Облако

Кочергин все забыл. Пока шел по Загородному, еще все помнил, даже мучился неразрешимым вопросом. А как дошел до Пяти углов, то все забыл. Дойдя до метро «Лиговский проспект», он свернул на Чубаров переулок, этот странный, неправдоподобно оживленный аппендикс, и встал, как вкопанный. Мимо проходили люди и толкали Кочергина. И только когда какой-то нагловатый парень ткнул его плечом, то Кочергин понял, что он Кочергин. Но это не воспоминание было. И в паспорт он не подглядывал, не ощутил никакого призвания. И гены в нем не взыграли. Просто стоял посреди тротуара, как Кочергин, реагировал и мыслил, как Кочергин. Он принял это как факт, но больше ничего не знал. Проходили люди и даже лошадь мимо прошла.
Над Кочергиным проплывало облако. Он задрал голову и посмотрел вверх.

«Какое большое, - подумал Кочергин, - и красивое».

Кочергин добрел до первого попавшегося жилого дома, зашел в подъезд без домофона и замка, но с колокольчиком, и увидел  дверь с длинным рядом кнопок, врезанных в наличник, самых разных форм и размеров, с номером под каждой кнопкой. Кочергин нажал ту, что на уровне глаз. Дверь открыла баба с большим красным носом.

- Кто я? – спросил Кочергин.

Баба показала пальцем на ряд кнопок.

- Почему так много кнопок? – продолжил Кочергин.

- Потому что это коммунальная квартира, придурок. - сказала баба и закрыла дверь так резко, что Кочергина на секунду окружило прямоугольное облачко пыли.

Кочергин подошел к двери напротив, уже без звонков и надписей, и постучал. Дверь открыл полный, неопрятного вида мужчина в тренировочных штанах. Мужчина непристойным образом чесался и смотрел на Кочергина сверху вниз, так как был выше ростом.

- Кто я? – спросил Кочергин.

Неопрятный мужчина почесался еще непристойнее, посмотрел на Кочергина сверху вниз масляными глазами, улыбнулся блестящими зубами и ушел вглубь коридора. Через пять секунд он вернулся, но уже не один, а с таким же неопрятным мужчиной, только с густой черной бородой, в которой запутались какие-то бумажки. Первый чесался и смотрел на бородатого блестящей улыбкой. А бородатый смотрел на Кочергина со странным выражением лица, которое можно было принять за восхищение. Даже губы в трубочку сложил. Но повода для восхищения не было, а было что-то еще в его выражении лица, незнакомое и непонятное Кочергину. Из коридора повеяло холодным верхним светом и носками. Кочергин не понял, но поняло его тело и быстро захлопнуло дверь.

Кочергин подошел к третьей двери, толкнул ее, и дверь со скрипом распахнулась. На пороге оказалась милая девушка в красном махровом халате.

- Кто я?

- Ты? Облако.

- Почему?

Девушка куталась в махровый халат и смотрела на Кочергина снизу вверх, так как была ниже ростом.

- Потому что ты задавал слишком много вопросов. Ты устал, так бывает.

Из коридора повеяло мягким, теплым светом от настольной лампы и розмарином.

- Что будет дальше?

- Странный вопрос. Я не знаю, что будет дальше. Просто заходи, и всё.

Кочергин зашел в квартиру. Потом зашел в девушку. А потом они сидели на кухне и пили чай с брусничным вареньем.

- Почему я облако?

Девушка смотрела на Кочергина неотрывно, разглядывала с головы до ног, наблюдала, как он ест варенье. В ее глазах мелькали то восхищение, то насмешка, и сменялись с такой непредсказуемой частотой, что Кочергин решительно ничего не понимал. Но его тело все понимало очень хорошо. Кочергин смотрел на девушку серьезно, почти испуганно. То скрестив на коленях руки, то поправляя очки средним пальцем, то зачерпывая чайной ложкой варенье.

- Почему я облако?

Девушка словно не вопрос услышала, а ответ. Ее глаза зажглись, растопились медленно, из глубины. Как лампочки Эдисона. Как бумажные фонари южной ночью. Насмешка и восхищение в них сплелись в тугую спираль и горели теперь одним нерушимым, негасимым пламенем.

- Потому что я так хочу, - ответила девушка, - кстати, меня зовут Люба.


***

Кочергин прожил с Любой долгую, счастливую жизнь. На фотографиях он смотрел прямо в объектив с таким видом, будто отвечал за все человечество прямо сейчас. А Люба держала его за руку или под руку и смотрела на него снизу вверх с восхищением и насмешкой.
Они состарились и умерли. Но Кочергин так ничего и не вспомнил.