Белый пароход для Нюры

Пиво — интеллектуальный напиток. Какая досада, что его пьет так много идиотов.

(Рэй Брэдбери)

Бомжик Егор сегодня был особенно активен:

- Мадам, вы восхитительны! Вам сумочку поднести? Не за копеечку, а из любви к красоте! Но если на хлебушек дадите…

Незнакомка ускорила шаг:

- Отвали, пьянь. Знаю я твой хлебушек.

- Так и вам добрых деньков. Что тут поделать, коли пьянь. Совестно, конечно. Совестно.

Вокруг Перекрёстка людей было немного, но бодрости духа Егор не терял.

- Ах, вот и Вероника Сергеевна! Не откажите в милости малой. Позвольте проводить вас до почты?

Аккуратно одетая женщина с выбившимся из-под платка седым локоном вздохнула:

- Егор Данилыч, не надоело?

- Так я ж от чистого сердца. От жажды душевной…

Вероника вздохнула:

- На, хоть сумку донеси. Уже пальцы отваливаются.

Бомж вскинулся:

- Так я ж завсегда, мне и не надо ничего, Вероника Сергеевна.

Женщина вдруг остановилась и очень внимательно и строго посмотрела на алкаша:

- Сколько тебе, Егор Данилыч?

- Пятьдесят девять, матушка.

- Матушка? Мне пятьдесят три. Скажи, неужели вот так лучше? Только стакан? Водка эта проклятая? Без жизни, без дома. Ты сядь, сядь. Я поговорить с тобой хочу. Вот всё, что раньше было, всё забудем. Забудем, что работал ты, семья была. И есть, наверное. Только без тебя семья. И вот правда, нужно, чтобы всё в стакан? Попрошайничать? Унижаться?

- Так я и не прошу особо, кто даст, тому и спасибо.

- Я не об этом. Я понять хочу. Зачем?

Егор как-то посерьёзнел и даже спину выпрямил:

- Зачем? Ну что ж. И об этом можно. Прадед мой спился в тридцать шесть. Шахтёром был, в забое работал. Пятилетку в четыре года. Даёшь! Дед сначала от спирта ослеп, но пить не бросил. Что вы, наоборот, усилился дед мой. Не на того напали. Сгорел в сорок восемь. Цирроз. Отец мой начал пить в тринадцать. И так с тринадцати не притормаживал больше. Его, пьяного, поезд переехал. Сорок девять ему было, бедняге.

Егор посмотрел в небо и почему-то нахмурился.

- Я родился недоношенным, тринадцатого числа. Повитуха, что роды принимала, плюнула на ладонь, посмотрела, руку о юбку вытерла, и мамке так и сказала сразу: откажись, Зоя, так только неудачники рождаются. Вот и пью с пятнадцати. Пивко, винцо с пацанами. Романтика дворовая. Но тянуло всегда. Как начал, так жажда и не отпускает. А вы знаете, что такое похмелье? Не обычное, житейское, а с душой наружу. Когда хандра вместо крови, маета? Если бы ты знала, Вероника Сергеевна, как плохо, стыдно мне и горько после запоя. Через какой ад я прохожу каждый раз, ты бы не спрашивала, зачем. А ведь у меня образование. После школы я в столицу подался, поступил. Студенческая жизнь, общага, посиделки. Дни рождения, свадьбы. Отучился, преподавать начал, а все одно к бутылке тянуло. Как заколдованного.

- Ишь ты! - Вероника строго глянула на мужчину. – Жажда у него. Через ад он проходит. Образование. Неудачник. А завязать? Нет, я понимаю, наследственность и всё такое. Но завязать. Одним махом. Кишка тонка?

- Тонка. Сам знаю. И стыдно мне, но, видать, судьба такая.

- Судьба? Смотри, как заговорил. А путного чего в жизни сделал?

- Так не сделал ещё. Может, успею. Маякнёт мне времечко. Может, и пригожусь.

- Времечко ему маякнёт. Смотри, как бы что другое не замаячило, а там уж перед Господом предстанешь. Вот ему про судьбу и расскажешь тогда. Ладно, пойдем, Егор Данилыч, до почты меня проводишь.

Пьянство — особая форма самоубийства, позволяющая тебе оживать на следующий день. Я, кажется, уже прожил десять или пятнадцать тысяч жизней.

(Чарльз Буковски)

Таких девушек в городе не видели никогда. Высокая длинноногая блондинка в легком летнем платье и необыкновенно красивая шатенка. Что уж там у них случилось – непонятно. Да и как оказались в таком захолустье, наверное, и вовсе не понять.

Зарёванная шатенка всё звонила кому-то, звонила. Но там, видать, трубку не брали. И смотрела она на всех и всё так, что сердце разрывалось.

Вот к ним-то и подкатил к вечеру захмелевший Егор Данилыч. Девчонки шарахнулись, конечно, от чуда такого. Да только и Егор не так прост. Действовал аккуратно, без нажима и как-то подходил статно, осанисто.

Подошёл спокойно, но смотрел только на блондинку - шатенку, словно и не замечал вовсе.

Девчонки напряглись, но агрессии алкаш не демонстрировал, поэтому решили подождать. Хотя за чем к ним такой персонаж подходит, догадались, безусловно. Ну что тут непонятного.

Всё также игнорируя шатенку, Егор, прижав руку к груди, обратился к блондинке:

- Вы знаете, я совершенно без ума от блондинок. Вы обладаете особым сверхъестественным геном эффектности, и это способно буквально выбить из колеи практически любого мужчину. Вы умеете любить необыкновенно нежно и откровенно. В этом есть что-то божественное.

От услышанного блондинка даже рот приоткрыла. А Егор продолжил:

- И я совершенно покорён брюнетками. В их многогранной сексуальности есть магическая зона, в которой смешивается возбуждение, ярость и ревность. Девяносто восемь процентов возбуждения и по одному проценту на ярость и ревность. Брюнетки вдумчивы в своей страсти и любят удивительно чутко. Так что дышать нет сил.

Девчонки таращились на бомжа во все прекрасные глазища, но Егор и не думал останавливаться:

- А рыжие… Это воплощение страстного безрассудства. Бандитки с пламенем вместо крови. Они способны на авантюру и умеют проявить свою страсть так неожиданно и ярко, что ты захлёбываешься от восторга, но ничего не можешь с этим поделать. Но знаете, девушка, - Егор всё также говорил, не глядя на шатенку. – Из всего, что есть на этом свете, самым необыкновенным и прекрасным я нахожу сочетание - зеленоглазая шатенка.

Егор впервые посмотрел на остолбеневшую девушку:

- У вас самые красивые глаза, которые мне довелось видеть в своей жизни. Зеленоглазые шатенки – моя слабость. Я их коллекционирую. Вот здесь, - Егор грязноватым пальцем показал в область сердца. - Но таких, как вы, я не видел никогда. У вас умер кто-то, что вы так плачете?

Шатенка от неожиданности даже заикнулась:

- Н-нет.

- Нет? – бомж улыбнулся. - Ну, тогда, я думаю, у вас всё наладится. Не плачьте, главное. Смотреть на это просто невыносимо. Доброго вечера.

Егор нагнулся и элегантно поцеловал девушке руку.

Надо сказать, что это был эффект вселенского масштаба для маленького городка. Все, кто видел это, были просто в изумлении. Никто ведь ничего не слышал. А поверить в то, что бездомный дядька может подойти к таким девушкам и весьма долго что-то им говорить, а потом поцеловать руку…

После поцелуя Егор как-то быстро ушёл. Народ возле Перекрёстка достаточно долго приходил в себя и обсуждал увиденное. А девчонки ещё долго смотрели ему во след. И шатенка больше не плакала.

Алкоголь, возможно, опаснейший враг человека, но в Библии сказано: возлюби врага своего.

(Фрэнк Синатра)

- Гречка опять подорожала. И масло подсолнечное.

- Да цены вообще как на дрожжах растут. Я щи сегодня варить буду. Вот говядинки взяла кусочек… Ой, гляди-ка, Димка дочурку свою снова в больницу повёл.

- Бедная девочка.

Мимо Перекрестка шёл молодой мужчина и вёл за руку худенькую девчушку лет семи. Щёки девочки были впалыми, под глазами тёмные круги. Её бледная кожа как-то особенно резонировала с этим солнечным летним днём.

К говорившим тёткам подошёл Егор.

- Доброго денёчка, девочки.

- О, глядите-ка! Бабник наш недоделанный, - ехидно бросила одна из женщин. – Что, кур гламурных снова обольщать собрался?

Бомж улыбнулся:

- Я, чтоб вы понимали, красоту ценю. И понимаю в ней побольше вашего.

- Ага, знаток выискался. Глаза-то залил, небось, с утра.

Егор покачал головой:

- Нет ещё, но это поправимо. А как девчушку эту зовут, болезную?

- Нюркой.

- А чем болеет знаете?

- Чем-чем. Рак у неё, Егор Данилыч, онкология. Не спасти уж бедняжку. Ой, Господи, жалко-то как.

- Как-то я её раньше и не видел…

- Ну конечно, - женщина бойко упёрла руки в бока. – Не видел он. Ты только бутылку-то и видишь, а остальное тебе до лампочки.

Егор отошёл немного от тёток и сказал, словно самому себе:

- Так вот кого тень сумеречная искала. А я уж думал ко мне, грешному.

Одна из женщин направилась ко входу в магазин:

- Я, Егор Данилыч, сейчас картошки куплю, сока томатного. До дома мне дотащишь, так я тебе на пиво мелочи наскребу. Понял?

- Понял, Ольга Петровна, понял. Донесу. Только мелочи мне не надо. Вы мне карандаш и блокнот подарите, если не жалко.

- А чего жалеть? Дам блокнот. И карандаши дам. Только тебе они зачем?

- Рисовать буду, - мечтательно сказал бомж и отошёл к лавочке.

- Надо же, Шишкин выискался, - буркнула женщина и вошла в магазин.

У меня нет проблем с алкоголем. За исключением тех случаев, когда я не могу достать выпивку.

(Том Уэйтс)

- Простите, ради Бога, вас Машей зовут? – Егор перегородил дорогу молодой заплаканной женщине.

- Да. - женщина смотрела без опаски, Егора Данилыча знали практически все.

- А Нюра где?

Маша отвернулась и заплакала.

- Её в стационар положили. Хуже стало. Совсем плохо доченьке.

Егор достал из кармана сложенный лист бумаги.

- Вы ей вот это не передадите?

Женщина вытерла слёзы.

- А что это?

- Да так, рисунок. Ничего особенного.

- Я могу посмотреть?

- Конечно.

Маша развернула бумажку. В левом углу было написано «Пароход белый». Носовая часть. Нужно вырезать, спрятать и ждать второй части.

Сам же рисунок, выполненный карандашом, представлял из себя действительно носовую часть красивого парохода, которая была выполнена вполне детально и реалистично.

- Зачем это?

Егор улыбнулся.

- Это игра такая. Вы когда к ней в следующий раз пойдете?

- Послезавтра.

- Хорошо, я вам вторую часть парохода передам. Можно?

Маша кивнула.

- Можно. Мне сказать от кого?

- Нюра меня не знает.

- Знает, Егор Данилыч. Вас многие знают. Вы правда, философию когда-то преподавали?

Бомж очень смутился.

- В той, другой жизни. Я уже и не помню, правда ли это.

Женщина спрятала рисунок и полезла в кошелёк. Но Егор накрыл её руку своей.

- До послезавтра.

Вторую часть белого парохода Егор Данилыч отдал Маше, а третью, последнюю часть отцу девочки Дмитрию, который был предупреждён о такой странной игре.

Через четыре дня к дремавшему на пороге Перекрестка Егору подбежала взволнованная Маша.

- Егор Данилыч, Нюра очень просит вас прийти. Ей совсем плохо. Она…

- Меня не пустят, наверное.

- Со мной пустят, не переживайте, я уже обо всем договорилась. Пойдёмте.

В палате были медсестра и папа девочки. Нюра лежала на кровати с приподнятой спинкой и была очень бледна. В левой руке она держала склеенный из рисунков белый пароход.

Все молча, с каким-то странным ожиданием смотрели на Егора, который подошел к кровати и опустился перед девочкой на колени.

Голос Нюры был едва слышен:

- Я всё правильно сделала, дядя Егор?

Егор Данилыч взял её руку в свою.

- У тебя замечательно получилось. Всё именно так, милая. Всё именно так.

- А что дальше? Мне ведь уже недолго…

- А дальше всё будет хорошо, я тебе обещаю, - и повернувшись к родителям девочки, продолжил. - Вы не оставите нас на минутку, пожалуйста.

После того, как все вышли, Егор положил свою большую ладонь на лоб девочки и что-то прошептал ей на ушко. От чего малышка впервые за долгое время искренне улыбнулась.

Нюра умерла через день. Ей было семь лет и четыре месяца. Хоронили её тихо на маленьком старом кладбище на окраине города. Егора Данилыча на похоронах не было.

На сороковой день после смерти девочки в городе произошло совершенно необъяснимое событие. Ровно в шесть утра на весь город раздались невероятно громкие пароходные гудки. Семь длинных и четыре коротких. Гудки разбудили и переполошили буквально весь город. И об этом странном событии ещё долго шептались бабки у Перекрёстка.

- У нас и пристани отродясь не бывало…

- До ближайшей реки тридцать пять вёрст.

Егора Данилыча тоже больше никто не видел. Ну, пропал бомж, сгинул, велика ли печаль. И только Вероника Сергеевна с улыбкой посмотрела в небо и тихонечко сказала:

- Пригодился-таки, Егор Данилыч. Гляди-ка, пригодился. Вот тебе и неудачник.