«On n’a qu’une seul patrie»
- Ну, рассказывай.
- Чего сказывать-та?
- Как ты дошёл до жизни такой? - лейтенант НКВД Конкин впился глазами в Степана.
Степан молча потупил взгляд.
Владимир Конкин, сын фрезеровщика и ткачихи, хорошо учился в школе. Отец объяснил ему устройство фрезерного станка, а мама знала наизусть все басни Крылова. Тётя, геолог, привозила из экспедиций какие-то камни. Наверно, поэтому Володя любил физику, географию, русский язык, сочинял стихи и начал писать драму «Покорение Сибири Ермаком Тимофеевичем», вдохновлённый картиной русского живописца Василия Сурикова.
Под конец восьмилетки его позвали в кабинет к завучу. Два серьёзных офицера в красно-синих фуражках впились в него взглядом. Потом один сказал: “Хочешь поучиться в нашей школе?” И, сделав паузу, добавил: “Для Родины”. Вова немного растерялся, пожал плечами и кивнул бесзвучно: “Да”.
Два года пролетели как две недели. Потому что были каникулы - зимние и летние, когда можно было съездить домой к папе и маме, отъесться и отоспаться. Зато всё остальное время жили в казарме на нарах и ходили строем в учебку, пищеблок и баню. Если бы не каникулы, учёба прошла бы ещё быстрей.
Степан интересовался только географией. Ну, и чуть-чуть химией. Зато с уроков труда уходил последним. Трудовик его обожал. Далеко пойдешь, парень, - обещал.
Степан оправдал пророчество и действительно объехал весь Союз. При случае всегда поминал Ростов-папу, Одессу-маму, Армавир-тещу, Москву-бабушку, и ещё сугубо за сольвычегодских, сольилецких и сольикамских. На Киев кланялся, про Питер молчал, Сусуманом детей пугал, и мечтал увидеть Соловки паломничества ради. Человек он был по натуре душевный, но молчун, и (по-своему) трудяга. Вот и теперь Степан работал - разучался болтать, научался дышать.
- Я, гражданин начальник, не при делах, - начал свою партию Степан.
- Тебя же с поличным взяли, возле взломанного сейфа. Там ещё и деньги оставались, не всё твои подельники унести успели.
- Не гони пургу, начальник. Если б с поличным, ты б в районном опорняке не кантовался б. Чую, не срастается у тебя доказательная база.
- Ты ж, ублюдок, - разыграл гневливость лейтенант Конкин. - Будешь меня, лейтенанта Народного Комиссариата, меня, энкавээшного опера, на харошем счету, меж прочим, меня ты Процессуальному кодексу учить будешь?
- А чё? В облом? Я, я зачёты-та моя сдал, начальник. Дисер пишу теперча, начальник. Буду доцентом. Начальником буду, начальник. - Степану даже понравилась его собственная шутка. Губы растянулись, показав золото и платину.
- Ну, так объясни. Изложи. Открой, так сказать, завесу.
- Не ёрничай, начальник. Я Лермонтова наизусть на горе Арарат читал.
- Слушаю.
- Чё?
- Мцыри.
- Не гони.
- Так ответь за свои слова.
- Харашо. Отвечу.
Немного лет тому назад,
Там, где, сливаяся, шумят,
Обнявшись, будто две сестры,
Струи Арагвы и Куры,
Был монастырь.
- Так ты в бога веришь, - восторгнулся лейтенант Конкин.
Степан пожал плечами и вернулся к работе, замолчал.
Лейтенант прилип к бумаге. “Извращенец, психопат, боговидец” запестрели на государственном бланке. Лейтенант достал из потайного кармана записную книжку, полистал. Нашёл. Сектант! Сектант, точно!
Из книжки выпало фото, сделанное в ателье на Арбате, там возле Гоголя. Уставшая девушка с печальным ребенком на руках рядом с улыбающимся лейтенантом.
Лейтенант вздохнул, спрятал фото, спрятал книжку, пихнул лист с “мною прочитано и подписано” к Степану.
- Давай.
Степан не глянув, нарисовал на линейке подписи полумесяц.
- Что это? - удивился лейтенант.
- С - это. Степан. Неграмотный я.
- От, артисты, - улыбнулся лейтенант, теперь и внеочередное светит.
Посидели в ожидании конвоя. Протокол закрыт, смол ток.
- Так что там было-то?
- Жена болеет. Рак какой-то у неё нашли. Врут, не врут - не знаю. Вроде не врут. Но деньги-то всяко нужны. Вот и развязался Степан Тимофеевич. Я-та в завязке был уже пять лет и три месяца, как девчонка наша Маша-то померла.
В дверь камеры постучали. Зашёл солдат с автоматом.
- Конвой?
- Нет. Звонок вам, товарищ лейтенант, на проходной, срочный. Никак не перестанут. Звонят и звонят.
Конкин встал, надел фуражку.
- Смотри за задержанным.
Вернулся лейтенант через три минуты.
- Мне ехать надо, - сказал.
Вытащил из портфеля бумаги. Перечеркнул “таким образом доказано”. Надписал “Не достаточно улик. Дознание закрыто. Исправленному верить”. Подписался.
Подписал ещё квиток.
- Вы свободны. Это, - протянул бумажку Степану, - постановление следствия о прекращении дознания в отношении вас. Покажите, где спросят.
- Не попадайся больше, - сказал. - Посажу. Жену береги.
