ментальную силу. Подмигивали. Или просто блаженно улыбались, как нищие перед молитвой. Собственно, как и Лучок теперь. Глядя на это прекрасное чудо природы, он забыл про свою боль, про рассечённый лоб,  про залитое кровью лицо. В будущем он часто про всё забывал, за что и страдал, кроме того рыжего ангела из далёкого прошлого. Единственного чистого образа в его грязной непутёвой жизни…

…Лучок понял, что попал  в цепкие лапы Зинаиды Овощ. Она тащила его в чёрную лужу. Громко и хрипло хохотала. Плевалась во все стороны.  Вульгарно материлась почём зря.

— Пожёванная русалка. — Мелькнуло в голове Лучка. — Неужели это всё? Я же ещё так молод. Возможно, свеж. Позавчера только поменял трусы. Почему я должен доедать за сотнями потных мужиков этот обезвоженный кусок мяса? Почему бытие рушит моё сознание? Мне же в нём было так комфортно. Лиза! Лиза! Лиза!

— Какая я тебе, к чёрту, Лиза, обоссаный щенок! — завопила Овощ, замахиваясь своей немытой рукой-лопатой.

— На помощь! — чуть крикнул Лучок, но его голос растворился в пустоте. Тьма, звёзды и холодная бесконечность.

Он падал в пропасть по усыпанной светлячками спирали.