Очередь

Когда-то был мировой дождь. Он шел по всей земле в течение 2 миллионов лет. Штука эта хороша в том числе, если вы сохранили в себе черты произвольного мечтателя, если мысль – ваш основной продукт. Я же смотрю на людей внимательно вовсе не потому, что мне нечем заняться. У души есть запах. Это вовсе не запах тела.

Явления, требующие синхронизации слова с крупными фигурами во всем мироустройстве, конечно, надо как-то обрамлять, и я иногда думаю в сторону формул. Но формула понтов? Можете предложить что-нибудь ощутимое.

Люк.

Крышка гроба – это тоже люк. Вам кажется, что песня финального звука – это своеобразный итог всего, и можно открывать воображаемый журнал судеб и вычеркивать очередной имя.

Я же открыл люк по той причине, что мне надо было вызвать Сине-Зеленого, это дух дождя, но для осуществления задуманного требуется большая масса энергии.

Кто-то полагает, что умерший сразу же видит тоннель. Нет, это персональное. Первая же картина после того, как пройдено белое матовое поле – это бесконечная очередь на пути к пункту фильтрации, при чем, поток этот совершенно не случайно прерывается во многих местах. Иногда может возникнуть видение города, и это – отдельная история. Что же касается слов, то, наверное, обычный язык не подходит, но и прочие языки, на которых я умею общаться или писать – это все тот же линейный подход. Язык беса? Да, но и тут будут трудности перевода.

Туман же кисеист, холоден, костист, мыслист, и, если начинать с начала, то это люди, которые умерли совсем недавно. Я, правда, знаю, точно не знаю, от чего зависит время первичной комы все еще живого сознания, прежде, чем происходит постановка в очередь. Но сам человек ничего не понимает. Главное – что возврата уже нет, если вы уже в очереди. Кого-то, бывают, откачивают на более ранних этапах, и они рассказывают, что видели – кто-то ангелов, кто-то – демонов, или же – врачей со стороны, словом, диапазон образов достаточно широк.

Итак, я просто ходил и смотрел на людей, и некоторые меня видели, и в их сознании это все еще транслировалось с применением прежних, жизненных, алгоритмов. Человеку могло казаться, что он сидит на скамейке.

- Здравствуйте, - улыбнулась она.

- Да, да, хороший день, - ответил я, - помните, как вас зовут?

- Галя.

- Хорошо.

Это «хорошо» имеет смысл – некоторые теряют имя уже в самом начале.

- Слушайте, - сказала она, - у меня какие-то подозрения. Не знаю. Ведь не жарко. Я даже спросила у прохожих – правда не жарко. Но что-то не так.

- А вы не знаете? – спросил я.

- Нет. Вы так выглядите, как будто я вас знаю.

- У меня рейтинг 95 в общем списке и 5-й Политбюро, только вам все это знать не обязательно. Я даже могу сейчас сказать – мы будем сидеть, сидеть, вам захочется спать, и на этом все закончится. Но мы можем пойти в бар.

Меня часто за это осуждают, потому что никакого бара тут быть не может, а ведь это – самая кромка мира мертвых – тем не менее, мы пошли в бар, и бар этот был, и все было как всегда. Галя, конечно же, потеряла голову – потому что в реальности у нее не было никакой головы, и сила потока мощнее.

- Никогда такого вкусного вина не пила.

- Бывают такие редкие случаи, - сказал я, - но это только дети помнят. Потом, с возрастом это проходит. Ребенка посещают какие-то образы, и, если правильно задавать наводящие вопросы, можно вычленить как раз вот это. Жизнь скоро уйдет, Галь, и ты уже будешь не Галя…. Но ты, может быть, бар этот будешь во сне видеть. Как снова родишься. Он, может, от юность до старость будет вместе с тобой, потому что человек не умеет разгадывать такие загадки.

- Я что, умерла? – догадалась она.

- Да. Так и есть.

- И что со мной будет?

- Вон там, очень далеко, ворота. Но ты уже не будешь себя знать, как дойдет твоя очередь. После ворот происходит процессинг. Если только тебя не выбросят в другую сторону. Там находится Скотобаза. Но ты хорошая.

- Правда?

Наверное, мы бы могли и дольше сидеть и пить это вино, но осознание стало триггером, и ее понесло – буквально по воздуху. Я протянул ей руку, и она еще какое-то время висела на ней.

- Мы встретимся? – прокричала она.

- Навряд ли.

Она отцепилась и полетела.

Река, вопреки всеобщему мнению, не так уж и страшна – она седа, молочна, и она – чуть дальше начала, а дальше – долгая гладь, где солнце напоминает какой-то электроприбор. Но это, конечно же, не солнце ада, о котором я уже говорил, ибо до ада отсюда – по сути дела – ни близко, ни далеко, а – как всегда.

Я ж встал в очередь. Река как река. Нет в ней никакого лодочника. Просто уже дальше совсем не с кем поговорить.

Да, локальный феномен памяти в реке – дело обычное, просто это некому описать. Я слышал крики – кто-то кого-то звал. Такое могло быть, если целая семья погибла одним разом, и они до конца держались друг за друга даже в начальном круге мира мертвых, пока их не разделила летейская вода.

И вот так, и идешь, и идешь, и можно спросить себя – а его мне туда идти? Но там – ворота, и, если повезет пройти, можно продолжить свое путешествие. А так, меня окружает бесконечная вереница потерявших личность сущностей.

Я выстоял в очереди, честно, никого не расталкивая. Ребята стояли реально египетские, с птичьими головами. Честно скажу – меня ведь это и интересует – почему на земле так много религий, а встречают тебя именно эти «парни» .

- Привет, - сказал я.

- Это 95/5, - крикнули со стороны, - сейчас будет очередь задерживать.

- И что? – спросил меня птицеголовый.

- Ты что, Ра?

- Сам ты Ра. Что ты хотел? Очередь перегородить?

- Я уже приходил, помните, - сказал я, - я просто хочу понять, как работает служба. Я – исследователь.

- Он голову морочит, - сказал еще один птицеголовый.

- Хорошо. Очень коротко. Данные ворота предшествуют процедуре взвешивания. Если клетка экосистемы взвешивание не проходит, она отправляется направо. Основной поток, если можно, идет налево.

- А какой процентный состав? – спросил я.

- Пятьдесят семь проходит обычно.

- Если попасть направо, то всё. И что там?

- Сходи и посмотри. Ты же из Политбюро.

- Я не со зла.

- Но что вам надо? – закричал я.

- Я исследую.

- Он – лукавый, - сообщил второй птицеголовый, - в который раз становится в очередь, доходит до Ворот, а далее морочит голову. Он еще умудряется какие-то отношения заводить на начальных стадиях распада. Ну?

Да, конечно, поднялся шум, кто-то даже взялся за копье, но просто так оттуда не прогонишь – канал слишком узкий. Однако, ни направо, ни налево меня не пустили, а предложили пойти по центру – в служебный вход. Вот это мне и нравится. А вообще, идея о том, что там все будет так, как ты себе это представляешь, работает как раз для тех, кто входит по Служебному.

Так, что я сидел на скамейке, купив за тут же придуманные деньги номер  New York Times за 32-й год. Впрочем, надо было пойти поискать какую-нибудь бытовку, комнату отдыха, канал, дверь, чтобы попытаться добраться до правды. Почему именно они стоят на входе? Где Архангел Гавриил? Что это вообще за система? Рай, если хотите знать, это как раз по служебному входу, а впускают меня, чтобы я очередь не задерживал. Они и прежде возмущались, что в этой очереди, среди мертвых, делает живой, но узнав про 95/5, они вовсе не озарились, но тут уж нечего делать.

Да, я могу пойти гулять по этим улицам. Здесь все идеально, потому что взято из моей головы, здесь все, как я бы себе мог представить. Можно подтянуть время, прокрутить годы, сесть на самолет и встретить родственников, но ведь они будут всего лишь компиляцией образов.

В прошлый раз никакую бытовку я не нашел, зато нашел какую-то дверь-конвейер, которая выводила в разные места какой-то далекой древности, и там, оказавшись на берегу океана, я смотрел на две гигантские башни, которые росли прямо из воды на большом удалении от берега. Синяя бездна моря, времени, глухой тишины. А ведь это была чья-то база.

Бытовку я и в этот раз на нашел. Я, конечно, мог бы пойти и найти то самое дверное устройство, а потом, например, пойти и посетить уже Политбюро, но в прошлый раз на меня и там наехали – сказали, что я все тусуюсь без меры, без дела, и, что хуже всего, исключить меня нельзя. Однако, это совершенно отдельная история. Вы же, должно быть, верите в послесмертный полураспад, но совсем нет никакой разницы, кто во что верит, потому что это алгоритм. Дьявол же – то прямоходящий медведь, но и о нем – не сейчас.

А вот уж атомный глаз солнца вышел из-за края земли. Он оживает, как мы знаем, в Японии, а потом гонит сам себя по ходу движения планеты. Я смотрю в окно. На окне сидит кот. Это – холст текущий минуты, и все остальное будет потом.